Между небом и землёй
Шрифт:
– Посмотрим, как мамка тебя послушанию обучила, - приговаривали они, а бедная невеста лишённая не только белого, пышного платья и праздничного настроения, но даже и настоящего жениха вытирала мои лапищи сорок последнего размера чистым, мягким полотенцем.
После этого меня и её проводили в помещение с большой кроватью и оставили одних. Не помню, когда ещё я так смущался присутствия большой кровати в комнате. Я один на один с юной девушкой, можно подумать, что повезло мужику – да не тут-то было! В такой несуразной, «интимно-фольклорной» обстановке, каждый из нас двоих, кажется, даже приблизиться к постели боялся как огня.
– Ты знала, что тебя ожидает, когда меня сюда жить звала?
– Примерно представляла. Женщины на гулянья не допускаются, только одинокие или хозяйки.
Я хотел ей сказать, что она точно дура, но не успел. Вдвоём нас оставили не больше, чем на пару минут, затем в комнату влетел разъяренный родитель и, раздувая в обе стороны пышные усы, прошипел:
– А ну-ка, потрудитесь рассказать мне, молодой человек, в чём суть ваших претензий к нашей дочери!
– Нет у меня к ней никаких претензий кроме одной, она, толком не предупредив, втянула меня в эту авантюру с женитьбой, с каким-то «Чудным миром».
Отец прошелся туда, сюда по комнате, потом вновь стал напирать с вопросами:
– Ты сам пришел на Ярмарку Женихов в ночь Ивана и Мары? Ты установил на стыке Миров свой шатёр для невесты?
– Ничего, я не устанавливал. Вернее, да установил со знакомым, но палатку, чтобы переночевать, а с утра домой без паранормальных явлений стрихшей.
– Есения не может быть виновата, её вела Богиня!
– начал он оправдывать дочь.
– Не знаю и не спорю, но она видела меня днём и позвала на эту треклятую поляну, несла какую-то чушь про спасителя.
– Ты его во сне видела, дочка? – он сдвинул брови, и дочь сразу призналась:
– Да, тятенька.
– Говорили мы тебе с матерью: «Выбрось всё из головы!» Что ж не слушала нас? Заварила кашу, а расхлёбывать всем придётся.
Бледное до этого, лицо Есении вспыхнуло от смущения, она выслушала целую лекцию, от том, как должна себя вести, после чего, отец уже более спокойным тоном вернулся к главному проблеме,
– А вот ты ответь, что плохого в том, чтобы жениться?
– «Тесть» отступать не собирался и после повторного отказа, продолжал описывать прелести жизни в Марьинке:
– В деревне тебе уважение – живи да радуйся! Дочка у меня к труду приучена, работы не боится. Тебе полная свобода, слова поперёк не скажет, ударишь - не пикнет. жена тебе самой Ладой подарена!
– заявил он с гордостью. Но когда я вновь, не оценил его дикие доводы, приуныл в растерянности.
– Покумекать нужно. Родичей позвать, что ли?
– рассуждал он вслух.
– Пусть подскажут как поступить. – Уже на пороге, он обернулся, посмотрел на дочь и со злостью приказал: - А ну брысь в свою комнату!
Дважды говорить не пришлось, девушка тенью выскользнула из комнаты вслед за отцом, а я остался один, проклиная час, когда я сел за баранку своего Мерина, чтоб купить треклятую микроволновку.
Вскоре в комнате появилась мать Есении. Она не укоряла меня, а напротив, принеся с собой пустой таз и кувшин воды, предложила умыться перед ужином, извинилась, что не могла покормить меня раньше, усадила за стол в углу комнаты и подала мне сыр, ломоть хлеба, порцию какого-то мясного блюда и бокал напитка в котором я распознал медовуху.
Едва она успела убрать остатки ужина со стола, передо мной опять выросла фигура рассерженного родителя в сопровождении двух старицев.
– Михаил, расскажи нам, какой выход ты видишь из этой ситуации, - попросил отец, почти совладав с собой.
– Никакой женитьбы и вернуться домой.
– Свадьбу не отменить, - прозвучало в ответ как вердикт, и тот же из почтенных старцев продолжал увещевание, - каждый, кто нарушит обет, данный Ладе, умрёт.
– Но я не давал никаких обещаний.
– Ты признал её своей невестой, большего Богине не требовалось.
– И много людей погибло, не выполнив обязательства?
– Ни одного. – Я хотел обрадоваться, но не успел, так как старик произнёс, - Союз, заключенный по воле Лады обеспечивает счастье влюблённых на всю жизнь.
– Может они просто боятся сказать, что не повезло…
– Что? – взревел отец. Тот же старик предупредил его попытку напереть на меня с кулаками, отгородив его от меня высохшей, пораженной артритом рукой и продолжил увещевание:
– К такому браку стремятся, это большое благо, поэтому отказа от дара не было… - говорил он, пока его не перебил второй, менее многословный старик:
– Он связан кольцом. За отказ от дара – смерть!
Они продолжали рождать воображаемые сцены скорой кары, а на вопрос как это исправить так и не ответили. Единственная полезная для меня информация заключалась в том, что путь будет закрыт через пять дней. «Значит, - сделал я вывод, - у меня есть несколько дней, чтобы найти помощь в другом месте».
В итоге повторяющиеся угрозы и всё более продолжительные паузы между ними утомили даже отца и он спровадил родичей в одну из соседних комнат. К тому времени гости разошлись. В доме стало совсем тихо.
Я босой стоял посередине комнаты, решая раздеться или лечь в одежде, когда в комнату вошел мужичок, представился Власом Кузьмичом, расстелил постель, пожелал мне «Спокойной ночи» и вышел.
Утомлённый сумасшедшими событиями, я мог бы уснуть в любых условиях, даже стоя, что говорить о мягкой перине. Позвоночник неслышно спел мне колыбельную, и я приготовился во сне набраться сил перед новым непредсказуемым днём.