Между двух миров
Шрифт:
Он всегда приезжает ночью, но все соседи знают. Так все устроено. Всегда знают. Мир шатается под тобой, как табуретка.
Ты почти не выходишь из комнаты. Она растет, а мир все меньше.
Он приезжает. Она думает, что он ее отец. Она любит его, а он ее хочет. Он знает, что она нуждается в нем и ему это нравится. Это видно. Он смотрит. Он не видит маленькую девочку, он слышит как кровь бежит по ее венам, но ты смирилась, чтобы жить ей нужен его яд.
Мира больше нет, осталась пустота и тишина. Их больше нет. Они оставили тебя одну и тебя больше нет.
Ты лежишь на песке под ослепительной синевой неба и у тебя кружится голова, словно тебя только что вынули из центрифуги. Над песком поднимается раскаленный воздух, ты
— А я откуда знаю, может так выглядит рай Единого? Только вот что я здесь делаю?
Ты наконец оглядываешься.
Песок. Мелкий, белый песок. Пустыня Арради. Чистилище. Хранилище для бесконечной памяти Творца. Это значит, что твоя сущность покинула оболочку, но не переместилась в тело Каролин Леер, а застряла на середине пути. Арради — это промежуточная станция между оболочкой и инкубатором. Своего рода распределительный центр. Ты здесь уже была, ты это помнишь, но очень смутно. Пустыня всегда сохраняется в памяти, как дурной сон и возвращаясь, невозможно до конца поверить в ее существование.
— Это не рай, — говоришь ты. — И не ад. К сожалению, все намного хуже, это кладбище осколков личности и выброшенных воспоминаний. Оборотная сторона забвения.
— Вокруг один песок! — говорит недовольным тоном Гриер. — Тут есть город какой-нибудь? Демонический? Ты ведь демон?
— Тут нет городов, — отвечаешь ты. — Это зал ожидания на вокзале или изолятор временного содержания.
Ты делаешь пару шагов и ноги увязают в мелком песке, у тебя нет тела, нет мышц, нет крови в венах, но идти тяжело, потому что ты помнишь, как это — идти по песку. Если избавиться от памяти, то здесь можно даже научиться летать, как птица. Здесь возможно все. Все, кроме жизни.
Ты смотришь в лицо Лавии, лицо, которое совсем недавно было твоим и видишь ее страдание. Она обхватывает себя за плечи и ищет глазами за что бы зацепиться, но горизонт лишь растекается горячей дымкой и дрожит. Пустыня Арради выглядит безжизненно и безжалостно, ветер играет песком, подбрасывая его вверх и закручивая в водовороты. Все вы одеты так же как при жизни. На Гриере грязная рваная рубашка с оторванными рукавами и штаны, на ногах шлепанцы. Он топчется на месте, поднимая то одну ногу, то другую, песок горячий. Лавия в узких брюках, блузке и плаще, хотя его на тебе не было в момент развоплощения, твоя память услужливо добавляет эту деталь. Если одежда все та же, значит все это время Лавия была в своей оболочке, была в ней вместе с тобой.
Ты щуришься. Ты помнишь опухоль и татуировку и можешь рассмотреть ее под внешними энергетическими слоями даже сейчас. Ты совершенно точно ошиблась, когда решила, что ее сущность покинула тело. А что если во всех остальных случаях, ты тоже ошиблась? Если печати на девушках предполагали иную цель, тогда изменится и мотив, а это очень важно.
— А наркота тут есть? — спрашивает Гриер и облизывает губы, его начинает мучать привычная жажда.
— Нет, добро пожаловать в персональный ад, Гриер, тут нет наркотиков, но ломка твоя никуда не денется, хуже всего, она тебя не убьет, теперь она с тобой бесконечно. Это ведь был твой выбор.
Гриер стонет и подпрыгивает на месте.
— Когда мы уже куда-нибудь пойдем? — спрашивает он. — Ноги уже горят от этого песка!
— Он здесь везде такой, идти некуда, — отвечаешь ты и поднимаешь глаза вверх. Ни единого темного пятнышка. Ни облаков, ни складок. Идеальное. Такое когда то было на земле. Ты опускаешь глаза, они слезятся и не понятно от яркого света или от тоски, которая поднимается откуда-то из глубин колодца, коллективного разума, общего Древа с его глубокими корнями, уходящими в далекое космическое все. Ты его чувствуешь — далекий свет звезд, погасших звезд. Целый мир, сохраненный в памяти, памяти человека, и отраженный в искусственное сознание. Даже самый совершенный ИИ, не мог похвастаться таким диапазоном, на фоне человеческого восприятия, он казался лишь бледной имитацией.
— Лавия, расскажите мне, что с вами случилось, — просишь ты. — Ваше тело нашли в переулке, в вашей груди была опухоль, а на ней печать… Вы знаете, как она там оказалась?
— Пфаса! Серьезно? — кричит Гриер. — Ты вот сейчас без этого никак не обойдешься? Может будем искать выход? Ну не стоять же нам тут вечность!
Лицо Лавии дергается, ты видишь страх, Грер кричит и пугает ее. Ты делаешь два шага и нависаешь над ним, он почти на целую голову ниже тебя. Шипы напрягаются, но манжеты обхватывают запястья очень туго.
Гриер пугается, чуть приседает от страха и натянуто улыбается.
— Я просто не в себе, мне знаешь ли, обосраться как страшно! Я думал, ну, нет тут ничего!
Ты думаешь, что Гриер похож на маленького трясущегося грызуна, у него выпирает челюсть и глаза бегают.
— Молчишь, пока не спрошу, — тихо говоришь ты и поворачиваешься к Лавии. Та застыла, отбрасывая тень под ноги, как стрелку часов и стоит.
— Марина сказала, мы будем жить вечно и войдем в царствие Его как равные, — еле шевеля губами, говорит она. — Как равные. Так говорили ей ангелы во снах! А Рафа говорил, что мы прокляты и нет нам спасения во веки веков, что нет выхода, ничего нет, только круг. Так значит, он был прав?
— Они оба видели сны? Марина и Раф? Лавия, а вы видели сны?
Она качает головой.
— Я испугалась. Испугалась, потому что доктор сказал, что надо умереть. Он так и сказал, чтобы родиться, надо умереть. Я уже и так отдала ему свою память, свою жизнь, но ему было мало и он захотел сначала мою дочь, а потом и ее жизнь.
— Что за доктор? Как его звали?
— Мы искали лекарство, Марина была больна. Редкое заболевание. Это я виновата, врачи сказали, что микродозы яда, которые я принимала во время беременности, изменили ее и она родилась другой. Ей всегда нужен был яд, а иначе ее тело отказывало. Он был лекарством для нее. Джорафф был нужен нам. Он был нужен ей до тех пор, пока мы не нашли доктора Надри Авази и он не предложил другой выход. Он сказал, что можно сменить оболочку, умереть и переродиться в другом теле. И выбрать можно любую, как в магазине. Так они и ушли, а я нет. Я осталась. Много месяцев я не знала, получилось у них или это была ложь. Я попыталась снова найти доктора, но мне сказали, что он умер. А еще через несколько месяцев, я получила письмо от Джораффы, он писал, что Творец проклял нас всех, за то, что мы посмели посягнуть на его Дар, письмо было пропитано безумием и я поехала их искать. Рафа оказался в теле какого-то дилера-наркомана и даже не узнал меня, а Марина в теле девочки по вызову, а доктор… доктор остался доктором. В этой новой жизни его зовут Ридж Асама. У Марины с доктором бизнес, они продают наркотики, доктор создал какой-то “уникальный продукт” на основе заарского яда, а Марина нашла способ его перевозить. Я не знаю, что такое сотворил доктор, но из-за этого порошка к ним ко всем пришли сны, сны, которые убедили Марину, что она может стать равной Творцу, а Рафу сделали проповедником истины! Он решил, что он само воплощение спасителя и его послали к людям, дабы очистить их помыслы перед судным днем! Когда Марина сказала, что снова хочет сменить оболочку, я смирилась и согласилась пойти вместе с ней, она положила меня какой-то ящик, вот только вместо нового тела, я оказалась здесь, с вами. Больше мне нечего сказать. Ни про какую опухоль я не знаю!