Меж двух океанов
Шрифт:
Перед нами сбившиеся в кучку одноэтажные деревянные дома, разделенные немощеными улицами без тротуаров. Одинокий ржавый рельс торчит над морем с развалившегося деревянного причала недалеко от станции. А в стороне прячутся за старой насыпью пять кабаков и публичных домов с размытыми дождем рекламами своего «товара» на дощатом фасаде.
Справа от селения тянутся свалки и заросшие сорняками поля — единственное место Пуэрто-Армуэльеса, уважающее свое роковое название. А где-то вдалеке, за участками с грудами отбросов, поднимаются стены железнодорожных мастерских и современных здании, приспособленных к тропическому климату
Мы направились в беднейшую часть Пуэрто-Армуэльеса, туда, куда вели нас наши величайшие надежды. Это был небольшой запущенный парк прямо против современной бетонной дамбы, выбегающей в море. Другого пригодного к использованию мола в порту не было, но и здесь было пусто. Только старик сторож клевал носом под навесом вагонных весов.
В зелени парка мы, наконец, обнаружили большую деревянную постройку с надписью «Capitania del puerto». Управление порта. Если нам вообще кто-нибудь сможет сказать о пароходе, идущем в Коста-Рику, так это может быть только здесь.
Молодой чиновник в комбинезоне — воплощение дружеской любезности.
— Информацию? С превеликой радостью! Спрашивайте что угодно, я рад помочь вам. Но здесь, в Армуэльесе, интересного мало.
— Речь идет не об этом, дорогой. Нам нужно попасть в Коста-Рику. С легковой автомашиной.
Вероятно, этим заявлением мы произвели на него большее впечатление, чем оно того стоило.
— Рог Dios! — развел руками чиновник. — Что это вам взбрело в голову? Здесь, в Армуэльесе!
— Разве тут нет морского сообщения с портом Гольфито? Или с Пунтаренасом?
— Да, есть, раза три в год каботажными судами. Но вам пришлось бы ждать и ждать: следующее придет не раньше чем через два месяца, пока не достанет груза, понимаете?
— А как обстоит дело с банановыми пароходами? — цепляемся мы за соломинку надежды.
— Они приходят сюда чаще, правда. Но, погрузив бананы, отправляются прямо туда, откуда приехали вы, и через Панамский канал идут дальше, в Соединенные Штаты. И все они принадлежат компании, так что мне тут не о чем говорить. Очень сожалею, но но этому вопросу вам следует обратиться в «Юнайтед фрут», иначе вы отсюда не выберетесь. Разве что если вернуться в Панаму и сесть на какой-нибудь большой пароход, идущий прямо в Коста-Рику.
— А железная дорога? — робко спрашиваем напоследок. — Линия компании до Гольфито?
— Там со мной не считаются. Компания не возит ничего другого, кроме бананов, понятное дело! Конечно, раз вы пока проиграли, вам терять нечего. Попытайтесь у них, может, повезет.
Поистине оставался единственный выход из положения: войти в клетку со львамй. И хотя от границы Соединенных Штатов нас отделяла тысяча километров, дальнейшая судьба нашего путешествия зависела только от волн американцев.
Гладкая лента асфальта за воротами американского Пуэрто-Армуэльеса вьется среди опрятного английского газона,
После неизбежного ожидания, из чего нам следовало понять, что мы здесь не очень желанные гости, входим в кабинет директора компании. С первого же момента стало ясно, что этот сухощавый заносчивый господин в белом знал о нас гораздо больше, чем мог прочесть в фоторепортажах панамских газет. Разумеется, знал он также и о том, что наш приход касался дороги в Коста-Рику, этого ключа к дверям остальных банановых республик Центральной Америки. Мы были готовы к деловым переговорам и к простому, недвусмысленному отказу. Однако господин директор решил поступить иначе. Он долго оттачивал свое остроумие смесью колких вопросов, ядовитых замечаний и многозначительных пауз. Каждым своим словом, каждым жестом он давал нам понять, что сейчас решает он, поедем мы дальше или нет.
Но вскоре из его игры в котики-мышки улетучилось все остроумие, оставив лишь кисловатый привкус самоуверенной надменности. Настало время брать быка за рога.
— Мистер Холкомб, мы просим вас об одном — дать согласие на перевозку нашей машины по железной дороге компании до Гольфито за полное возмещение расходов.
— Насколько мне известно, у вас в Панаме были какие-то неприятности, — продолжает директор, как бы не расслышав. — Вероятно, при данных обстоятельствах вам не благоприятствует климат Центральной Америки. А каков же… гм… план вашего путешествия?
— Мы опубликовали его в панамской печати: проезд по Центральной Америке до Мексики и оттуда возвращение домой, в Чехословакию.
— Скажите пожалуйста, в Чехословакию! — господин
Холкомб делает вид, будто ничем иным мы его больше изумить не могли. И затем как бы надевает маску судебного следователя: — А каковы ваши политические убеждения?
— Они определенно будут расходиться с вашими. Но сейчас речь идет о вагоне до Гольфито. Костариканские власти весьма любезно разрешили нам проезд. У нас даже имеются визы во все центральноамериканские республики. Если вас это интересует, вот паспорта.
Он медленно перелистывает их, бросая на нас исподлобья мрачные взгляды.
— Так вы были еще и в Африке! Интересно. Очень интересно! Well,но вернемся к вашему делу, — он неожиданно выпрямился и нервно постучал корешком паспорта по столу. — Я должен еще переговорить об этом с костариканским коллегой. На границе Панамы мои полномочия кончаются. Я позвоню в Гольфито. Можете справиться завтра.
— Хорошо, мы позвоним из Давида. Благодарим за прием, — прощаемся мы в полном смятении. Первый раунд не принес нам победы. В тот же вечер мы вернулись в Давид.
А рано утром звоним директору «Юнайтед фрут» в Пуэр-то-Армуэльес.
— Директор Холкомб не отвечает. Позвоните попозже!
Звоним в десять. У директора еще нет для нас известий.
— Подождите до полудня.
Третий раз мы стоим в кабине переговорного пункта. Наконец в трубке раздается знакомый голос.
— Мистер Холкомб? Good afternoon. Вы можете дать нам обещанное известие о дороге до Коста-Рики?
— A-а, это опять вы? — не изменил он себе далее на расстоянии. — Позвоните к вечеру.