Между двух миров
Шрифт:
— Принцесса рождается для власти; ей ничего не нужно делать, чтобы получить эту власть, а с другой стороны, она не может от нее уклониться. Она пленница своей судьбы. Люди относятся к ней, как к своей повелительнице, и ждут, чтобы сна, в свою очередь, относилась к ним, как того требует ее положение: создался определенный этикет, почти один и тот же во всем мире, и он становится обязательным. Придворные бывают обычно шокированы, когда принцесса не делает того, чего они ждут от нее, и принцесса, зная это, вынуждена играть возложенную на нее роль. Разве не так?
— Да, в общем так.
— Однако принцесса не может забыть, что она женщина, как и всякая другая. И вот ее личность
— Я знаю, — тихо отозвалась девушка.
— Может быть, все это мои фантазии, может быть, вы никогда об этом не думали или думали только вскользь. Может быть, вы были воспитаны определенным образом и так и живете со дня на день. Может быть, вы не любите вопрошать собственную душу или не любите, чтобы о ней вопрошал какой-то молодой нахал?
Его спутница отвернулась, и он увидел, как она торопливо вытащила носовой платок и прижала его к глазам. Он воскликнул смущенно: — Я обидел вас?
— Нет, — отвечала она, — подождите. — И он подождал, а она полуобернулась к нему и пояснила: — Видите ли, мистер Бэдд, мой отец убил себя добыванием денег. Лучше бы у меня был отец, чем деньги.
Вот и ответ на загадку, вот и идея для пьесы Рика, если он, действительно, хочет написать ее. Ирма Барнс любила своего отца. Знала ли она, что у него «на каждой улице содержанка»? Может быть, знала, может быть, нет. Не Ланни стал бы ее расспрашивать об этом. Как бы то ни было, она любила отца, восхищалась им. Крутой и властный человек в делах, это был беззаботный весельчак у себя дома. Для Ирмы он так и остался товарищем ее детских игр, и когда она узнала, что он упал мертвый в разгаре одного из яростных сражений на Уолл-стрит, она остро почувствовала утрату, которую не могло возместить никакое наследство. О матери Ирма ничего не сказала, и это было тоже знаменательно: по намекам Эмили Ланни догадался, что миссис Барнс больше любила деньги своего мужа, чем его самого.
Итак, вот какова душа принцессы. Немного помолчав. девушка улыбнулась и сказала, что в следующий раз у Ланни уж наверное будет номер с продолжением.
Вот как, подумал Ланни, нет, это уже не вялость мысли, как он сперва предполагал; просто она замыкается в себе, молча наблюдает, как сменяются кадры на экране, и делает то, чего люди ждут от нее. Происходит ли это от врожденной мягкости или оттого, что в ней еще не проснулась инициатива? Ей ведь всего двадцать лет, и много думать она едва ли имела время.
Чему ее учили в школе? Ничему полезному: хорошим манерам, умению держаться, правильно произносить французские фразы, немного рисовать, немного играть на рояле. Читать она умела, но она не умела наслаждаться чтением. Когда у вас столько денег и столько людей вас обслуживают, то ваш прямой долг — не мешать им в этом; позволять людям делать все за вас — ведь это само собой вытекает из вашего положения
— Вы не представляете себе, скольких людей мне пришлось огорчить, чтобы сейчас поехать с вами! — созналась принцесса коммунальных услуг. — Но я рада, что поехала.
Лед был сломан, и она стала рассказывать ему о своей жизни, которая казалась Ланни благоустроенной тюрьмой, так как он привык сам себя обслуживать и проводить большую часть времени в одиночестве, предаваясь мечтам и стараясь выразить эти мечты в музыке или найти уже готовые образы для них в книгах и произведениях искусства. Ирма Варне едва ли когда-нибудь в жизни оставалась одна. Едва ли ей также разрешали делать что-нибудь самой; всегда тут как тут оказывался кто-то, кто успевал вскочить и предупредить ее желание и был бы оскорблен в своих лучших чувствах, если бы она отказалась от его услуг. Правда, она была физически здорова и ловка, но лишь благодаря тому, что играла в теннис со специальным инструктором, ездила верхом с берейтором, плавала с премированным пловцом и так далее; весь день был заполнен. Ирме Варне никогда не случалось вытаскивать с босоногими ребятами рыбацкую сеть, для нее рыба — это нечто, окруженное горячим паром, что подают на длинном блюде из резного серебра и сначала подносят на показ хозяину, а затем разрезают на другом столе.
Погода продолжала благоприятствовать им; они сидели на открытом воздухе за столиком кафе, ели сухарики с маслом и медом и обсуждали, почему богатства накопляются как-то сами собой. Кто-то уже сообщил матери и дочери о странных эксцентрических вкусах Ланни, преподававшего в воскресной школе для рабочих. Уж, конечно, не Эмили; скорее какая-нибудь дама, у которой есть собственный сын, годный в женихи. Факты эти были широко известны, и не взирая на предупреждения матери, Ланни и в голову не приходило скрывать их. Было бы смешно стремиться к тому, чтобы вызвать в этой девушке интерес к себе, не поставив ее в известность о своих «розовых» взглядах.
Он стал рассказывать ей о посещавших эту школу детях рабочих: как они выглядят, как ведут себя, как он занимается с ними. Она представляла их себе грязными сорванцами, но он постарался уверить ее, что они приходят в аккуратно зачиненной одежде и с добросовестно отмытыми ушами и шеей. — Из детей бедняков, — сказал он, — лучше всех дети рабочих — смышленые, живые. Они верны своему классовому сознанию, оно им служит вместо религии; их родители знают, что такое лишения, и дети тоже знают, что жизнь не игра. — Любимица фортуны слушала все это, как рассказ о другой планете; странные вещи, интересные, но тревожные.
Зачем все это? Чего эти люди хотят? Он в самых простых словах объяснил ей идею общественной собственности: все средства производства должны быть общей собственностью, находиться в распоряжении общества и служить общему благу: ну вот, как почта, армия, трамвай. В эту минуту он забыл, что Ирма приехала из страны, где трамвай и железные дороги принадлежат частным владельцам, и что ее отец был одним из них. Она слушала, как он рисует картину кооперативного общества в духе Беллами, и приводила обычные возражения. А кто же будет делать грязную работу? А будут ли люди работать, если их не заставит нужда? И будут ли все получать одинаковую плату?