Место назначения неизвестно
Шрифт:
— Утверждаете, что меня примут за Оливию Беттертон. Они якобы не знают, как она выглядит. Имеют лишь общее описание. Почему вы так уверены?
Джессоп пожал плечами:
— Никогда ни в чем нельзя быть уверенным до конца. Но мы знаем вполне достаточно о структуре подобных организаций, и можно утверждать, что в их международной деятельности практикуется минимум передачи информации между странами. В этом большое преимущество! Если мы захватим слабое звено в Англии — заметьте себе, что в любой организации обязательно такое найдется, — то это слабое звено цепочки не будет ничего знать о том, что происходит во Франции, Италии или Германии, или
Хилари спросила:
— Вы раньше уже так поступали?
— Да. Мы проделали это в Швейцарии. Очень ненавязчиво. Что касается всей операции, то она провалилась. Если кто-то вступал там в контакт, то мы не знали об этом. Контакты были очень краткими. Естественно, они ожидают, что за Оливией Беттертон возможна слежка. Они приготовятся к этому. И наша задача — проделать свою работу более тщательно, чем в прошлый раз. Мы должны попытаться перехитрить наших противников.
— Значит, вы и ко мне приставите «хвост»?
— Конечно.
— Как?
Он покачал головой:
— Намного лучше, если вы не будете этого знать. О чем вы не знаете, о том вы и не сможете рассказать.
— Вы считаете, что я выдам вас?
Джессоп в очередной раз нацепил на лицо свою совиную маску.
— Не знаю, насколько талантливая вы актриса… насколько талантливая лгунья… Это не просто. Вопрос не в том, что вы можете проговориться о чем-нибудь по неосторожности. Промах можно допустить каким угодно образом: внезапным вдохом, секундной паузой в каком-нибудь действии, прикуривании сигареты, например. В узнавании какого-нибудь имени или знакомого. Вы попытаетесь скрыть это, исправиться, но иногда и мгновения бывает достаточно.
— Это значит, что я должна быть начеку каждую секунду?
— Именно. Ну а пока продолжим урок! Как будто опять вернулись в школу, правда? Теперь вы уже совершенный специалист по Оливии Беттертон. Давайте перейдем к другому!
Шифры, возможные реакции, различный реквизит. Урок продолжался: вопросы, повторения, попытки запутать, заставить ошибаться, затем — варианты предположительных ситуаций и ее действия в них. Джессоп выглядел довольным.
— Вы справитесь, — сказал он, по-отечески похлопывая ее по плечу. — Вы способная ученица. И запомните вот что: как бы сильно вам временами ни казалось, что вы остались в полном одиночестве, не забывайте, что, возможно, это не так. Я сказал «возможно», за большее ручаться не могу. У нас чертовски умный противник.
— А что случится, — спросила Хилари, — если я достигну конечного пункта путешествия?
— То есть?
— То есть когда я встречусь лицом
Джессоп помрачнел.
— Да, это опасный момент. Могу лишь только сказать, что у вас будет защита. Если, конечно, все пройдет по нашему плану. Но в основе самой операции, как вы, вероятно, помните, лежало условие, что вам не слишком хочется остаться в живых.
— Если серьезно, то на успех один шанс из ста? — сухо спросила Хилари.
— Верю, мы можем немного их увеличить. Тогда я не знал, что вы из себя представляете.
— Да, не знали. — Хилари задумалась. — Мне кажется, для вас я была всего лишь…
Он закончил за нее:
— Женщиной с приметной рыжей шевелюрой, у которой не было мужества продолжать жить.
Она вспыхнула:
— Довольно циничное суждение.
— Но справедливое, не так ли? Я не жалею людей. Хотя бы потому, что это оскорбительно. Жалеют людей только в том случае, когда они сами себя жалеют. В настоящее время жалость к самому себе — самый большой в мире камень преткновения!
Хилари задумалась.
— Возможно, вы и правы. А разрешите ли вы себе пожалеть меня, если я буду ликвидирована, как там у вас это называется, во время выполнения задания?
— Пожалеть вас? Нет. Я прокляну все на свете, потому что тогда мы потеряем человека, стоившего всех тех хлопот, которые были на него затрачены!
— Ну и комплимент.
Несмотря ни на что, это было приятно.
— Мне пришла в голову еще одна вещь, — продолжила она деловым тоном. — Вы сказали, что никто из них, вероятно, не знает, как выглядит Оливия Беттертон, но что, если вдруг кто-нибудь узнает меня? У меня в Касабланке нет знакомых, но ведь есть еще люди, которые летели сюда со мной в самолете. И можно случайно встретиться с кем-нибудь из них.
— О пассажирах самолета вам нет нужды беспокоиться. Люди, которые летели с вами вместе из Парижа, бизнесмены. И они продолжили путь в Дакар. Здесь вышел кроме вас только один человек, но улетел уже назад в Париж. Отсюда вы поедете в другую гостиницу, в ту, где для миссис Беттертон забронирован номер. Вы будете одеты в ее одежду, у вас будет ее прическа, а пара кусочков пластыря по краям лица сделает вас совершенно неузнаваемой. Между прочим, над вами еще поработает врач. Под местной анестезией, так что больно не будет, однако вам придется заиметь несколько натуральных отметок в память о катастрофе.
— Вы работаете очень тщательно, — заметила Хилари.
— Приходится!
— Вы не спрашиваете меня, — продолжила Хилари, — сказала ли мне перед смертью что-нибудь Оливия Беттертон.
— Вас мучают угрызения совести?
— Извините.
— Не стоит. Я уважаю вас за это. Я бы тоже хотел ощутить угрызения совести, но их нет в списке применяемых мною приемов.
— Она действительно сказала кое-что, и, наверное, я должна рассказать вам об этом. Она сказала: «Передайте ему», в смысле, Беттертону, «передайте ему, чтобы был осторожен. Борис опасен».
— Борис, — Джессоп с интересом повторил имя. — А! Наш корректный иностранец, майор Борис Глидр!
— Вы знаете его? Кто он?
— Какой-то поляк, приходил ко мне в Лондоне. Выдает себя за двоюродного брата первой жены Тома Беттертона.
— Выдает?
— Если говорит правду, то он — двоюродный брат покойной миссис Беттертон. Но в этом мы можем полагаться только на его честность.
— Беттертон была напугана, — нахмурясь, вспомнила Хилари. — Вы можете описать его? Для того, чтобы я смогла узнать.