Место
Шрифт:
— Домой, в Москву, — сказал Дракин, пристально глядя на собаку. — Москва, понимаешь? Измайловский парк и оттуда — где ты там раньше жил…
Уж такую конструкцию пес никак не мог понять, откуда ему знать географию. Тем не менее, он с явным усилием приподнял голову и даже попытался гавкнуть. Из его пасти вылетел сгусток крови и шлепнулся на земляной пол.
— Лежи уж, — вздохнул Евгений. — Планы строить — дело хорошее… да только не жилец ты, надо полагать.
Антон глухо рыкнул. Недобро. Протестующе.
— И это понимаешь? — удивился юноша. — Ну ладно, извини за пессимизм. На самом деле я в собачьих болезнях ничего не смыслю, так что игнорируй мое суждение, как некомпетентное…
Нет, у меня точно крыша едет, подумал
Вернулась Алиса — со старой матерчатой сумкой, словно домохозяйка советских времен. Вот только в сумке лежали вовсе не магазинные продукты, а какие-то почти черные, резко пахнущие листья, куски обросшей бледным волосатым лишайником коры и даже грибы самого подозрительного вида, больше похожие на скопление мокрых бородавок. Евгений понимал, что лекарственное сырье вовсе не обязано выглядеть и пахнуть, как розы, и все же посмотрел на эти дары леса скептически. А уж когда девушка принялась тшательно пережевывать эту дрянь, сплевывать в ладонь темную тягучую слюну и мазать раны собаки, Евгений и вовсе предпочел отвернуться, чувствуя, как к горлу снова подступает тошнота. Кажется, что-то из пережеванного Алиса скормила самому Антону; пес покорно глотал, хотя явно не испытывал от этого удовольствия. «Хорошо, что хоть не в обратную сторону», — подумал Евгений; ему вспомнилось, что волки кормят детенышей отрыгнутой пищей — и, разумеется, не видят в этом ничего плохого. Впрочем, зайцы и кролики, которыми так любят умиляться недалекие люди, вообще едят собственные фекалии, и для них это тоже нормальная часть пищеварительного процесса… Кто на самом деле должен быть более отвратителен человеку — какой-нибудь чешуйчатый монстр, питающийся, как и сами люди, свежим мясом, или такой вот милый зайка? Вопрос, на самом деле, лишен смысла, ибо глупо оценивать норму одного биологического вида с позиций другого…
Глупо, да. Но смотреть все равно противно.
Разумеется, без Антона охота на лесную дичь в этот день не состоялась. Вместо свежего мяса Алиса принесла из леса какие-то пупырчатые коренья; Евгений уже был готов к тому, что они сейчас начнут шевелиться и кусаться, но коренья вели себя так, как кореньям и положено — то есть никак.
— Ешь, — она протянула свою добычу Дракину.
— А ты? — спросил он не без подозрения в голосе.
— Я уже.
Евгению ничего не оставалось, как по возможности старательно очистить корень от земли и сунуть в рот. На вкус он оказался сладковатым и довольно сочным, отдаленно напоминая помесь редиса с капустной кочерыжкой. Как ни странно, эта пища была довольно-таки сытной.
В течение этого дня Дракин несколько раз пытался разговорить Алису, надеясь узнать что-то о ее прошлом, но не преуспел. Девушка по большей части возилась со своим псом, который был все так же плох, а на вопросы отвечала односложно и порою вообще невпопад. Скучая, Евгений выходил из хижины, прогуливался по поляне, глядел в серую пустоту, заменявшую здесь небо, но углубляться в лес не решался. Кажется, граница поляны и впрямь имела некое символическое значение; насколько понял Дракин со слов Алисы, твари из леса хотя и могли ее пересечь, все же предпочитали не делать этого без веской причины. Правда, как выяснилось, такой причиной могут быть даже закопанные в землю кости; Евгений поинтересовался, надо ли их выкопать и перенести в лес, но Алиса ответила, что теперь в этом уже нет смысла. Действительно, в эту ночь ни прежнее, ни новые чудовища не приближались к хижине. Правда, Евгения несколько раз будили крики, стоны и завывания, доносившиеся из мрака леса. Один жуткий вопль, полный боли и страха, прозвучал совершенно по-человечески; Евгений даже подпрыгнул на своей травяной кровати.
— Кто это? — хрипло спросил он Алису, которая тоже проснулась.
— Мертвец, — спокойно ответила она.
— Мертвец?! Ты хочешь сказать, что у вас тут, — он запнулся, — ж-живые мертвецы бродят?
— Был — живой. Теперь — мертвец, — лаконично пояснила Алиса.
Следующий день оказался весьма похож на предыдущий, за одним исключением: у Антона обозначилась, как выражаются медики, положительная динамика. Пес, конечно, все еще лежал влежку, но уже не выглядел умирающим; раны подсохли и больше не казались свежими — удивительное дело, подумал Евгений, ведь на них даже не были наложены швы, да и никакой антисептической обработки тоже не было… не считать же за таковую обмазывание пережеванными растениями… Да и вообще, внешне-то все может выглядеть и неплохо, но кто знает, какие воспалительные процессы еще могут развиться внутри, подумал Дракин, теребя нос.
Вдруг он отдернул руку, поморщившись — ему стало больно. Он сообразил, что за последние пару дней чешет нос уже не в первый раз, но доселе просто не обращал на это внимание — но вот теперь, кажется, расчесал уже основательно. «С чего бы это вдруг? — подумалось ему, и тут же пришел успокоительный ответ городского жителя: — Наверное, укусил кто-то». Гм! Такой ответ звучит успокоительно для Москвы, где «кто-то» означает всего-навсего комара, причем не малярийного — а вот что за погань могла его тяпнуть здесь, и с какими последствиями…
— Алиса, отвлекись на минуту от своей собаки. Посмотри, что у меня на носу?
— Красное, — сказала девушка, бросив на него не слишком обеспокоенный взгляд.
— Сильно красное?
— Нет.
— Как по-твоему, это опасно?
— Не знаю. Вряд ли.
Евгения, разумеется, задело такое безразличие к его здоровью, особенно на фоне поглощавшей все внимание девушки заботы об Антоне. Конечно, жуткие травмы, полученные псом, нельзя было сравнить с каким-то красным пятнышком на коже, но все-таки одно дело собака, а другое — человек! Причем, похоже, единственный в этом мире, не считая самой Алисы… И, между прочим, с маленьких красных пятнышек иногда начинаются вещи похуже глубоких ран и переломанных костей. Проказа, например… и мало ли какие еще могут быть местные болезни…
Чувствуя, как жидкий лед разливается по животу и сердце переходит на испуганный галоп, Евгений ощупывал свой злосчастный нос — вроде ни онемения, ни язв нету… — потом вспомнил о пудренице с зеркальцем и принялся торопливо копаться в старом тряпье, разыскивая ее. Интересно, кстати, что для Алисы этот предмет, похоже, не представлял ни малейшей ценности. Ну понятно, наводить красоту ей тут особо не перед кем… и все-таки — девчонка, не имеющая желания хотя бы иногда взглянуть на себя в зеркало? Впрочем, то, что Алиса — странная девушка, было понятно с самого начала их знакомства…
Наконец Евгений обнаружил искомое и, выйдя на улицу, где было посветлее, тщательно — насколько позволяло мутное маленькое зеркальце — осмотрел свой нос. Выглядело и впрямь нестрашно — кажется, даже и не след от укуса… покраснение, скорее всего, вызвано его собственными усилиями. Не надо было расчесывать, как в старом анекдоте про Гондурас. Но ведь что-то вызвало зуд?
Может, просто грязь, мрачно подумал Евгений. Если я не найду, где можно нормально помыться, через неделю буду чесаться весь.
Он вновь с тоской посмотрел в небо, лишенное каких-либо светил. Сама по себе сплошная облачность — если это облачность — для современной астрономии еще не катастрофа. Радиотелескоп бы сюда… Любые бытовые проблемы, связанные с полудикой жизнью — сущая ерунда по сравнению с тоской неизвестности. Даже если окажется, что местные звезды не имеют ничего общего с картиной земного неба, это все равно лучше, чем…
Чем тот кошмар, который упорно подсовывало ему подсознание. Мысль о том, как он сканирует небо в радио- и в рентгеновском диапазоне — и видит то же самое. То есть ничего. Совсем ничего. Потому что нет здесь никаких звезд.