Между небом и землёй
Шрифт:
– Утопленица из наших видимо. Нынче в Открытую Седмицу вернулась. На родной Земле хотела танцевать. Да почему-то задержалась здесь.
– То есть мёртвая она, сейчас, нам отпор даёт?
– И не так может. Только сунься.
– Это она доски выдрала и парня убила?
– Сомнений быть не может!
– Как же поступить?
– В колодце оставить, сама уйдёт, как срок подойдёт.
– Не дам я ей уйти! – Мать погибшего юноши незаметно для нас вернулась, заговорив, подошла к деревянному краю и посмотрела вниз. Приглядевшись, она кивнула головой, соглашаясь со своими мыслями, и зашептала,
– Красный Всадник приди, силу в слове найди.
Кто из Нави пришел тот, на век, будь заключен.
Солнышко - Родушко, помоги мне своим лучом,
Крепче камня земля, гуще крови вода,
Будь здесь тлен, взятый в плен!
– «Зачем звать на помощь солнце, если до рассвета…» - Вопрос до конца не сформировался у меня в голове, как на горизонте, подобно свету далёкого маяка, появилась светящаяся точка. Её свет стремительно усиливался. Разрезая предрассветную темень на две половины, пучок света приближался к нам. Мы замерли без дыхания, когда точка выросла до размеров огненного скакуна, который пронёсся мимо домов и ветхих заборов, освещая их белым, дневным светом, пока не достиг стенок колодца. За миг, что конь застыл перед нами, мы смогли увидеть только вихрь, дополнивший ослепительное видение человеческим силуэтом, как вдруг и конь и наездник рассыпались жидкой светящейся субстанцией, по виду напоминавшей кисель, окружившей нас прозрачной сферой. Мы таращились на друг друга, застывшие с открытыми ртами, притихшие настолько, что казалось можно услышать как кто-то изредка моргнёт.
Мертвенно бледное лицо показалось над водой, сверкая мокрыми бликами, отраженного света на синюшно-восковой коже, оно щерилось в улыбке.
– Отпусти меня-я-я, подру-у-жка! – потребовала утопленница, - Как бы ху-у-у-же не стало.
– Она вытянула вверх бескровно-белую ладонь и указала на нас.
– Убью-ю-ю. Выбира-а-ай с кого нача-а-ать!
– Знала я, кого увижу. Ты и после смерти, такая же злая и подлая, как была при жизни.
– Я за своим пришла-а-а, - пела мертвячка противным, скрипучим голосом. Она упёрлась обеими руками в края колодца и подтянула ноги, готовая напасть.
– Они не твои. Один мой муж, второй мой сын.
– Я забрала-а-а их у тебя, - хвастливо, выговорила живая покойница, на распев,- ты-ы-ы пользовалась их любовью, временно… Простой поцелуй для каждого и- и-и… теперь они будут со мно-о-о-й. Это прия-я-тно! Это не бо-о-о-льно!
– Она улыбалась, шаря безумным взглядом по нашим лицам. Руки опирались о деревянную кладку колодца, как две стальные арматуры на которых тело в серой, мокрой рубахе, начало раскачиваться словно маятник.
– Каждый хочет меня, - хохотала русалка. По паучьи переставляя руки и ноги, упираясь в вертикальные стенки, она в мгновение ока оказалась над верхним краем и, безобразно оскалившись, уверенно процедила: - Заберу-у-у!
– показывая пальцем на меня.
– Забери то, что я тебе сама отдам! – Дуня наклонилась ниже, положила руку на внутреннюю поверхность верхнего бревна. Другой рукой, она достала из кармана нож. Как на разделочной доске, одним движением, отсекла себе безымянный палец на правой руке. Вместе с кровью и двумя фалангами пальца в воду полетело необычное, траурно-чёрное обручальное кольцо. Под водой оно не исчезло, я продолжал наблюдать как оно упало и его волшебный метал засверкал, освещая рубленные стенки колодца до самого дна.
Стон травмированной женщины утонул в зверином рёве из колодца. Свет, излучаемый кольцом, становился ярче и достиг ног русалки. Полукруг сияющей сферы уменьшил свой фокус до размеров отверстия колодца. Русалка металась, запертая двумя источниками сжигающих её лучей. Солнечная сфера загоняла её вглубь, а снизу, сияние обручального кольца, обжигало голые ноги, заполняя наше обоняние вонью мертвого тела и гари.
– Я вытащила тебя, Любаша. Там, на озере, я тебя не бросила. Ты пыталась меня утопить - я только отбивалась от тебя. Я не хотела... Ты наказала меня не справедливо, - всхлипывала Дуня, оседая на залитую водой и кровью землю.
Её бывшая подруга быстро меняла облик, трупное разложение горелой плоти происходило прямо у нас на глазах. Глазницы впали, вытекая мутной жидкостью из-под век, обваренная лучами кожа, а за ней и мышцы расползались, как старая мешковина, обнажая скелет. Рука, вытянутая вверх грозила нам бескровными, мокрыми костяшками с ошмётками обваренной плоти, пока, сорвавшись, тело не свалилось в бурлящую колодезную воду.
Свет погас, словно по щелчку тумблера. Мы озирались ослепшие на миг, некоторые из нас потирали лбы и веки. Наконец, в тусклом свете лампы, глаза начали различать присутствующих людей.
– Дуня, пойдём, я тебе помогу. – Паныч позвал и меня, - Михаил, давай со мной. Кровь на руке ручьём льёт.
Я, наспех, перетянул обрубок пальца куском поданной кем-то верёвки. Женщина слабо возражала, когда мы завели её в дом Фадея Паныча. Пришлось обработать самогоном иголку и нитку, наложить пять швов, не стягивая кожу до конца.
– Теперь можно домой, - заботливо поддерживая за плечи, накинув на женщину, что-то типа плаща, Паныч повёл её во двор.
– Прости, сосед, за испорченный колодец!
– О чём ты? Давно хотел новый сделать. В том, брёвна подгнивать почали.
Человечность впервые проступила в поведении мужчин: каждый предлагал помощь, Волошин распределял работу, организуя всё необходимое для завтрашних похорон.
– Копать рядом с дедом будете. Бабка погодит. Пусть живёт - дочке помогает.
– Не знал, что русалки такие страшные. У нас в сказках — это милашки с рыбьими хвостами. Максимум моряков пением заманивают.
– Ну, скорее, это зависит от того, какой девушка была при жизни. Любин нрав всему селу был известен, - рассказал Волошин.
– Знаю, что при жизни она мало кого любила. Собственная мать от неё наплакалась. Дуня единственной подругой была...и вот как обернулось. Мы так думали, что она жить не схотела, когда Дуняша Матвея на Поляне нашла.
– Тятя!
– крик, раздался издалека.
– Тя-тя! – кричали из темноты, уже ближе. К нам бежала дочка Волошиных. В паре шагов она остановилась, собираясь что-то сказать. Девочка открывала и закрывала рот, как рыба, но не смогла выговорить, ни слова.
Мы поняли причину её появления без слов, видя, как заплаканное лицо сводит судорога невысказанного горя.
– Митя?
– вздохнул тяжело староста, делая первый шаг навстречу ужасной вести. Девчонку ему пришлось взять на руки. Она начала задыхаться от рыданий.