Месть
Шрифт:
— Дэрмот, я знаю столько же, сколько ты, Кирстен и любой из нас. Полиция пришла к выводу, что оба случая не внушают подозрений.
— А ты уверен, что полиция так считает? И что дела эти закрыты?
— Если бы они не были закрыты, мы не смогли бы уехать из Нового Орлеана.
— Это так, но Диллис намерена снова открыть их. Она хочет достать Кирстен, Лоренс, и что бы ни делали мы с тобой, это не остановит ее.
— Побойся Бога, Дэрмот, неужели ты всерьез думаешь, что Кирстен имеет отношение к этим смертям?
— То, что думаю я, не имеет никакого
— Дэрмот! — в отчаянии пробормотал Лоренс, — я могу потерять своего сына, и это, несомненно, случится, если ты не остановишь Диллис Фишер. Я потеряю их обоих, Дэрмот…
— Ты мог бы сохранить Тома, если бы не связался с Кирстен.
От этих слов у Лоренса пропал аппетит, ибо он понимал, что Кемпбел прав. Но разве мог он оставить Кирстен, когда Диллис Фишер готовилась погубить ее? Он ничуть не сомневался в невиновности Кирстен, но для того, чтобы доказать это, придется вступить в борьбу — жестокую, затяжную, с перемыванием грязного белья на виду у всех. Какой же судья во всей стране присудит ему опекунство над Томом при таких обстоятельствах? Кемпбел сейчас — его единственная надежда и он должен убедить его положить конец этой безумной мести.
— Послушай, — сказал Лоренс. — Я знаю, что прошу тебя закрыть амбразуру своим телом. Я знаю, Диллис Фишер сделает все, чтобы ты никогда больше не получил работу на Флит-стрит, но…
— Да, ты совершенно прав, но даже если забыть о Диллис, я буду выглядеть очень глупо, отказавшись от всего, что до сих пор писал о Кирстен. Кто после этого поверит хоть одному моему слову?
— Но ты мог бы завоевать хорошую репутацию, признавшись в своих заблуждениях. Подумай, это было бы просто здорово!
— Ничего не выйдет.
— Почему?
— Просто не выйдет.
— А как выйдет, Дэрмот? Скажи, мне надо знать. Я должен знать это ради двух людей, которых люблю больше всего на свете.
— Ну что ж, — Кемпбел помолчал. — Возможно, выход есть. Учти, я говорю только «возможно». Многое будет зависеть от самой Куколки Кирсти. Хорошо, хорошо, не убивай меня, я больше никогда не буду так называть ее.
— Дэрмот, если ты поможешь нам выбраться из этой ситуации, Кирстен первая позволит тебе называть ее, как ты, черт возьми, хочешь!
Диллис Фишер сидела одна в своем офисе, окна которого выходили на Темзу. Она только что узнала о встрече Дэрмота Кемпбела с Лоренсом Макалистером и о том, что Кемпбел намеревался предпринять. Конечно, его следует остановить и его остановят, ибо он слишком много знает о том, как она преследует Кирстен, и нельзя позволить никаких откровений в газетах. Однако он собирался печатать это не в ее газете, а в какой-то другой — под псевдонимом. Ну что ж, он болван, если надеется, что у него есть хоть шанс проделать такое. Ему, наверное, уже известно, что она уволила его, а значит, это его не беспокоит, как бывало раньше. Сейчас ей нужно одно: найти быстрый и эффективный способ заставить его замолчать.
Она тихо рассмеялась и глубоко задумалась. Теперь, после смерти Анны Сейдж и Джейка
Схема была такой стройной, что даже Диллис, иногда удивлявшаяся тому, как повороты и капризы судьбы играют ей на руку, с трудом верила в это. Она избавится от Кемпбела, а заодно пресечет для настоящего убийцы всякую возможность совершить какую-нибудь глупость, вроде чистосердечного признания полиции. Одним выстрелом она убьет двух зайцев, а вину за это возложит на Кирстен Мередит.
Конечно, нужно время, чтобы отработать детали, ибо каждый должен оказаться в нужном месте в нужный момент. Поэтому она, возможно, не успеет остановить Кемпбела. Но разве в этом дело? Она предвосхитит его историю своей собственной — правдивой, а вместе с тем изобличающей. Она очень долго ждала, когда можно будет напечатать такую статью, и правильно, что ждала.
— Соедините меня с редакцией газеты, — сказала она в микрофон селекторной связи несколько минут спустя.
— Машина ждет вас у подъезда, чтобы отвезти на обед к лорд-мэру, — ответила ее секретарша.
— Хорошо. А теперь соедините меня с Филиппом Макинтайром.
ГЛАВА 31
Детская коляска быстро двигалась по улице. Она вцепилась в ее ручку так крепко, что побелели костяшки пальцев. Ее глаза остекленели. Ребенок плакал. Мимо проносились машины, она шлепала прямо по лужам, поднимая брызги, и люди шарахались в стороны, пропуская ее. На автобусной остановке коляска задела за столб, альбом упал и фотографии рассыпались по тротуару.
Она торопливо подобрала их, засунула в альбом и поспешила дальше. Она не знала, куда идет, и не могла думать. Ребенок плакал так громко, что его плач заглушал другие звуки.
В памяти проносились картины: Лоренс и Кирстен смеются, Лоренс и Кирстен — любят друг друга, Лоренс и Кирстен — завоевывают успех. Будущее казалось ей черной дырой, готовой поглотить ее. Страх и обида тисками сжимали ее сердце, отчаяние захлестывало ее. В ушах, заглушая плач ребенка, раздавались странные зловещие звуки детской колыбельной, от которых хотелось рыдать.
Она вкатила коляску в ворота парка и села на скамейку под проливным дождем. Любопытные взгляды прохожих приводили ее в ярость. От страха ей было трудно дышать. Она уже убила двоих и собиралась убить снова. Кирстен. Она должна убить Кирстен. Она выхватила из коляски альбом и в паническом ужасе уставилась на запачканные грязью фотографии Кирстен. Кирстен и Лоренс. Кирстен и Том. Кирстен и Джейн. Семья Кирстен. Нет, ее семья. Лоренс и Том принадлежат ей…
Она вскочила на ноги и швырнула альбом в коляску. Он ударился о голову ребенка, но ей было все равно. Пусть ребенок плачет. Пусть истекает кровью, пусть узнает боль, как узнала она. Она не будет его утешать. Ее ведь никто никогда не утешал…