Между нами химия
Шрифт:
Улыбнулась Лидочке при входе в деканат, она улыбнулась в ответ. Вся так и сияла от счастья. Такой я ее не видела ни разу за 3 года, что она работает в нашем университете. Похоже, она стала еще одной жертвой Кирсановского обаяния.
Разозлилась, сама не поняла от чего.
И если сначала я думала постучать в кабинет декана и даже спросить о разрешении войти, то поступила я совершенно иначе. Резко открыла дверь и влетела, словно ночная фурия. Кирсанов изучал какие-то документы и шокировано уставился на меня. Он думал, я не заметила, но он развернул голову к левому плечу и тихонечко произнес губами
— Евгения М-марковна, Вас не учили стучать? Или Вы хотели мне опять по башке врезать дверью. Смотрите, а то рано или поздно такими темпами стану шизофреником. В Ваших же интересах, чтобы начальник был адекватным, не так ли? — бубня себе под нос, постарался унизить. А я подумала, что он и до этого особо с головой не дружил. Может способами «испугай идиота» или «врежь по глупой башке» удастся, напротив, сделать Кирсанова нормальным. Улыбнулась собственным мыслям.
— Вызывали, Евгений Николаевич? — специально не смотрела в его глаза. Тем более, было здесь, что рассмотреть и без Кирсанова. Кабинет декана преобразился и стал даже очень уютным. В углу возле двери появился темно-коричневый кожаный диван, на стенах — красивые картины природных пейзажей, а на столе — куча рамок с фотографиями. Но все они были развернуты в сторону от меня, так что я не могла рассмотреть. Признаюсь, было интересно увидеть, чьи фото расположены на столе декана… И есть ли среди них… Юля…
Как бы я не пыталась убедить себя в том, что мне плевать, мне не плевать. И стоит посмотреть на этого мудака, как к моему горлу снова подходит ком. Но я справлюсь с этим…
— Вызывал, Евгения Марковна. Тут на Вас жалоба пришла от одного из студентов. Я пока ректору не докладывал, решил поговорить с Вами лично. Не хотите объясниться? — ноги стали ватными, и я почувствовала, что теряю равновесие. Как удачно Кирсанов приобрел новую мебель. Села на диван и только тогда смогла ответить.
— Как это жалоба? От кого и… почему? На меня ведь никто и никогда… — растерянно хлопала ресницами, а Евгений Николаевич смотрел на меня с особым равнодушием. И ведь ни одна мышца на его лице не дрогнула.
— Вот, ознакомьтесь! — дрожащими руками все же выхватила ту самую жалобу и пробежалась глазами по тексту. Что-то о превышении должностных полномочий и…
— Кирсанов, ты вообще что ли? Что значит, приставала в неположенном месте к студенту? То есть, существуют для этого положенные и неположенные места… А еще, я знаю твой почерк. Мог хотя бы наклон изменить, я не знаю… — и только в этот момент я поняла, что Женя еле сдерживался. А его равнодушие было, скорее, связано с тем, что он старался сделать как можно более каменное лицо, чтобы не заржать. Идиот…
— Женька, так ведь смешно получилось. А по другому поводу тебя ведь было не вытащить. Слушай, у меня к тебе просьба есть, небольшая… Сугубо личного характера, в честь нашей старой дружбы, так сказать…
— Пффф, Евгений Николаевич. Я Вам дала понять, что никаких личных вопросов между нами быть не может. А насчет дружбы… Вы что-то путаете, я никогда не считала Вас своим другом. — Плеснула ему в лицо словесным кипятком, рискуя обжечь собственный рот… Да, между нами не было дружбы, потому что я считала это чем-то более возвышенным и серьезным. Но все оказалось пустышкой,
Разорвала бумажную жалобу перед его лицом и бросила обрывки на стол. Пусть убирает, с него не убудет.
А потом демонстративно хлопнула дверью, специально покосившись на Лидочку. Она чуть не поперхнулась печеньем, которое в тот момент грызла. А я заликовала. Потому что сидит тут вся сверкает, бесит…
Вот с того дня и начался сущий кошмар…
То он ошибку какую-то в ведомости за экзамен в прошлом семестре обнаружил. Утверждал, что у него не сходится средний бал с тем, что указала я. Несколько раз пришлось пересчитывать, чтобы все же доказать этому дураку свою правоту.
— Ой, я просто Зыкина пропустил видимо, прошу прощения! — выкрутился этот засранец.
— Ага, несколько раз подряд… Будете вешать лапшу на уши Лидочке! — обиженно надула губы.
— А Лидочка тут причем? — услышала вслед себе, в очередной раз громко хлопая дверью. И Лидочка сегодня еще более нарядная и красивая, бесит…
А потом Кирсанов решил вообще вывести меня из себя.
— Евгения Марковна, какой пример Вы подаете студентам. Это что еще за внешний вид? Ваша юбка короче моей рубашки! — хотелось дотронуться до его пышной шевелюры и вырвать сразу несколько клочьев волос, чтобы причинить ему боль. Так меня достал этот человек.
— Ну, давайте, показывайте! — насела я на него.
— Что показать? — как-то растерянно переспросил меня он, не сразу поняв, что я имею в виду.
— Рубашку покажите! Мне интересно, как Вы рубашку ниже колен в брюки впихнули. Ничего не трет, не грызет, не натирает? — покраснел и надулся, как истукан.
А я ликовала! Потому что как этот мужчина не старается, у него не удается вывести меня из себя… Но все случается в первый раз. А в случае с Кирсановым это случилось, наверное, в 101 раз… Ему удалось, он довел меня до чертиков…
В среду я, ни о чем не подозревая, спокойненько себе шла в аудиторию, готовясь к очередной лекции по биохимии. О том, что что-то не так, поняла еще в коридоре — обычно в группе 21А всегда был галдеж, когда студенты были одни, без преподавателя. Но в тот день все было совсем иначе — идеальная, я бы даже сказала, мертвецкая тишина.
И только войдя внутрь, я поняла, почему…
Евгений Николаевич удобно разметил свою задницу на скамейке и сидел за первой партой, будто он — один из студентов.
Я зыркнула на него, ожидая понять цель его визита. А студенты смотрели на него с интересом, обожанием, восторгом, но только не со злостью, как я…
— Евгения Марковна, начинайте лекцию, а я послушаю! — вывел меня из ступора его голос.
— Евгений Николаевич, можно Вас на пару слов? — хотелось поговорить с ним с глазу на глаз, потому что не могу я с ним общаться любезно-любезно, как не крути. И еще не дай Бог студенты станут свидетелями одной из наших стычек. Еще по универу поползут ненужные слухи. И так некоторые профессорши смотрят на меня с недовольством, почему-то видя во мне главного врага и главную соперницу. А я ведь даже и не претендую на участие в каких-то непонятных гонках за сердце всеми обожаемого декана.