Метро 2033: Гонка по кругу

Шкиль Евгений

Конец связи.

Отложив расшифрованную послушником записку, Верховный Хранитель удовлетворенно улыбнулся. Он знал: в этот день что-то должно было случиться. И случилось. Со стороны восхода, в новолуние, в день зимнего солнцестояния в метро объявился тот, кто может разгуливать по улицам отравленного города без противогаза. А это значило, что наступление нового порядка, во главе которого встанет Полис, не за горами. Избранный уже в метро.

Глава 7

Право

на силу

У гауляйтера Пушкинской Вольфа настроение было как всегда сумрачное. Улучшить расположение духа не помогали ни сочинение стихов, ни горячий грибной чай с ВДНХ. Пожирали Вольфа тщательно скрываемые от соратников тоска и безбрежный пессимизм. И на то были свои причины. Адепты чистоты расы, подобно загнанным в угол крысам, обитали лишь в пределах трех станций. И Вольф четко осознавал, что вряд ли они смогут когда-либо расширить свои территории. Голый реализм, и никакого слепого фанатизма.

Однако и смиряться он не собирался. На самом деле не так уж все и плохо. Должность его и положение кое-что да значили. И свою власть Вольф никому отдавать не собирался. Древняя пословица гласила: лучше быть первым в деревне, чем никем в Риме. Все верно: гауляйтер Пушкинской – это намного круче любого богатого и успешного человека в Ганзе. И важно было не то чтобы расшириться, но хотя бы сохранить паритет, не потерять уже имеющееся. В отличие от большинства своих соратников и фюрера, Вольф четко понимал, что рано или поздно Четвертому Рейху придется идти на компромисс и заключать союз в борьбе за гегемонию в метро. Либо с Красной Линией, либо с Ганзой. Лично гауляйтер предпочел бы дружбу с последней. Содружество Станций Кольцевой линии представлялось более мощным государством. А уж в войне со своими заклятыми врагами ганзейцы не побрезгуют ничем, даже союзом с нацистами.

«С удовольствием сгонял бы в Ганзу послом, – подумал гауляйтер и вдруг озадачился: – А как вообще правильно говорить: «в Ганзу» или «на Ганзу»?.. ай, какая разница! Это будет, наверное, еще не скоро…»

Желая хоть как-то поднять себе настроение, Вольф вылез из-за стола и направился к полке с грампластинками, достал наугад одну из них. На пожелтевшем конверте было написано: «Пісня німців (Кавер-версія). Виконує державний хор імені Р. Шухевича. Диригує А. Меркель».

– Да, – тихо произнес гауляйтер, – все та же старая добрая украинская коллекция… Интересно, а этот А. Меркель, случаем, не еврей? Ай, да ладно!

Отмахнувшись от глупой мысли и поставив пластинку, Вольф вернулся на место. На столе лежал испещренный аккуратным почерком листок. Гауляйтер давно подумывал, что неплохо бы придумать гимн Четвертого Рейха. А что? Идея хорошая, жалко, с композиторами нынче туго. Но можно было бы сочинить текст на какую-нибудь мелодию прошлого.

Играла торжественная музыка, и хор сладкоголосых галицийских мальчиков заливался исступленными соловьями:

Німеччина,

Німеччина…

Німеччина понад усе,

Над усе в світі…

Понад усе… понад усе… понад усе…

Но мелодия Вольфа отнюдь не радовала. Тяжело вздохнув, он взял листок и про себя перечитал недавно сочиненный стих:

Еще не умер Рейх, еще кипит борьба!

И волю нам, и славу подарит вновь судьба!

Мы, братья, всех на солнце без жалости сожжем,

Потом в краю подземном прекрасно заживем.

И душу мы, и тело положим за свободу

И всем врагам покажем: арийского мы роду.

«А как правильно, – спросил самого себя гауляйтер, – “роду” или “рода”? В общем-то все равно, кругом одни олигофрены, ошибки не заметят. Но с другой стороны, почему у меня так: “Еще не умер Рейх”? То есть мы пока не сдохли, но вот-вот отдадим концы. Да и сам стих какой-то ущербный получился, петушиный, можно сказать… Не то… Все не то…»

Вольфа неожиданно накрыла волна безудержной ярости, и из горла само собой вырвалось:

– Ах ты, тля!..

Скомкав листок, гауляйтер швырнул его в стену. Комок бумаги, описав дугу, ударился о знамя, попав аккурат в середину свастики, и беззвучно упал на пол. В этот момент зазвонил телефон. Вольф поднял трубку и хрипло сказал:

– Гауляйтер Вольф слушает.

– Это хорошо, что ты слушаешь, – ответил вкрадчивый тихий голос, – это очень хорошо.

Вольф мгновенно подобрался, на лбу выступила испарина:

– Я слушаю, мой фюрер.

– Вольф, что там у тебя воет? Выключи, а то меня сейчас стошнит.

– Да, мой фюрер! – гауляйтер хотел положить трубку на стол, подойти к электрофону и поднять иглу, но в последний момент что-то щелкнуло в его мозгу. Он схватил кружку с недопитым, уже порядком поостывшим чаем и метнул ее в сторону патефона. Фарфоровая кружка всей своей тяжестью обрушилась на крутящуюся пластинку, которая, жалобно всхлипнув, лопнула и разлетелась на части. Музыка тут же стихла.

«Ну вот, – подумал гауляйтер, – так и аппарат сломать недолго. Игла-то точно накрылась».

– Вольф, – зашипела трубка, – нам тут в канцелярию буквально двадцать минут назад позвонили из Ганзы. И знаешь, что они хотели?

– Что? – спросил гауляйтер, плохо понимая, к чему клонит собеседник.

– Они нас поздравили с тем, что Четвертый Рейх все-таки решился поучаствовать в Ганзейских Играх. Это стало настоящим сюрпризом для нас. Что скажешь, Вольф?

Смутная, пока еще неопределенная догадка посетила гауляйтера, но по инерции он произнес: