Метро 2033: TOD MIT UNS
Шрифт:
— Что?! Мы не поднимали ни на кого руку! — возмутился Баграмян. — Что произошло, объясни!
— Склавены, ходившие на работы, нашли в отдаленных казематах убитого вирта! Это часть его головы!
Старик принялся трясти каской. Тигран бесцеремонно выхватил ее и стал разглядывать. Обычный шлем с натянутым на него ремешком темных угловатых сварочных очков. Было совершенно непонятно, зачем в кромешной мгле подземелий темные очки. Но вот что ясно как день, так это то, что голову, на которой этот шлем покоился, распотрошили выстрелом. Возможно, и не одним, но по крайней мере одна пуля попала именно в шлем
— Это шлем вирта?
— Да! — взвыл старик.
— А вирт точно мертв?
— Да!
— Но это не мы… Мы вообще не знаем даже, как эти вирты выглядят.
— Саня, — тихо произнесла Рита. — Учитывая, что он сделал, от него чего угодно можно ждать. И у него ведь твой пистолет.
— А ведь точно. Вот же урод, мать его…
Старик бессильно упал на колени и зарыдал, подвывая:
— Нельзя… Нельзя убивать божество…
Старший прапорщик Шестаков мрачно глядел на бутылку, которую принес Виргис. Прежде чем потерять сознание, бедняга успел рассказать все: и про командира, и про БТР с ребятами, и про засаду. Доктор сказал, что он наглотался чертового тумана с моря, и его шансы прийти в себя ничтожно малы. Это можно было считать поражением. Два офицера в руках врага. Не просто два офицера. Командир. Человек, на которого вся община буквально молилась эти годы. Потеряна одна боевая единица. Потеряны люди… Шестаков могучей рукой сдавил бутылку, и она лопнула у него в ладони. По иссеченной коже потекла кровь.
— Эдуард Иванович, — пробормотал кто-то из находившихся у лазарета бойцов. — Вы бы…
— Заткнуться всем! — Прорычал Шестаков и поднял выпавший листок бумаги. Развернул его. Что-то написано. Что, непонятно. Не по-русски.
— Гондурасца сюда этого. Живо! — рявкнул старший прапорщик.
Через минуту тычками автоматных стволов в помещение затолкали Рохеса.
— Ну что, урод! Вот она, цена мира с такими мразями, как вы, — Шестаков сунул ему в лицо бумагу. — Читай, скотина!
Рохес был явно удручен таким резким поворотом событий, который внезапно сменил его статус и снова сделал пленником. Однако он старался держаться с достоинством. Взял лист и стал переводить написанное там карандашом.
— Ваши люди живы. Их жизнь зависит от вас. Их жизнь решат переговоры. Сегодня на закате на том же месте.
— Все?
— Да. Все, — кивнул чилиец.
Шестаков резко схватил Рохеса одной рукой за грудки, въехал ему своим лбом по носу и отбросил прочь, как тряпичную куклу.
— Увести отсюда это дерьмо. Быстрее, пока я с него скальп не снял!!!
Провожая ненавидящим взглядом пленника, Шестаков принялся наматывать на ладонь бинт, который ему вынесли из лазарета.
— Собрать всех сержантов в кабинете командира. Немедленно! Этого, Загорского, туда же! Да шевелитесь вы, не стойте, вашу мать!
Прапорщик направился в апартаменты утерянного, возможно навсегда, лидера. Войдя туда, бросил взгляд на пепельницу. На койку. На разложенную на столе карту.
— Твою мать, Паша… Говорил же я… Говорил! Хотя… Это ведь я настоял на мире с этими отбросами… Черт! Прости, командир. Ничего. Посчитаемся. Как водится у нас, так и сведем счеты…
Он сел за стол, выдвинул ящик и извлек оттуда пачку «Примы» из командирских запасов. Закурил, жадно
— Сынки. Братишки. Нам объявили войну. Четыре наших товарища в их плену. И среди них — наш командир. Теперь они снова требуют переговоров. В случае их подлой выходки командир запретил вести с ними переговоры и вытаскивать его из плена. — Шестаков вдруг сжал кулаки и стиснул зубы так, что перекусил папиросу. — Но вашу мать! — и он со всей своей богатырской мощью ударил кулаком по столу. — МЫ — РУССКИЕ МОРПЕХИ!!! Мы вытащим наших братьев из плена, живыми или мертвыми! И землю нашу на поругание не отдадим! Зароем в ней каждую иноземную собаку, которая пришла к нам с оружием в руках!!! ТАМ, ГДЕ МЫ!
— ТАМ ПОБЕДА!!! — зарычали сержанты.
— Вот это я понимаю, сынки! Вот это настрой! — оскалился Шестаков. — А теперь слушать мою команду! Михеев!
— Я!
— Ты все равно раненый. Берешь шесть стрелков. Одного с пулеметом. Берешь стариков, женщин и детей и ведешь их в Пятый форт по туннелю! Пусть собирают свой скарб, но без возни! Пятнадцать минут на сборы, и все! Возьмешь с собой доктора и Виргиса! Подросткам, уже обученным обращению с оружием, таковое раздать и объявить им, что они теперь бойцы морской пехоты! И обязаны выполнять приказы по закону военного времени! И если надо будет валить самохинцев, то они будут валить! Самохина и его прихвостней без сантиментов, как врагов народа!.. К стенке!!! Нравится им или нет, но Пятый форт теперь наш!!! Как понял меня?!
— Все ясно, товарищ гвардии старший прапорщик! — выпалил Михеев. — Самохина и его лакея я лично!..
— Вот и славно! Где Загорский?!
— Тут, — из-за спин сержантов вышел Александр.
— Покажешь дорогу Михееву!
— Нет… я не могу…
— Что?! — рявкнул прапорщик. — Сынок, ты своем уме, а?! Ты сказал гвардейцу НЕТ!
— Я не военный, — пробубнил Загорский.
— А мне плевать! Я тебя мобилизую, понял?! Ты призван в связи с началом войны!
— Послушайте. Там нет ничего сложного. Я Михею план нарисую. Он справится. Мне друзей своих найти надо.
— А кто, твою мать, объяснит Михею, кто там у вас в форте друг, а кто враг?!
— У Самохина от силы человек десять, которые могут оказать сопротивление. Остальным глубоко наплевать, кто у власти, лишь бы жрать что было. Тем более, что Баграмян постарался о доброй молве, и ваших там большинство уважает.
— Ну а ты что делать будешь в таком случае?!
— Я же сказал, мне надо спасти моих друзей. Они там, в подземелье. В другом месте. Дайте мне только автомат и фонарь. Мой сел уже. И нож.
— Зачем тебе автомат? — усмехнулся Шестаков.
— Там… Там есть нечто…
— Что еще за нечто?
Загорский повесил голову:
— Черт, я не знаю. Какая-то огромная тварь. Полузверь-получеловек. Я убил одну такую из пистолета. Но она там не одна.
— Что за бред?..
— Это не бред! — заорал вдруг Загорский.
— Товарищ старший прапорщик, — поднял руку Михеев. — Разрешите.
— Да, Андрей, чего?
— Там Баграмян. Вы же помните его. Он свой парень. Он нас из плена самохинского спас. Ему реально надо помочь. Пусть идет.