Меж двух мгновений Вечности (часть первая и вторая)

Карман Владимир Георгиевич

– Ты говорил, как грамотный русский чиновник.

– Но разве бывают неграмотные чиновники?

– У нас бывают.

– Приятно слышать, что грамотный. Но чиновник... Я думаю, это сомнительный комплимент изо рта военного.

– Из уст.

– Да, да. Я забыл это слово. Я знаю: слово "чиновник" для русского - не похвала, а насмешка. У вас не любят чиновников.

– Это чиновники нас не любят. Они вынуждены отвлекаться на нас, а это им мешает эффективно руководить.

Антуан засмеялся. А потом добавил серьезно.

– Ты

говоришь то, что говорят другие. Как ты можешь знать про русских чиновников? Ты долго не жил в России.

– Если верить русской литературе, чиновники не менялись триста лет. Неужели ты думаешь, что они изменились за десять лет моего отсутствия?

Антуан слушал, склонив голову.

– Допустим. Я не буду спорить. Я очень уважаю русскую литературу и тебя, чтобы спорить.

– Я бы с тобой поспорил - по-французски. Если бы умел так же хорошо говорить, как ты по-русски.

– У тебя нет такого таланта, зато есть другие. Психоатаки действуют на всех по-разному. На нас с тобой они подействовали хорошо.

За ужином, накрытом на первом этаже особняка, кроме гостей, присутствовали его замы, Стрижич, и командир спецназа. Крот позвонил Марине, хотя её появление было бы расценено, как нарушение субординации и одновременно демонстрацией их особых отношений. Но она не взяла трубку. И вышло хорошо со всех сторон: и ей оказал внимание, и она не поставила его в двусмысленное положение. Пили только легкое вино, которое Антуан привез с собой, хотя наши и косились выжидательно на запотевшие холодным потом бутылки "Московской". Много шутили и в конце даже спели "Катюшу". При этом замечательно выделялись голосами Седых и Стрижич. Спелись, однако. Характерно, что слова всей песни знал только Антуан, и когда после окончания очередного куплета все замолкали, лихорадочно припоминая, как дальше, он заводил новый, заставляя включаться остальных. О делах не сказали ни слова. Через два с небольшим часа Антуан дал своим знак, и они встали из-за стола. Представители принимающей стороны не прочь были бы продолжить банкет, но в этой ситуации им ничего не оставалось, как тоже начать прощаться.

Когда комната опустела, Антуан взял со стола бутылку водки, два стакана, кивнул на тарелки:

– Захвати что-нибудь на свой вкус. Пошли ко мне.

Они поднялись на второй этаж, расположились у небольшого столика. Крот разлил водку.

– Давай за ребят...
– сказал Крот.

Выпили, не чокаясь. Помолчали.

– Помнишь, вот так же мы с тобой сидели в Далоа. Только тогда вместо водки был ром, а вместо русского добротного салата - месиво из цитрусовых.

– Кстати, ты спрашивал про оливье. Так вот, это оливье.

– Да? А пельмени будут?

– Завтра. И все-таки, как ты смог так хорошо выучить русский язык?

– Можно подумать, что год назад мы не говорили с тобой по-русски.

– Не сравнить.

– Мне иногда кажется, что я умею говорить на всех языках мира. Для меня не составляет трудности учиться говорить. А понимать чужой язык просто

так. Я иногда думаю, что мне этому и учиться не надо. Здесь, - он стукнул себя по начинающей лысеть макушке, - само собой переводится. Что об этом говорить? Давай о другом. Ты никогда не думал, почему они делают психоатаки, если мы научились эти атаки избегать?

Крот думал об этом. Как не думать? Ерунда какая-то получается. Поначалу психоатаки иных были очень эффективны. Но теперь новичкам, которые им ещё ни разу не подвергались, просто не выдают оружие. И только тех, кто не отреагировал на воздействие, зачисляют в штат. Это как бы еще один экзамен, среди всех прочих, что проходит адепт при зачислении в ФОРСИС. Тех, кто пострадал в легкой форме, реабилитируют на месте. "Тяжёлых" отправляют на лечение. Зачем инаким продолжать эти атаки? А они ведь продолжают.

– Они начали применять психоатаки лет семь назад. И сразу сократилось число желающих служить в Форсис. А ведь отбоя поначалу не было! Герои не боятся смерти, герои боятся свихнуться. Хотя героизм и сам по себе - отклонение от нормы. Но, оказалось, что на многих психоатаки не действует. А на некоторых действуют, как на нас с тобой. Скажи, Крот, ты думаешь, что остался такой же, как был когда-то?

– С языками у меня проблемы, - отшутился Крот, обдумывая, как отвечать. Поворот разговора его настораживал, но, с другой стороны, он хотел этого продолжения.

– Зато нет проблем с реакцией.
– Антуан пристально посмотрел ему в глаза.

Крот взгляд выдержал.

– А ведь у тебя, Крот, обычная реакция, -сказал Антуан, вставая с места.
– Лучше, чем у многих, но не лучше, чем у меня, например. Тебя негласно проверяли. Не только тебя, не беспокойся. Всех нас проверяют негласно. Приборы говорят, что у тебя обычная реакция. Но как тогда ты успеваешь реагировать в сотни раз быстрее, чем я? Даже в тысячи раз быстрее. Ты можешь увернуться от пули. Это как?

– Увернуться от пули нельзя. Можно уступить ей дорогу. Но это надо сделать раньше выстрела.

– Да. Как это у тебя получается?

– Интуиция.

– Вот. А как она работает?

– Не знаю. А ваши исследования не могут ответить на этот вопрос?

– Нет. Но они предполагают, что это связано с последствиями психоатак. Как и мои склонности к языкам.

– Только мои способности... более подозрительны. Если твоими можно гордиться, то мои следует скрывать. Но не от тебя, конечно.

– Тогда давай поговорим начисто.

– Начистоту, - машинально поправил Крот.

Антуан кивнул, принимая поправку.

– Я хочу тебе что-то рассказать. Очень важное. И ты тоже должен мне рассказать важное. Я знаю, что ты тоже имеешь важную информацию. И она тебя тяготит.

– Откуда ты знаешь?

– Я тебя знаю. Ну и немного умею чувствовать. Тоже, наверное, результат психоатак.

– Хорошо.

И Крот рассказал. Умолчал только про вещий сон и про лицо, которое увидел под маской.