Метафизика памяти

Губин Валерий Борисович

Проблема «непостижимого воспоминания»

Существует чистое прошлое, свое рода «прошлое вообще», и воспоминания о нем составляют необходимую часть сознания. Такое прошлое не предшествует настоящему, а напротив, оно предполагается им как условие, без которого настоящее не могло бы пройти. «Прошлое вообще» делает возможным любые прошлые. Другими словами, каждое настоящее возвращается к себе как прошлое. Настоящее не может пройти, полагал А. Бергсон, если оно уже не является прошлым в то же самое время, когда оно было настоящим. Чтобы вспомнить что-то конкретное, надо быть способным помнить и вспоминать вообще. Эта память никогда не выражается адекватно в каких-либо конкретных воспоминаниях. «Прошлое сосуществует не только с настоящим, каким оно было, но… оно является полным интегральным прошлым, оно – все наше прошлое, сосуществующее с каждым настоящим» [19] .

И память об этом чистом прошлом является чистой памятью, условием возможности каждого конкретного воспоминания. Я обладаю такой памятью, поскольку я человек. Эта память входит в мою плоть и кровь, делает меня человеком.

19

Делез Ж. Бергсонизм. С. 137–138.

Попытка удержаться в такого рода памяти создает удивительное убеждение – вся смысловая конфигурация мира замыкается на мне. Не будь меня, хотя бы потенциально, и в этом месте цепь прервется, и в место разрыва ринутся пустота и бессмысленность. Если я не буду помнить, то все будет забыто.

Иногда, в особом состоянии духа нам кажется, что еще минута, и мы вспомним, узнаем самое важное, то, что составляет существо всей нашей жизни: кто мы такие, откуда пришли, почему страдания составляют большую часть нашей жизни, в чем смысл нашего существования. Разумеется, ничего «самого важного» вспомнить в конкретном образе нельзя, но сама попытка вспомнить это, сама попытка удержаться в этом состоянии, создает особый внутренний строй души.

Музыка играет так весело, так радостно, и, кажется, еще немного, и мы узнаем, зачем мы живем, зачем страдаем… Если бы знать, если бы знать! (А. Чехов. Три сестры).

К. Ясперс пишет о том, что человек как экзистенция живет в сознании непостижимого воспоминания, как будто он ведает о творении или будто может вспомнить, что он созерцал до бытия мира [20] .

А можно ли считать воспоминанием то, что нельзя восстановить в памяти? Допустим, мы не можем вызвать в памяти события за последние тридцать лет, но ведь они все равно омывают нас со всех сторон; зачем же тогда останавливаться на тридцати годах, почему не продлить минувшую жизнь до того времени, когда нас еще не было на свете? Раз от меня скрыто множество воспоминаний о том, что было до меня, раз я их не вижу, раз я не могу к ним воззвать, то кто мне докажет, что в этой “тьме тем”, остающейся для меня загадкой, нет таких воспоминаний, которые находятся далеко за пределами моей жизни в образе человека? (М. Пруст. Содом и Гоморра).

20

 См.: Ясперс К. Философская вера // Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1991. С. 427.

Главное стремление живого человека – стремление вырваться из мира сплошной обусловленности, вернуться, хотя бы в воображении, к тому состоянию, когда ничего этого еще не было, «вспомнить» то, чего вспомнить нельзя, найти тот «след», который отличает человека от всего того, что его создает и поддерживает. Если я родился 40 или 50 лет тому назад, а до рождения меня не было и быть не могло, то это неоспоримый факт биологии и антропологии. Но все это огромная проблема с точки зрения философии. Где я был? Сказать: «нигде» – слишком сильное утверждение. Откуда-то я взялся? Одними биологическими причинами нельзя объяснить возникновение моего душевного и духовного измерения. Может быть, я существовал всегда, как существует природа, только в некоем потенциальном виде? Согласно антропному принципу, параметры Вселенной в принципе допускают возникновение человека: «Мы видим Вселенную такой, потому что только в такой Вселенной мог возникнуть наблюдатель, человек». Будь эти параметры немного другие, и человек был бы невозможен. И действительно, чтобы образовалась живая клетка, было необходимо такое необыкновенно сложное сочетание большого количества универсальных физических параметров, что ученые вынуждены либо допустить наличие разумного Создателя, либо искать нетривиальные объяснения данного обстоятельства.

Сказать, что так устроено Богом, – также слишком сильное утверждение, поскольку не допускает ни малейшей опытной проверки. Можно сказать, что я был всегда и везде, правда, только как потенциальная возможность. Но в этом предположении тоже есть элемент фантастики. Скажем, это должна быть такая потенциальность, без которой существование окружающего мира было бы не закончено, не оформлено, неполноценно. Поскольку человек – высшая форма жизни, а всякая другая жизнь – лишь отпадение от нее, точно также он является, по-видимому, высшей формой материи, он «нужен» Вселенной, ибо кто еще смог бы ее обозреть, оценить, раскрасить, восхититься ее бесконечностью и непостижимостью? Догадка о равновеликости

человека и космоса с древних времен выражалась в гипотезе микрокосма, в котором как в зеркале отражается большой мир с его сложностью и невыразимостью. Надо только вспомнить то, что отразилось. Но если удается что-то вспомнить, то эти воспоминания выражаются в форме непостижимой тайны. Стоишь перед тайной, и само это стояние делает тебя памятливым. Каждый человек, обладающий такой памятью, является поэтом, хотя он может и не создавать никаких произведений. Каждый такой человек – это прорыв в устойчивом, необходимом, фундаментально обоснованном мире.

Память – это не только совокупность всего, что с нами случалось. Мы все время пытаемся вспомнить что-то самое главное, то, чего вспомнить нельзя. Например, во сне, когда нам снятся удивительные города, в которых мы никогда не были, и необыкновенные люди, с которыми мы никогда в реальной жизни не встречались. Мне иногда снится один и тот же навязчивый сон: я пытаюсь прочитать книгу, в которой, как мне известно, записаны главные тайны моего существования. Я открываю ее и не могу разобрать ни одного слова. И там же, во сне, я все надеюсь, что когда-нибудь мне удастся сконцентрироваться и прочесть хотя бы немного из этой книги.

Память о том, о чем помнить нельзя, идея непостижимого воспоминания выражена, например, в теории коллективного бессознательного К. Юнга. Архаические структуры психики содержат в себе совокупность архетипов (прообразов) – древних способов понимания и переживания мира. Эта «память», которая виртуально живет во мне и никогда непосредственно не осознается. Коллективное бессознательное при нормальных условиях не поддается осознанию, никакая аналитическая техника не поможет его «вспомнить»: ведь оно, в отличие от личного бессознательного, никогда не было вытеснено или забыто. В то же время коллективное бессознательное не существует наподобие некоторых врожденных структур нашей психики, передающихся по наследству. Это, по Юнгу, не врожденные представления, а врожденные возможности представления, ставящие известные границы самой смелой фантазии. Это как бы категории деятельности воображения, априорные идеи, существование которых не может быть установлено иначе, как через опыт их восприятия. Архетипические образы особенно наглядно могут выступать в символической форме искусства. «Они проявляются лишь в творчески оформленном материале в качестве регулирующих принципов его формирования, иначе говоря, мы способны реконструировать изначальную подоснову прообраза лишь путем обратного заключения от законченного произведения искусства к его истокам» [21] .

21

Юнг К. Об отношении аналитической психологии к поэтико-художественному творчеству // Юнг К. Феномен духа в искусстве и науке. М., 1992. С. 116.

Неудивительно, считает Юнг, что в типической ситуации мы внезапно ощущаем или совершенно исключительное освобождение, чувствуем себя как на крыльях, или нас захватывает непреодолимая сила. В такие моменты мы уже не индивидуальные существа, мы – род, голос всего человечества, просыпающийся в нас. Архетип, проявляющийся в сновидении, фантазии или в жизни, всегда несет в себе некоторое особое влияние или силу, благодаря которым его воздействие носит нуминозный, т. е. зачаровывающий, характер. Архетип захватывает психику изначальной силой и вынуждает ее выйти за пределы человеческого. Он ведет к преувеличению, раздутости, проявлению недобросовестности, одержимости, рождает иллюзии как в хорошем, так и в дурном.

Только художник средствами своего таланта может выразить могучую энергию архетипа, главной составляющей непостижимого воспоминания. Любое отношение к архетипу, полагает Юнг, задевает нас, пробуждает в нас голос более громкий, чем наш собственный. Объясняющийся прообразами говорит как бы тысячами голосов, он пленяет и покоряет, поднимает описываемое им из однократности и временности в сферу вечного, возвышает личную судьбу до судьбы человечества и таким образом высвобождает в нас те спасительные силы, которые всегда помогали избавиться от любых опасностей и преодолеть даже самую долгую ночь. Такова тайна воздействия искусства.

Все вышесказанное относится к памяти вообще, к способности человека вспоминать и держаться вспомненного, помнить о другом мире, другой жизни, которые забыты или прячутся от нас в нашем повседневном существовании. Способность видеть, чувствовать, воображать, пытаться вспомнить эту «истинную», прячущуюся от нас реальность является метафизической способностью, лежащей в основе философии, религии, науки, искусства.

Это не просто память о случившихся событиях или состоявшихся переживаниях, это память как вечно длящееся состояние. Без этой памяти невозможно оценить значимость и бездонную глубину любого предмета, любого чувства, загадочность и неисчерпаемость мира, а жизнь представлялась бы бесконечной чередой похожих друг на друга дней, изредка скрашиваемой мелкими радостями.