Металл дьявола
Шрифт:
Омонте закурил.
— А потом, — продолжал Сентёно, — пришли испанцы, пропади они пропадом! И с ними иезуиты, деятельные и предприимчивые, как муравьи. Их повели индейцы, и они нашли руду, прорыли горизонтальные штольни, а оттуда уже пробуравили гору «к самому солнцу», снизу вверх, искромсав ее изнутри и оставив раны на поверхности. Я видел такие горы, просверленные насквозь, вдоль и поперек. Но не всегда удавалось спокойно добывать золото и класть его в карман. Порой индейцы были покорны, а порой и бунтовали. В Вилаке вы можете найти в реке свинцовые пули, которыми стреляли испанцы в индейцев. И еще найдете вы в расщелинах склады ртути
Испанец, опьяненный собственным красноречием, витал мыслью в сказочных временах и краях.
— Разумеется, не всех вешали! Ведь без индейцев не добыть ни золота, ни серебра из боливийской земли. Я сам испанец, слава богу, и знаю, что говорю. Пик Потоси открыл индеец. Видели вы его?
— Индейца? Никогда…
— Да нет, дружище, пик! Индеец этот помер триста лет назад. Это красно-бурая гора безупречно конической формы. Из своих пяти тысяч шахт она выдавала столько серебра, что на каждого из восьмидесяти тысяч жителей приходилось — представьте только себе, Омонте, — от трехсот до четырехсот тысяч песо… Король Испании с 1545 года, когда была открыта жила «Сентено», — да, она называлась «Сентено», так же, как я, — до 1661 года получил в счет королевского кинто[28] три тысячи двести сорок миллионов песо. Это была пятая часть сокровищ, полученных из рудников Потоси, не считая тайного вывоза и того серебра, что шло на изготовление посуды, церковной утвари, статуй святых, — все это можно увидеть и теперь в старинных домах и храмах Потоси, Чукисаки и вообще по всей Боливии. Разворованное серебро тоже, разумеется, в. счет не идет. Я вам не сказки рассказываю: из серебра, добытого в Потоси, можно было построить мост шириной в вару, который соединил бы наши Индии с Испанией.
— Какие Индии?
— Сенон, все эти земли назывались Индиями… Да, серебряный мост, но рядом можно было бы воздвигнуть другой, — из костей индейцев, погибших на работе в рудниках. Ваше здоровье!
Они выпили по глотку ароматного вина.
— Индейцам не нравилась эта работа, — продолжал Сентено, — они справедливо считали ее проклятием. Инки добывали золото и украшали свои алтари либо делали из него драгоценности, но никогда не чеканили монеты, как белые. А белые мечом и крестом принуждали индейцев буравить горы. Знаете ли, как это делалось? Сейчас я расскажу вам, что учинили однажды иезуиты.
Он сунул под свою выпяченную верхнюю губу крошечный окурок, затянулся и продолжал:
— Несколько лет назад я был в Инкисиви. В тех местах находятся рудники, принадлежавшие иезуитам, и там спрятан знаменитый клад Сакамбайи, неподалеку от рудника, который носит то же имя. Иезуиты, когда их изгоняли, не могли взять с собой накопленные сокровища и зарыли их в землю. А потом, чтобы не осталось свидетелей, хладнокровно перебили всех индейцев, которые им помогали.
Потрясенный Омонте не сводил глаз с испанца. А тот в увлечении продолжал рассказ:
— В 1666 году на другом легендарном руднике, в той же области— индейцы называли его «Чукикаркамири», а испанцы — «Сан-Хуан-Баутиста», — местные индейцы, не выдержав рабства, восстали, перерезали и перебили всех испанцев и стерли с лица земли всякий след рудника. А потом покинули эти места. И вот уже три века никто не смеет туда проникнуть — нет ни индейцев, которые могли быть проводниками, ни путей, ни дорог.
— Хорошо бы найти их, правда?
— Глупости, фантазии… Да и зачем думать о золоте? Зачем думать о серебре? Теперь, говорят, следует заниматься оловом.
Из соседней комнаты послышался голос супруги Сентено:
— Хосесито, до каких пор можно разговаривать? Уже, наверно, двенадцать часов. Дону Омонте завтра утром работать…
— Ай, дон Сенон! На этот раз я нашел его…
Омонте жадно разглядывал куски породы, которые принес Уачипондо.
— Где?
— Там, где сказал тебе, в заброшенной шахте на горе Сан-Хуан.
— А рудник Рамоса где? Наш рудник?
— Там же, думаю, совсем рядышком.
Омонте опять взял в руки кусок руды.
— И что ты собираешься теперь делать со своим рудником?
— Да вот пришел платить за патент на шесть'месяцев.
Омонте почесал затылок.
— Так, значит, рядом с нашим рудником, да? Ты копал там?
— Нет, только собрал обломки.
— Ас какой стороны?
Уачипондо неопределенно повел рукой:
— Там, ты же знаешь. Я хочу поговорить с сеньором Боттгером.
— Э, он и внимания не обратит!
— Да ведь это чистое серебро…
Но это было не серебро. Годы практики не прошли для Омонте даром, у него был наметанный глаз. Опытные эксперты по сверкающим переливам металла различают светлую красную руду, серебряный блеск, роговое и бурое серебро. И распознают олово в соединении с другими примесями по его кристаллической форме и разнообразной окраске: касситерит желтого оттенка, руду черно-бурую, цвета красного дерева и алмазно-белую. Этот образец был цвета темного красного дерева.
— Ай, дон Сенон, на этот раз я нашел его…
— Для себя одного? На этот раз пойдем вместе, индейский разбойник!
Так Омонте бросил свою службу и отправился вслед за Уачипондо на поиски богини…
IV
Слепые мулы
Дважды побывал здесь святой отец. Первый раз он увидел; как танцуют и веселятся толпы индейцев, а в одном кругу с ними, под видом индейцев, пляшут-черти. Во второй раз увидел он, как эти адские духи в пьяном сне валяются у дверей кабаков.
В те времена, когда Омонте жил в Оруро, работали в Пулакайо два человека, которым суждено было сыграть немалую роль в его жизни: Лоренсо Эстрада и Франсиско Тахуара, которого все звали уменьшительным именем Сиско.
Они принадлежали к разным общественным классам: Эстраде случалось быть и надсмотрщиком, и полицейским агентом рудничного управления, и вербовщиком; Тахуара был просто индейцем-рудокопом. Эстраду он узнал при весьма неприятных обстоятельствах.
Пулакайо — индейская деревушка, выросшая на высоте четырех тысяч двухсот метров, рядом с рудниками, о которых рассказывал Сентено. Между двух ущелий поднимались трубы рудничного поселка, а по склонам лепились скособоченные лачуги, словно сползшие с вершины горы и чудом остановленные в своем падении. Перепутанные улочки неожиданно проваливались под землю, а все селение выглядело так, будто некогда его потрясли какие-то неведомые катаклизмы.