Между небом и землёй
Шрифт:
Гости во главе с хозяином опять уставились на меня как на полоумного. Смешки стихли. Интерес к бреду, который я нёс, поутих. Мне снисходительно покачали головой, изредка всё ещё усмехаясь, и шумным потоком хлынули назад в большую комнату.
Паныч похлопал меня по спине, подталкивая вслед толпе, и негромко, так чтобы только я один услышал, добавил:
– Когда спасаешь задницу, не забывай лицо сохранять, - после этих слов тоже вышел и, уже громко, принялся приглашать гостей «откушать яблочной наливки».
Что делать? «Отыскав» своё лицо и почесав остывающее ухо, я вышел за ними.
Отдав должное напитку и угощению, поблагодарив и отпустив хозяйку, мужики стали обсуждать вероятность хорошей торговли на ярмарке.
– Дождь, если будет - укрывать телеги придётся... – говорил один.
– … до Начала Пути, а там всегда погода ясная, - заканчивали, наперебой, уже другие.
Сегодня разговорить меня у них не получалось, хотя попыток делали достаточно,
– Михей, ты со мной завтра поедешь? – поинтересовался Фадей Паныч.
– Не знаю, надо ли?
– В Царь Граде самая большая торговля будет. Туда народ со всей Чуди съедется. Мы, не долго, поторгуем, потом по городу походим, в пивные заглянем, - придумывал он заманчивые идеи.
Я же из его слов понял одно - к торговле, как и к другим делам в деревне, мужики относились не серьёзно.
– Чем торговать собираетесь? – решил я проявить толику интереса и обратился ко всем присутствующим.
– Копченую рыбу, мясо, сыр, льняные верёвки, мёд, опять же, повезём, - услышал я голос Волошина, он единственный из гостей отказался от угощения и даже от предложенного ему кубка как-то брезгливо отодвинулся. Вчера, я посчитал его пьянчужкой, сегодня просто хамом, а вот другие примолкли, не перебивая и ожидая продолжения, смотрели на Волошина с полным уважением, - Алекша, твоя резьбу закончила?
– А как жешть! Две картины готовы и украшений полный короб, - держал ответ Алекша. Как на совещании у начальства, каждый рассказал, что в его семье приготовили. Товар действительно был самый разный. Как я понял, продавали его прямо с телег, соблюдая определённые правила. Например, украшения нужно было продавать в седьмом ряду, хлеб и продукты в первом. Существовали даже родовые ряды для отдельных семей, таких как семья Волошиных. Они могли торговать любой продукцией. Для тех, кто привозил на ярмарку смешанные товары, имелись поселковые места. Люди из Марьинки торговали в сто сорок пятом ряду. Они считали ярмарку главным событием года и готовы были рассказывать о ней часами, пока Волошин не перебил их без вступлений,
– Фадей, ты со мной к трём к воеводе заявлен. Мне с товарищем быть велено.
– Случилось чего? – звучало несколько голосов сразу.
– Мне причины сообщать не сказано, – пресёк любопытствующих староста и предупредил хозяина: - Тебе приказ завтра прямо в Царь Граде доставят – так, что не растеряйся.
– Будет велено, пойду… - Фадей Паныч, как мне показалось, в службу не рвался. Кто-то ждал продолжения уговоров или развития темы. Волошин же приложился к чарке потом, словно опомнившись, отодвинул её, отвернулся и стал смотреть в угол комнаты. Странный он. Мне показалось, он боролся с желанием продолжить говорить о чём-то важном, но не посмел. Мужики перекинулись ещё парой фраз, в надежде развить тему, да и только. Староста, опять остался равнодушен к их предположениям о важности дела, и в беседе за столом возникла пауза.
«Мент родился», - пошутили бы в моём мире. А там, где я находился этим летом, переходы от смешного к серьёзному были такие непредсказуемые, что я со своими шутками решил не влезать.
– Схожу-ка я… до ветру, - вымолвил мужик с бородой, жена которого пекла медовые пряники для ярмарки, пока он, упившись вина отлить собрался.
Бородач вернулся почти сразу. Выпучив, ставшие трезвыми зенки, сказал, опуская руки:
– Там, на колодце, малец лежит. Не дышит, кажись.
Мы, толкая друг друга, высыпали на крыльцо. В нескольких метрах от нас светлым пятном обозначилось неподвижное тело. Я подбежал к нему одним из первых. Человек, в светлых штанах, без рубашки, лежал на крышке колодца лицом вниз, раскинув руки, словно смерть настигла его в попытке обнять колодец. Может, он цеплялся за него в тот страшный для него миг?
Я отцепил сжатые пальцы от доски и перевернул тело на спину. Юноша не дышал, пульса не было. Однако голая кожа не успела отдать ночному воздуху своё живое тепло. За это тепло я цеплялся из последних сил, убеждая себя, что успею вдохнуть назад ускользнувшую секунды назад жизнь. Нажав на грудную клетку, услышал хлюпающий звук.
– Паныч, помоги!
– Наклонив парня набок, мы подняли его за ноги. Из открытого рта потекла жидкость, хотя он сам и всё вокруг было сухим.
Когда после нескольких минут потраченных на прямой массаж сердца и искусственное дыхание, я задержал свой вдох и прислушался, в надежде на стук преждевременно замершего сердца, то услышал лишь:
– Михаил, не терзай его. Он ушел, - Паныч остановил меня, – Отдай его матери, - он сочувственно положил руку мне на плечо, отводя меня в сторону.
Женщина, которую я видел здесь вчера, подошла и обратилась к сыну, словно тот уснул:
– Пойдём домой, мой мальчик, холодно здесь под утро. Мы тебя омоем, ты же у меня…
Я отошел подальше.
– Ты видел, как гвозди на досках вывернуло? – спросил я у Фадея Паныча.
– Кто-то силищей немереной, их изнутри, вырвал, - согласился он.
– Сейчас парня унесут. Мужиков собери. Давай, колодец обследуем.
Через пару минут мы стояли у края колодца.
– Опускай лампу ниже! – командовал Волошин.
– Не видно ничего, только тёмная вода.
– Нужно не лампу опускать, а факел, - предложил я, - лампа днищем тень отбрасывает, не видно, что в воде.
– Смотри пятно какое-то, - указал староста вниз, где факел осветил макушку головы и длинные черные волосы, изменяющие форму под водой, словно, их перебирал речной поток. Как я понял, на дне колодца обнаружился ещё один покойник, скорее всего покойница.
– Багром бы зацепить!
– Я крюк из коптильни принесу. Его на палку закрепим.
Паныч принёс большой железный крюк, я привязал его куском бечевки к шесту и опустил в воду.
– Смотри, что творит! – крикнул кто-то из мужиков. Для них было забавой наблюдать как девушка, стоя под водой на дне колодца, отпихивала палку, желтоватой, словно из воска рукой.
– Закопать её там, пусть подыхает! – предложил другой.
– Русалка? Подохнет? Ей земля не повредит!
– Паныч, вы о чём? – ничего не понимая, попросил я подробностей.