Место назначения неизвестно (др. перевод)
Шрифт:
Глава 16
– Добрый вечер, миссис Беттертон.
– Добрый вечер, мисс Дженсон.
Тощая девушка в очках лучилась восторгом, ее глаза за толстыми стеклами сияли.
– Сегодня вечером будет Большое Собрание! – объявила она. – Сам директор намерен обратиться к нам! – Женщина едва ли не задыхалась от благоговения.
– Это хорошо, – заметил стоявший поблизости Энди Питерс. – Мне давно хочется взглянуть на директора.
Мисс Дженсон бросила на него взгляд, полный неодобрения и едва ли не потрясения.
– Директор –
Когда женщина скрылась из виду в одном из неразличимо-белых коридоров, Энди Питерс негромко присвистнул.
– Мне слышится в этом некий отзвук клича «хайль Гитлер!» или я ошибаюсь?
– Точно, прозвучало похоже.
– Главная беда этой жизни – в том, что никогда подлинно не знаешь, куда попадешь. Если бы, уезжая из Штатов полным мальчишеского стремления к старому доброму Братству Людей, я знал, что окажусь в когтях очередного богоизбранного диктатора… – Он развел руками.
– Вы и сейчас не знаете этого точно, – напомнила Хилари.
– Я это чую – здесь весь воздух этим пропитан, – возразил Питерс.
– Как я рада, что вы здесь! – выпалила Хилари и покраснела, когда он озадаченно взглянул на нее. – Вы такой милый, такой обычный, – в отчаянии попыталась объяснить она.
Питерса это, казалось, развеселило.
– Там, откуда я приехал, слово «обычный» имеет совсем другое значение, чем то, которое вы в него вложили. Оно, скорее, означает «скучный» или «посредственный».
– Вы же понимаете, что я не это имела в виду. Я хотела сказать – вы такой же, как все… О боже, это тоже звучит грубо…
– Вы хотите сказать – «просто человек»? Именно такого собеседника вы ищете? Вам так надоели гении?
– Да, и вы изменились с тех пор, как прибыли сюда. В вас больше нет той горечи… или ненависти…
Внезапно лицо Питерса омрачилось.
– Вы ошибаетесь. Они все еще здесь – в глубине моей души. Я по-прежнему могу испытывать ненависть. Поверьте, есть вещи, которые следует ненавидеть.
Большое Собрание, как назвала его мисс Дженсон, состоялось после ужина. В большом лекционном зале собрались все ценные работники Объекта и их супруги.
В число слушателей не входил так называемый технический персонал: лаборанты, участники балетной труппы, разного рода обслуга и маленькая группа элитных проституток. Последние работали на Объекте, обеспечивая секс тем мужчинам, у которых не было жен и которые не завели отношений с работающими здесь женщинами.
Сидя рядом с Беттертоном, Хилари со жгучим любопытством ожидала появления на кафедре этого почти мифического персонажа – директора Объекта. На ее расспросы Том Беттертон отвечал как-то туманно, его слова почти ничего не говорили о личности человека, руководившего Объектом.
«Там смотреть особо не на что, – заявлял Беттертон. – Но он чрезвычайно харизматичен. На самом деле я видел его всего два раза. Он нечасто показывается нам на глаза. Конечно, чувствуется, что он примечательный человек, но чем именно – я, честно говоря, не знаю».
По тому, с каким почтением мисс Дженсон и некоторые другие женщины говорили о директоре, Хилари вообразила себе некий смутный образ: высокого мужчину с золотистой бородой, в белоснежном одеянии – этакую богоподобную абстракцию.
Она едва не вздрогнула, когда все слушатели вскочили на ноги. На кафедру тихо поднялся темноволосый, довольно плотного сложения
– Во вступлении, – начал он речь, – позвольте мне поприветствовать наших новых коллег, недавно вступивших в наши ряды… – Директор посвятил несколько слов каждому из новоприбывших, а после этого перешел к целям и задачам Объекта.
Впоследствии, пытаясь припомнить его слова, Хилари обнаружила, что не может в точности воспроизвести их в памяти. А может быть, как ей и запомнилось, сами слова были обычными и банальными. Но внимать им – это совсем иное дело.
Хилари вспомнила, как одна подруга, жившая в Германии перед войной, рассказывала ей, что однажды из чистого любопытства пошла на митинг послушать «этого безумного Гитлера» – и в итоге в какой-то момент поняла, что истерически рыдает, охваченная общими эмоциями. Она описывала, каким мудрым и вдохновенным казалось каждое слово вождя и какими общими и невыразительными эти же слова были на самом деле – потом, когда их вспоминали в спокойной обстановке.
Что-то в этом роде творилось и сейчас. Хилари невольно чувствовала волнение и душевный подъем. Директор говорил очень просто. Говорил он в основном о Молодости. Молодость – вот где секрет будущего людей.
– Накопленные богатства, престиж, влиятельные семьи – таковы были ценности прошлого. Но сегодня сила отдана в руки молодым. Сила кроется в разуме. В разуме химика, физика, врача… Из лабораторий выходит сила, способная уничтожить многое. С этой силой вы можете сказать всем: «Уступите – или погибните!» Эту силу не следует отдавать во владение тому или иному государству. Сила должна оставаться в руках тех, кто ее создает. Этот Объект – место сбора силы со всего мира. Вы прибыли со всех концов земного шара, принеся с собой творческое научное знание. И вместе с ним вы принесли саму Молодость! Здесь нет никого старше сорока пяти лет. Когда придет день, мы создадим свою веру. Веру в Силу Науки! Мы будем управлять мировой политикой. Мы будем диктовать свои указы капиталистам и королям, армии и производству. Мы должны дать всему миру Pax Scientifica [35] .
35
Мир Науки (лат.).
Дальнейшая речь была столь же страстной и пьянящей. Но не сами слова, а мощь оратора так захватила аудиторию, которая восприняла бы эту речь холодно и критически, если бы не этот прилив безымянных эмоций, которого никто не ожидал. В итоге директор резко оборвал выступление, бросив напоследок:
– Отвага и победа! Желаю всем доброй ночи.
Хилари выходила из зала, едва ли не пошатываясь, словно в каком-то возвышенном трансе, и по лицам окружающих видела, что они испытывают то же самое. В особенности ей запомнился Эрикссон: светлые глаза блестят, голова торжествующе вскинута. Затем Хилари ощутила, как ее локтя коснулись пальцы Энди Питерса, а его голос прошептал ей на ухо: