Между небом и землёй
Шрифт:
Я из всех сил дёрнул запасную верёвку два раза подряд. Спуск прекратился. Из кармана достал видеорегистратор и включил запись в режиме ночной съёмки. Ничего не видно. Только серый туман на экране. В горле першило, как от дыма. Кажется этот видимый «вооруженным глазом» туман был ядовитым, кашель прошелся эхом вглубь и я оценил реальную перспективу потерять сознание под землёй.
Спуск продолжился, после того как я подёргал запасной канат трижды. Ещё через несколько метров факел почти потух от недостатка кислорода или масла. Из-за спины я взял палку, обёрнутую промасленной тряпкой и попробовал прикурить его от затухающего факела. Далеко не сразу, тряпка начала тлеть и только. Значит, моё удушье связано не только
– Слава Роду живой, - Паныч встретил меня медвежьими объятиями, вытаскивая из ямы как куль, не способного вскарабкаться самостоятельно. Ведро воды действовало на кожу как бальзам, слёзы, смытые вместе с ядовитым туманом, вернули способность видеть. Я выпил воды. Унимая боль, ещё и ещё пил прямо из ведра и только после этого смог собраться с мыслями,
– Дышать было нечем…
Тревога на лицах, окруживших меня мужиков, усилилась – я хрипел, горло и язык распухли. На меня смотрели как на покойника.
Но болезненные ощущения отступили довольно быстро. Я остался жив и радовался этому, сидя на траве, пригретый солнышком. Улыбка стянула губы.
– Вот, чертяка смелый! – подошедший воевода сгрёб меня в охапку. – Знал же я на шо, ты годен. Если, хто и может тут разобраться – так это ты, Мишаня!
Улыбка утонула как и я сам в потоке своих мыслей. Стоп! Похожие слова я уже слышал, - «Точно Есения!» - Она лепетала, что-то подобное при нашей первой встрече. Если Микушин сказал это на волне эмоций, она же могла знать, что-то неизвестное другим, как она говорила: «Не понимающим знаки».
Меня расспрашивали о том, что там внизу, я отмахивался от них односложными ответами. Меня хлопали по плечам, жали мне руку, принимая невнятное «Угу» за слабость вызванную отравлением. Я силился вспомнить каждое слово Есении.
– «Почему я сразу не догадался спросить, что это значило «Вы нас спасёте».
– Теперь это первое, что я хотел от неё услышать.
Придя в себя, предупредил о том, чтобы не лезли вниз:
– Смысла нет: яма очень глубокая, и воздух тяжелый, очевидно ядовитый, чем ниже, тем труднее дышать.
– О необходимости поговорить с Есенией я умолчал намеренно.
– А вы их раньше видели? – Я хотел понять, где ещё встречались подобные разломы.
– Может и видели, - с сомнением сказал один из мужчин, другие только переглядывались, не зная, что добавить.
– Не думали, шо важно!!! – строжился Микушин. – Вот бестолочи! Миша, ну как с такими дела делать? – Быстро же вояка нашел способ списать промах на подчинённых.
– В Лироне, кажется, есть,- припомнил кто-то из виноватых подчинённых воеводы. И его слова положили начало новой путанице в моей голове.
Дело в том, что после его этого мы отправились в Лирон. Так назвали небольшой город, который разительно отличался от тех мест, где я уже побывал за эти дни: жаркий климат, песчаный берег, море и пальмы. Я запутался в географическом положении Чуди окончательно. Первое предположение, что часть территории, близ Уральских гор, каким-то образом существует изолированно от России, не оправдалось. Экваториальное солнце и раскалённый от песка воздух выпарили остатки воды на моей одежде за пару минут. Чудь простиралась до тропиков, и понять, как это может быть по законам науки я не мог.
– Вы сюда на курорт, наверное, приез... ходили? – глядя на манящую поверхность прозрачной воды, захотелось искупаться.
– Шо? – опять потребовали от меня уточнений.
– Отдых на море. Солнце, пляж – красота!
– Шо? Красота?! Пустыня и жара?! Мы здесь лакомства брали, шо бедняги выращивали, и то, шобы их не обидеть. Хорошие люди, только у них кожа не как наша, а чёрная, такая… страшно глянуть с непривычки, но добрые они очень... были. Мы им каждый год помогали зерном и мясом. А ихние финики? Так… кому они нужны. Не знаю, согласится ли кто здесь жить даже со временем...
«Не знают они, что такое отдыхать с размахом!»
Лично я с трудом подавил желание погрузиться в прохладные волны.
Раскол в земле мы обнаружили не сразу. Мужик, который упоминал о нём, перепутал барханы и, пройдя рядом, его не заметил, пока один из нас, к счастью успевший остановиться у отвесного стеклянного края, едва не свалился в бездонную чёрную пропасть.
Белесое облако, накрывавшее отвесные стенки пещеры, предсказуемо, не позволило регистратору запечатлеть блеск солнца на оплавленном песке, который слепил глаза.
– Проверьте окрестности каждой деревни. Найдите ямы подобные этим. Возьмите мастеров пусть сделают рисунки, - повторяя мои советы, Микушин раздавал приказы направо и налево.
– Скажи воеводе, пусть поищут необычные камни. Любые, хоть сколь-нибудь необычные, что раньше в глаза не видели пусть подбирают…
– Эдак они нам к вечеру гору булыжников натаскают…
– Нужный будет не больше ладони, - сказал он и я передал его совет Воеводе. Воевода был не столь сговорчив и завалил меня вопросами, на что я, зная зачем нам камни не больше других, сослался на одну из баек про мыльный камень, услышанных мной пару дней назад, но идейного вдохновителя не выдал, потому что Такрин никто слушать бы не стал.
– Ну, что? Тебе пора… А этот с тобой? – напомнил мне Паныч о часе икс в Храме Лады, косо глядя на нашего общего знакомого. – Хочешь, тоже пойду?
– Справлюсь. Микушин обещал, что за Такрином стрихшы присмотрят.
– Миш… - позвал Паныч, когда я развернулся вслед за уходящим на восток Такрином, - вечером увидимся.
– Да, конечно. До вечера, - я кивнул в ответ, и опять отвернулся, удаляясь в сторону Пути. А в душе ещё долго саднило от чувства неизбежной потери. – «Нет! Таких людей как Паныч– не существует! И не может быть! Я словно тысячу лет его знаю, а другие?… Боялись провала как огня, но любой был готов полезть вместо меня. Чужой, жуткий мир, а люди мне близки. Завтра я верну себе свою жизнь... к счастью или сожалению».
– Меня не устраивал результат сравнения общества моего мира и дивьего. И в том и в другом случае народ далёк от идеала. Но всё же, здесь я был больше собой, чем дома. Словно во вселенной добро было настолько ограничено, что его пришлось поделить между Явью и Чудью не равными долями. То, что было в изобилии у нас, практически, отсутствовало в Чуди. Мне отвратительно было вспоминать, что там я, старательно работаю на людей, которые обогащались махинациями и обманом, не гнушаясь их деньгами. Мне стало казаться, что именно здесь я нашел место, где я впервые не чувствую себя глупо со своей порядочностью, взращенной отцом и учителем в одном лице. Что-то неуловимое, но ощутимо целостное заполнило мои чувства: уважение, доверие и надежда, что я родился не просто так. Но что-то ещё глубже, там, куда нельзя было проникнуть силой осознанной мысли, отвергало реальность происходящего и тогда мне стало совсем грустно – больше всего я бы хотел, чтобы зеленоглазая девчонка, не подозревающая о собственной, потрясающей красоте, была настоящей.
«Пусть это будет правдой», - загадал я, подходя к порталу, а в ушах ещё стояла тихая отеческая просьба: вернуться вечером.
Конец первой книги