Между небом и землёй
Шрифт:
– «Заколю оторва!» - и за ней. Она в сарай и он туда, она по сходням на сеновал и он с вилами туда же. Ну, всё! Чувствует старуха, что смерть близка, у деда глаза навыкат от злости, а бежать больше некуда. И, что вы думаете, как только она поняла, что попалась, шлёп на сено, ноги рогаткой, подол задрала и кричит себе под юбку, благим матом: «Бу-у-у-ка! Бу-у-ука! Жри деда!» - и на полном серьёзе кажет на деда пальцем.
Потанин говорит, что до «Буки» ему уже сто лет дела не было, так, что тут он и вовсе растерялся! Только подумал, как старухин голый срам его есть
Тут мы все, представив ситуацию, повалились хохотать.
– Ой, не могу, - кряхтели мужики, - Бука! Это ж надо выдумать!
– Жить захочешь - не такое выдумаешь!
– Со мной, тоже, казус с торжищем вышел, - вспомнил кто-то за столом и начал рассказывать: - Собрался ехать пораньше. Мёда у меня в тот год много было. Жена меня ни свет не заря разбудила и сказала, что мёд в крынки разлит. Я быстро их в телегу перенёс, подивился, что меньше получилось, чем рассчитывал и в Царь Град отправился. Место занял выгодное и кричу: «Мёд с весенних цветов! Самый нежный вкус!» Народ подошел: «Давай мёд на пробу!». Открываю первую крынку, а там кислое молоко, вторую то же самое! Думал, черти разыгрывают. Покупатели надо мной покатываются, а я так нелепо выглядел, что и не припомню, чтоб так ещё когда было.
– Как молоко-то в крынках оказалось?
– А я, толком не проснувшись, не те крынки взял, а баба за мной не усмотрела. Тоже, осерчал на неё, думал - побью.
– Так, без денег, с кислым молоком и вернулся?
– Не совсем. Одна бойкая бабёнка, у меня, три крынки простокваши за медяк взяла, сказала, творог собиралась купить, да забыла. А пока я домой собирался, моя Зинка с кумовьями мёд подвезла. Хорошая торговля состоялась, не смотря на неладное начало. Нужных вещей тогда, много купил, и простокваша до дому не испортилась — жена её забрала и сыр сварила.
Грубоватые истории о деревенской жизни не заканчивались до рассвета. Некоторые были настолько неправдоподобными, что мне вспомнились ночные страшилки в пионерском лагере, причем в роли вечно во всём виноватых вожатых выступали жены рассказчиков.
К утру я узнал, что пьяный в дымину, тощий мужик, спящий сидя во главе большого стола, был тот самый староста Волошин.
Наша компания заметно поредела. Выпивохи расходились по домам отсыпаться, пообещав друг другу встретиться «как жара спадёт».
Мы с Фадеем Панычем, предоставив заботы о «начальстве» двум молодцам, побрели в сторону дома.
– А Волошин всегда так крепко напивается? – я оглянулся, чтобы увидеть, как староста сдался, перестал отпихивать поддерживающие руки и повис на плечах товарищей, вполне удобный для транспортировки.
– Нет, за ним такое, только, последний год водится. Не может по-другому горе обуздать. Худой стал как жердь, людей дичится. Он старшего сына год назад схоронил, теперь видимо черёд меньшего пришел.
Я вспомнил измождённого отравлением мальчика, стал думать, нужно ли делиться своими соображениями, потом решил, что маловато оснований обвинять местную знахарку, нужно знать больше, для правильных выводов.
Чтобы окончательно развеять моё недоверие
– Ты его не осуждай – он мужик хороший и староста толковый. Каждый год собственные деньги на нужды села тратит, и вес у местных и чужих имеет.
Войдя в дом, Фадей Паныч сразу отправился в свою комнату, а я с похмелья спать не мог, мутить начинало не шуточно.
– Даринка, неси Михею поесть, - дал указание отец, из спальни.
Ко мне подошла девочка-подросток, предложила покушать. Я, поборов тошноту, поспешил отказаться и вышел во двор.
Две женщины, не глядя в мою сторону, прошли мимо и остановились у колодца. Старшая вытянула из него ведро и перелила колодезную воду в своё ведёрко. Я представил его немалый вес. Деревянные края не меньше двух сантиметров толщиной, размер ведра литров на десять. Женщина даже согнулась под своей ношей. А молодая девушка не спешила помогать, шла следом, легко, как исполнительница народных танцев.
В Екатеринбурге на заключительном концерте четвёртого Съезда Физиологического общества имени Павлова, где я, будучи студентом, помогал организаторам, был подобный номер. Танцовщицы ходили на носочках, плавно переставляя ноги под длинными платьями, словно плыли по сцене, быстро меняя направление, согласно рисунку ритма. Девушка, приближавшаяся ко мне, была просто виртуозом, в таком перемещении. У неё даже подол не менял форму, а ведь это не пол сцены, это земля, покрытая галькой и травой. У первой, края платья вымокли от росы, а эта как в туман одета. Они поравнялись со мной, я поздоровался сначала с одной, а потом и со второй. Обе отреагировали только на второе приветствие. Старшая таращилась от удивления, оглянулась. Не останавливаясь, скользнула взглядом мимо компаньонки, подняла свои глаза на меня. Взгляд был не из приятных, про такие глаза принято говорить – потухшие.
– Ты кого-то видишь…там? – кивком она указала за своё плечо.
– Девушку. Она за вами идёт.
– Молоденькая? – её рука взметнулась, словно в испуге.
– Да, не больше двадцати лет.
Женщина выронила ведёрко с водой,
– Матушка-Ладушка! Здесь! Здесь это будет!
– и с громкими стенаниями побежала в соседний двор. Вторая, сначала, также выглядела удивлённой, затем расстроенной, стояла молча, смотрела на меня словно осуждая, пустила слезу, и поплыла по воздуху в соседний двор, как облако по небу. И не ходила она вовсе, парила над землёй, не двигая ногами.
Не успел подумать, что нет конца этим чудесам, как на вопли женщины уже народ собирался. Даринка выскочила, схватила меня за руку и назад в дом завела.
– Вы, по что тётю Дуню обидели?
– Если обидел, то не специально. Я с ней молодую женщину видел, странную какую-то, немую что-ли… - замялся, не умея подобрать подходящее слово, - говорю же странную! Тётка эта спросила, вижу ли я кого, ну я и сказал, что вижу. Она причитать. Я понять ничего не успел, как и другая разревелась.
– Тятя, вставайте! – Заговорила Даринка в другой комнате, - вставайте, нужно колодец досками заколотить. Михаил Суденицу видел.