Метод супружества
Шрифт:
Внезапно у меня просыпается аппетит, и я тянусь за шоколадным круассаном, все еще мягким и теплым.
Кип достает салфетку для крошек, которую я с благодарностью принимаю.
— Ты ездил в Юпитер и обратно, чтобы купить мне круассаны и кофе? — уточняю.
— Ну, себе я тоже взял кофе, так что это был не совсем бескорыстный поступок, — он поднимает свою чашку.
— Если ты пытаешься «вернуть меня», то должен знать, что для этого потребуется нечто большее, чем выпечка и кофе, — сообщаю я ему, не отказываясь ни от того, ни от другого.
Кип
— Я понимаю, что для этого потребуется гораздо больше. Но ты сейчас признала, что я могу вернуть тебя, — говорит он тоном, полным триумфа.
Черт.
— Я не это имела в виду, — огрызаюсь.
Кип ухмыляется.
— Именно это и имела. У меня все еще есть шанс.
— Не обольщайся.
Хотя в моем голосе звучит горечь, что-то внутри меня оживает, я рада оказаться в знакомом ритме, увидеть знакомую картинку.
В этот момент входит медсестра, чтобы проверить мои жизненные показатели и сердцебиение ребенка с помощью портативного допплерографа17. Я поняла, как он выглядит, потому что в течение первого триместра каждый вечер смотрела на сайте этот аппарат, прикидывая, хорошо это или плохо — иметь возможность определять сердцебиение ребенка.
Решила этого не делать.
Я бы сходила с ума, постоянно пытаясь найти этого маленького засранца, а потом впадала бы в глубокую депрессию, если бы не находила. Я и так нервная.
Как бы то ни было, я пугаюсь, когда медсестра достает эту маленькую штучку, у меня внезапно пересыхает во рту и замирают конечности.
Биение сердца, исходившее от маленькой машинки, является обнадеживающим и желанным звуком, но я не учла присутствия Кипа и не ожидаю от него какой-либо реакции.
У него отвисает челюсть, и он наклюнется вперед, так что его локти упираются в кровать, когда он с благоговением смотрит на мой живот. Если бы я когда-нибудь попыталась убедить себя, что Кипу наплевать на ребенка, я бы не смогла, только не после этого момента.
Это пугает меня. Переход от такой холодности к такому… изумлению и преданности.
Я не знаю, что с этим делать. Все материнские гормоны, циркулирующие по моему телу, сделали меня мягкой и требовали простить его и вернуться домой счастливой семьей.
Которой мы не были.
Мне нужно помнить об этом.
Поэтому я отступаю.
Остаток утра я не смотрю на него, не улыбаюсь и не позволяю его нежному выражению лица и чрезмерной заботливости проникнуть внутрь. Вместо этого я сосредоточиваюсь на том, чтобы собраться, убраться нахрен из больницы и вернуться домой.
Они заставили меня выехать в инвалидном кресле, что подпортило мой имидж: «я все могу сама».
Потом Кип помогал мне забраться в его грузовик и вылезти из него, как будто я гребаный инвалид. Хотелось оттолкнуть его, но грузовик этого ублюдка высокий, и я не могла забраться туда одной рукой. В больнице мне не дали ни одного из хороших
Хотя, почти так и есть.
Я нуждалась, чтобы Кип помог мне забраться в грузовик и выбраться из него, а затем дойти до дома, где он уложил меня на диван с одеялами. Опять же, я могла бы поспорить, но мой диван и одеяла сейчас действительно нужны.
— Я приготовлю ужин, — говорит он после того, как закутал меня, как буррито. — Чего хочешь?
Я поджимаю губы, не желая больше ничего требовать от этого человека.
— Закажу пиццу, — решаю я, роясь под одеялом в поисках телефона.
— Я приготовлю пиццу, — заявляет Кип.
Сердито смотрю на него.
— Пиццерия приготовит пиццу. С соусом «ранчо».
Он не хмурится в ответ. У него мягкое выражение лица, преданность, смешанная с весельем. Это причиняет боль. И от этого я чувствую себя такой расслабленной.
— Я умею готовить пиццу. И соус «ранчо».
Я открываю рот, чтобы возразить ему, но меня перебивает Каллиопа. Она приехала вскоре после того, как мы вернулись домой из больницы, то есть после того, как я убедила Нору и Роуэна вернуться домой к их дочери и собаке, за которыми присматривала мама Роуэна.
Каллиопа молчала во время всего этого шоу с укутыванием одеялом, потягивая вино из бокала, который я уговорила ее выпить.
— Пусть он готовит долбанную пиццу, — говорит она. — Никто за пределами Неаполя не готовит пиццу лучше, чем Кипперс или Дейдре, поскольку он научился этому у нее, — я перевожу взгляд в ее сторону, который она встречает с удивлением. — Я понимаю, что ты пытаешься бороться против заботы мужчины, — продолжает она, догадываясь, что скрывается за моим взглядом. — И я поддерживаю это. Но о тебе нужно заботиться… чуть-чуть, — она разводит указательный и указательный пальцы в миллиметрах друг от друга. — Потому что ты беременна, ранена и ни хрена не умеешь готовить.
Я перестаю сверлить ее взглядом и продолжаю искать свой телефон среди горы одеял.
— Может, я и не умею готовить, но могу пользоваться телефоном, — возражаю я, продолжая поиски.
— Только не тогда, когда он на кухне, — возражает Каллиопа. — Просто позволь Кипу приготовить гребаную пиццу.
Черт.
Кухня недалеко.
Но я беременна, восстанавливаюсь после автомобильной аварии и укутана в одеяла, поэтому расстояние кажется огромным.
Перевожу взгляд с Кипа на Каллиопу.
— Сейчас вы оба мне не нравитесь, — ворчу я.
Они улыбаются.
— Мы не обязаны тебе нравиться, — отвечает Каллиопа. — К тому же, ты захочешь выйти замуж за Кипа и родить ему детей, как только попробуешь эту пиццу, — она многозначительно смотрит на мой живот. — Знаешь, если ты еще не сделала это.
Я показываю ей средний палец.
Кип наклоняется и целует меня в макушку, прежде чем уйти.
Я игнорирую Каллиопу. Ее это не беспокоит.
Потом Кип приготовил пиццу.