Метод Сократа: Искусство задавать вопросы о мире и о себе
Шрифт:
Эпагоге обычно рассматривают в качестве одного из способов индуктивных рассуждений, то есть перехода от конкретных примеров к общим выводам. Однако применение этого метода Сократом иногда требует более подробной интерпретации [123] . Он часто приводит несколько примеров, которые устроены одинаково, а затем выдвигает предположение о том, что все случаи устроены точно так же. Однако иногда не совсем ясно, какую связь он проводит между своими примерами и выводами. Теоретически он мог бы сказать: мы рассмотрели все свидетельства, имеющие отношение к делу, – и вот вам правило, которое все объясняет. Но под этим может подразумеваться и следующее: мы проанализировали кое-какие свидетельства, и не исключено, что обобщающим для них будет такое-то правило. Наконец, допустимо и такое: у нас есть несколько примеров, и вот та общая особенность, которую они иллюстрируют (но которую не доказывают), или универсальная идея, которую все они представляют. Ситуацию, описанную в «Протагоре»,
123
Robinson, Plato's Earlier Dialectic, p. 33–38; Vlastos, Socrates, Ironist and Moral Philosopher, p. 267–270.
Эпагоге и аналогия – это несущие конструкции сократической аргументации. Они похожи друг на друга, потому что в обоих приемах предполагается постоянное сопоставление знакомых вещей с незнакомыми понятиями. В значительной мере сократические рассуждения о морали идут именно по этой схеме: обсуждаемый случай больше похож на указанный или на какой-то другой? Что мы можем почерпнуть из того, что уже нам известно? Сократ сначала добивается от собеседника согласия с самыми простыми утверждениями, а затем превращает его в согласие по утверждениям гораздо более сложным.
10
Правила ведения сократического диалога
Сократ устанавливает правила ведения беседы. В этой главе мы рассмотрим некоторые из них, а именно: пытайся найти истину, а не победить; изучай людей, а не только их утверждения; оценивай аргументы по существу независимо от того, кто их выдвигает; говори прямо и только то, что думаешь; применяй принцип одного свидетеля, то есть относись к собеседнику как к судье, оценивающему твои показания; придерживайся принципа доверия; не обижайся сам и не обижай других. Мы не останавливались на этих правилах в главе 3, посвященной центральным элементам сократического метода, поскольку некоторые из них справедливо считаются второстепенными, а некоторые применяются гораздо реже прочих. Тем не менее они все равно важны.
Спокойное отношение к правилам. Некоторые из правил, предложенных Сократом, можно назвать таковыми лишь с натяжкой, поскольку у самого философа отношения с ними весьма непростые. Он придумывает их, а затем сам же нарушает. Например, он сначала запрещает собеседникам произносить длинные речи, но позже сам разражается пространной тирадой [124] . Иногда он приводит некачественные аргументы, вызывая споры о том, не нарочно ли он так поступает [125] . Он предстает то откровенным, то скрытным. К философии он относится с иронией, но в итоге за свою философию отдает жизнь. И у Сократа, и у Платона, а может быть и у них обоих, был вкус к веселью и лукавству – к той стороне человеческой натуры, которая далека от прямолинейности и трезвости, с которыми Сократ ассоциируется на первый взгляд. Вот комментарий Паскаля на этот счет:
124
См., например: Горгий, 449b–c, 464b–466a.
125
Дискуссию на эту тему, а также ссылки на соответствующую литературу см.: Vlastos, Socrates, Ironist and Moral Philosopher, p. 132–156; Cohen, Aporias in Plato's Early Dialogues; Sprague, Plato's Use of Fallacy.
Платон и Аристотель кажутся нам надутыми буквоедами, а в действительности они были достойные люди и любили, как все прочие, пошутить с друзьями. Они писали, как бы играючи, когда развлекались сочинением: один – «Законов», а другой – «Политики», ибо сочинительство было для них занятием наименее мудрым и серьезным, а истинная мудрость состояла в умении жить просто и спокойно [126] .
По мнению Ницше, Сократ превосходил основателя христианства в том, что
126
Trotter (trans.), Blaise Pascal: Thoughts, p. 116. (Цит. по: Ларошфуко Ф. де. Максимы и моральные размышления; Мемуары. Паскаль Б. Из мыслей. Лабрюйер Ж. де. Из характеров или нравов нашего века / Пер. с фр. – М.: РИПОЛ классик, 2005. С. 434. – Прим. ред.)
обладал веселой серьезностью и мудростью, полной плутоватой шутливости, что составляет лучшее душевное состояние человека [127] .
Способность
127
Levy, ed., Friedrich Nietzsche: Human, All Too Human, p. 242. (Цит. по: Ницше Ф. Странник и его тень. – М.: Товарищество типолитографии Владимир Чичерин, 1901. С. 90. – Прим. ред.)
Редкое сочетание, и притом в безобразном теле, балагура с мучеником, уличного или рыночного говоруна с бесподобнейшим праведником, где-либо известным по истории тех времен, поразило Платона, умевшего давать цену таким противоположностям… ‹…› Дивный синтез характера Сократа выказывается перемежаясь с синтетическим духом Платона [128] .
Но даже если некоторые правила сократического диалога порой и нарушаются, они все равно остаются полезными, ибо в них заключена мудрость. Это методика, за которой стоят определенные причины, и понимание этих причин помогают лучше мыслить. Следует лишь помнить, что у метода Сократа есть такая особенность: время от времени он обходит собственные правила.
128
Эмерсон Р. Э. Нравственная философия. С. 247–248.
Поиск истины (диалектика против эристики). Метод Сократа в своем изначальном смысле – это поиск истины, а не упражнения в красноречии. Первое из упомянутых значений Сократ иногда называет диалектикой, противопоставляя его второму значению – спору, ведущемуся ради победы и именуемому эристикой [129] .
Государство, 539b–d
СОКРАТ. Я думаю, от тебя не укрылось, что подростки, едва вкусив от таких рассуждений, злоупотребляют ими ради забавы, увлекаясь противоречиями и подражая тем, кто их опровергает, да и сами берутся опровергать других, испытывая удовольствие от того, что своими доводами они, словно щенки, разрывают на части всех, кто им подвернется. ‹…› Ну а кто постарше, тот не захочет принимать участия в подобном бесчинстве; скорее он будет подражать человеку, желающему в беседе дойти до истины, чем тому, кто противоречит ради забавы, в шутку. Он и сам будет сдержан, и занятие свое сделает почетным, а не презренным.
129
Рассуждения о значении слова «эристика» см.: Vlastos. Socratic Studies, 136.
Как видно из приведенного отрывка, эристическим будет считаться именно такой спор, а эристиком станет человек, пользующийся подобной технологией [130] . Похоже, по большей части это был ругательный термин [131] . Иногда эристическими могут показаться и сократические диалоги; у читателя порой складывается впечатление, что Сократ готов привести какой угодно аргумент, лишь бы опровергнуть тезисы собеседника. Скорее всего, Сократа и Платона – или даже обоих – критиковали, справедливо это или нет, за склонность к таким вещам, ибо мы отмечаем упоминание этого в текстах. Критий и Калликл, например, выдвигают против Сократа следующие обвинения:
130
Nehamas, Virtues of Authenticity, p. 112–113.
131
Grote, Plato and the Other Companions of Sokrates, vol. 1, p. 554 note.
Хармид, 166с
КРИТИЙ. Ты делаешь то, что недавно еще за собой отрицал: ты пытаешься меня опровергнуть, пренебрегая самой сутью нашего рассуждения.
Горгий, 482e–483a
КАЛЛИКЛ. И ведь верно, Сократ, под предлогом поисков истины ты на самом деле утомляешь нам слух трескучими и давно избитыми словами о том, что прекрасно совсем не по природе, но только по установившемуся обычаю. ‹…› Если кто стыдится и не решается говорить, что думает, тот неизбежно впадает в противоречие. Ты это приметил и используешь, коварно играя словами: если с тобою говорят, имея в виду обычай, ты ставишь вопросы в согласии с природой, если собеседник рассуждает в согласии с природой, ты спрашиваешь, исходя из обычая.