Между двух гроз

Тарасов Антон Юрьевич

— Анн! — крикнул он, — Где ты?

Никто ему не ответил. Вокруг были яблони — и только. Сколько видит глаз.

— Анн! — крикнул он снова. Маленькие птички сорвались из-под ветвей и со свистом пролетели мимо, — Анна, я потерял тебя, Анна!

Небо закрыло облако. Под деревьями стало темно. Иварс шёл наугад, пока не сообразил, что он ходит кругами. Даже вернуться обратно к реке у него не получалось. Неожиданно подул ветер и заморосил дождь. Его капли звонко били по листьям яблонь, по ещё не созревшим яблокам.

— Анна! —

снова хотел закричать Иварс, но понял, что не может этого сделать. Из его горла вырвался лишь приглушенный хрип.

Дождь усилился. Закружилась голова. Захотелось лечь под яблоню, забиться к самым корням, укрыться склонившимися к земле ветками — и спрятаться ото всех. Зачем? Для чего? Кого ему стоило опасаться?

Иварс закричал. Громко, приложив к этому все силы. Это был крик бесконечного отчаяния человека, заблудившегося, потерявшего по дороге дочь, не знавшего, куда двигаться дальше, ходившего кругами и растратившего на это все оставшиеся силы. 

XVI

Иварс открыл глаза. Лежал он уже не в палате. Это было помещение, напоминавшее чердак — над головой виднелись балки, а над ними — крыша. Он попытался повернуться. Руки были привязаны к холодной металлической каталке.

— Ну вот, а я думал, что не опомнишься, и не удастся мне взглянуть в твои предательские глаза, Иварс Петерс, — с трудом повернув голову, Иварс увидел небритого мужчину в белом халате. Он сидел на стуле в нескольких метрах от каталки, закинув ногу на ногу и держа в руках бутылку пива, — Вот мы и встретились. Помнишь меня?

Иварс закрутил головой и почувствовал, как шею сдавливают бинты.

— А ты припомни, подумай получше, — сказал незнакомец и отхлебнул пива, — Просто не верю, что ты мог меня забыть. Хотя да, прошло пять или шесть лет. Но я-то тебя не забыл и ты меня не мог забыть. Помочь вспомнить? Посмотри на меня!

Эхо от его голоса отозвалось в листах кровельного железа. Они гудели несколько секунд. Иварс посмотрел — и сразу отвернулся. По телу побежал холод, стало страшно. Точно так же, как страшно было в квартире, как не по себе было при чтении книги, которую мог читать только он. Иварс дёрнул ногой в попытке встать и уйти, но почувствовал, что ноги тоже привязаны бинтами, причём очень крепко.

— Хочешь сбежать? Беги. Тот детектив, которого ты нанял, тоже пытался от меня сбежать. Помнишь, чем это закончилось? А я его предупреждал, чем это для него обернется. Но всё равно он приходил сюда и расспрашивал обо мне. Думал, что информация ему в чём-то поможет! Помогла?

— Вспомнил, — шёпотом произнес Иварс, — Я тебя вспомнил. Кажется, ты приносил мне какие-то рукописи.

— Ну, наконец-то! И ты не чувствуешь в себе никакой вины? Помнишь, я намекал тебе. Крест Лаймы и всё остальное. Но вижу, что до тебя до сих пор не дошло.

— Что до меня должно было дойти? — Иварс возмутился, — Я посмотрел рукописи, помню,

что это были какие-то сказки. Но я ими не занимаюсь. Как же тебя зовут? Не могу вспомнить, прошло столько времени.

Незнакомец встал со стула и швырнул пустую бутылку в угол. Раздался грохот, зазвенели осколки — и им в унисон загудели листы на крыше.

— Какая разница, как меня зовут? — он подходил всё ближе и ближе, и, сделав пару шагов, склонился над Иварсом, — Ты все эти годы был при деньгах, упивался славой, успехом. А что ты дал мне? Смотри мне в глаза!

Иварс попытался отвернуться, но почувствовал укол в левый бок.

— Посмотри сюда, урод! Таким же шилом твоя дочь убила себя. Ты думаешь, я её убил? Нет, это она сама. Я смотрел из окна в доме напротив, как она всё это делает. Так что моей вины никакой тут нет. Ты украл моё счастье, понимаешь? Я остался незамеченным, не смог напечататься, не смог добиться в жизни ничего. И теперь вынужден гнить здесь, в больнице. Но знаешь, что меня согревало все эти годы?

Иварс снова закрыл глаза, но открыл их сразу же, как шило вонзилось в ладонь, пройдя сквозь бинты, которыми рука была привязана к ручке каталки.

— Я всегда знал, что придёт твой черёд умирать, и ты окажешься здесь, — от незнакомца пахло пивом и чем-то несвежим, — Но я ждал четыре года, а момент всё не приходил. А твоя дочь, она такая доверчивая была. Здоровалась со мной, когда я сидел на скамейке рядом с домом. Я её спрашивал, как дела у отца. Она приняла меня за твоего знакомого, отвечала, что у тебя всё отлично. Но почему так не могло быть и у меня? Почему ты не дал мне шанс, отвечай! Почему?

Он кричал так громко, что Иварс, и без того слабый, чуть не потерял сознание.

— Я не отнимал у тебя счастье, — Иварс говорил, превозмогая боль в ладони и в боку. Чувствовалось, как бинты пропитываются кровью, становятся тёплыми, отвратительно тёплыми и какими-то тяжелыми и липкими, — Ты мог отнести рукопись и другим издателям и агентам, что-то доработать.

— Нет, так не пойдёт, ты сваливаешь всё на других, когда должен отвечать только за себя. Но ничего, мне уже всё равно, как ты оправдаешь своё пренебрежение ко мне, к моему погубленному счастью, — Иварс почувствовал, как острие шила покрутилось у его виска, скользнуло по щеке и остановилось на шее.

Конечно, Иварс хотел видеть убийцу своей дочери, но не предполагал, что это произойдёт при таких обстоятельствах, когда и он погибнет от его рук. Иварс снова зажмурился.

— Смотри мне в глаза, урод! Ну что, помогут тебе сейчас твои деньги, твоя шикарная машина? А может, твои авторы этих жалких детективов прибегут сюда и спасут тебя? Размечтался! Останется только позаботиться о твоей жене. Но сначала я напишу некролог. Думаю, это будет мой удачный литературный дебют. Потом книгу о тебе напишу. Но ты ведь для этого должен умереть, так?