Между небом и землёй
Шрифт:
– Я даже боюсь просить их нарисовать, - смешок прозвучал мне в район солнечного сплетения. Она сомкнула обе руки за моей спиной. Для объятия потребовалась вся длина её рук, и я животом почувствовал прикосновение двух упругих холмиков. Голова откинута назад (иначе она не увидела бы дальше третьей пуговицы на моей рубашке), задорная с прищуром улыбка на лице. – Может ну их ваших чудищ? Оставайтесь здесь!
– Не могу. Я люблю свой мир. Там я буду жить, так как привык. Мне многое в нем дорого и понятно.
– Вы могли бы узнать Чудь. У нас толковых людей ценят.
– У себя дома я бы не выпендривался со своей образованностью. Такое образование моё общество
– Вашему миру известно всё и обо всём?
– Вовсе нет! Мы не знаем всех тайн вселенной, но современным людям доступны многомиллионные источники информации. В печатных изданиях и цифровых файлах находиться знания, накопленные многими поколениями: как функционирует живой организм, целая экосистема. – Меня несло в философию науки, но я вовремя себя остановил, очнувшись в куче скучных фраз и вернулся к нам: - или вот, почему так раскраснелись твои щеки, можно легко понять, набрав несколько букв на клавиатуре.
– Зачем знать так много? – она спрятала смущенный взгляд на месте, где вместо положенных кубиков у меня от сидячей работы уже лет пять копился шарик. А ведь она далеко не отсталая, деревенская простушка. Есения прекрасно осознавала, что происходит между нами, и от этого мне не становилось проще сдерживаться.
– Чтобы… - я запнулся, захлёбываясь от желания. Вопрос показался мне очень сложным. Он отвлёк моё внимание, заставляя выразить то, что было смыслом знаний в моём понимании, - чтобы избежать таких загадочных смертей как Митькина.
Мы помолчали, заново переживая трагические события минувшей ночи. Есения прижалась лбом к моим рукам, в которых я держал её ладони, после того как снял их с себя, словно пыталась почувствовать меня сильней, потом нехотя выпрямилась. Подушечками пальцев, я погладил загрубевшую кожу её рук. Она смотрела на мои руки, а я на её. Ровный загар покрывал тонкие запястья и миниатюрные кисти с ровными, не длинными пальцами. Им бы не подошло описание «утончённые как крылья птицы». Руки молоденькой девушки знали тяжесть множества работ. Маленькие, в царапинах и следах от мозолей, ладони были созданы дарить заботу и благодарность. Я оставил в своей руке правую ладошку, переплёл свои пальцы с её пальчиками и, слегка щёлкнув Есению по кончику носа, повёл по дорожке к дому. Уверен, она тоже сделала какие-то выводы по моим рукам и выглядела довольной, улыбалась, то и дело, бросая мне довольные взгляды.
– Вы бы меня не обманули! – заявила она, пройдя пару десятков шагов.
– Ой, не обольщайся.
– Глаза поймали её задор, в груди возникли тепло и приятная лёгкость.
– Вам бы совесть не позволила.
– До этого ж я как-то с ней справлялся?! – решил я подкосить её растущие надежды.
После такого признания девушка, предсказуемо, приуныла, но только ненадолго. При виде первых знакомых она уже улыбалась, тепло отвечая на приветствия, крепко сжимала мои пальцы, и чуть ли не пританцовывала, смеясь от моих подколов по поводу их уклада жизни в сравнении с тем к которому привык я.
Глава 8
Мы расстались, не сказав больше и слова, как только я, отпустил её руку, открыл калитку во двор. Есения смущенно ответила сестре и скрылась в доме. Я пошел к Фадею Панычу, который поджидал меня, навалившись локтями на перекладину стойла. Он вопреки моим предположениям не стал высказываться в адрес нашего с Есенией совместного появления. Мыслями, по-моему, он был где-то в районе ярмарки.
Конь, запряженный в телегу
– Иди, перекуси на дорожку, - предложил Паныч, совсем по-отечески. Мне и в голову не пришло отказываться, моя сговорчивость, как он признался позже, его немного удивила. Вообще мне показалось, он был сверх меры доволен, что мы с его дочкой как он сказал «поладили» и даже не сердился, что позже выехали, кивнув в сторону трёх телег перед нами, он добавил:
– Ждать в телеге перехода не будем, почитай все уже в городе.
Конь шел быстро. Обгоняя одного из односельчан, сидевшего рядом с мальчиком на телеге заполненной плетёными клетками. Паныч спросил, заменяя интересом приветствие:
– Степан, курей продать решил или подлечить?
– Завшивели, кажись. Подстилку с утра сжег. Жинка курятник белит. – Он посмотрел на свою птицу, подумал и видимо решил поделиться умной мыслью: Петуха обменяю, чтоб кровь освежить, – и тут он заметил, что я, сдерживая усмешку, поглядываю на неумытое лицо мальчишки рядом с ним, и нарочито просто добавил, - Ванюху для компании взял. Чтоб к бабьим нежностям не привыкал.
Ну заметно же, что проблема у сынули с курами схожая, но мужик, одёрнув мальчишечью руку от лохматой шевелюры, продолжил, не потеряв внешнего достоинства:
– Любому не помешает Путь пройти, чтоб очиститься.
– Это точно! – согласился Паныч, а я только кивнул головой в поддержку, слабо просекая в чём суть столь точного изречения.
Паныч помог мне с пониманием незамедлительно:
– Что? Профукали вы явчане Ярмарочный День! А мы вот любых паразитов в раз теряем. Любую хворь, ну только не родовую или увечную можно вылечить, по Пути в этот день проехав.
– И старость тоже? – ухмыльнулся я.
– Старость штука хитрая. Она как паразит не лютует. Живёт не в теле, а рядом, кровь стылой жижей разбавляет и не отстанет нипочём, - получил я абсурдный ответ, сказанный вполне серьёзно, и задумался: «А что если признать наличие этого самого верного спутника извечной жизни, как нечто идущее пока поодаль от меня, изредка напоминая о себе апатией и цинизмом. Со временем мы сойдёмся с ним как одно целое. Тогда, ослабевший от старости мозг начнёт раздражаться кипучестью чужой молодости, а тело стонать унынием, вспоминая былые возможности. Насколько легче было бы её победить? И я стал думать, как изолировать возможные с ней контакты, удивляясь действию этого мира на меня! Я думал о проблемах масштабных, не способный решить собственные. Мне стало очень грустно от этих мыслей, от чувства безысходности и осознания обречённости человеческого существования к тому же.
– Ну, что скис? – Спросил меня Паныч. Я не ответил, зачем ему пересказывать столь грустный повод для размышлений.
– Впереди прекрасный день! – пообещал мой неунывающий возница, необременённость мыслей которого могла бы стать залогом человеческого счастья. Он улыбался, раздувая свои пышные усы, пересказывал мне одну нехитрую байку за другой, вожжами, подгоняя наш хвостоухий транспорт.
Дорога до Начала Пути заняла не больше часа. Ехали через лес. Если бы не деревянные колёса подо мной, я бы мог подумать, что гощу у знакомого в обычной российской глубинке. Обычное разнотравье для умеренного климата Урала. Время лесной ягоды. Я удивился, почему местные ребятишки малину не собирают, а Паныч ответил, что это медвежий малинник, а детворе своих ягодников вокруг села - не обобрать.