Между небом и землёй
Шрифт:
«Я что-то упустил?»
– А что здесь написано?
– указал пальцем в середину толстого листа, наугад.
– То, что я Вам только что пересказала, - она водила пальцем по странице.
– А вот про этот фрагмент рун Ведающая Аглая при мне не упоминала.
– И о чем он рассказывает? – я силился разобраться в галочках и прочих «птицах», вереницей рядов выведенных коричневыми чернилами на гладкой, толстой коже.
– Здесь говориться: «Чтобы мир был основан, должен быть выплачен некий долг. Кто-то придёт за долгом. Погибнет сначала три души, и тридцать три, затем триста тридцать три и
– Жуткова-то. Что это за книга?
– Это одна из старейших харатей. Ей несколько тысяч лет. Я не нашла бы её если бы Аглая не подсказала, где её искать.
– Паныч!
– позвал я, высунувшись из кладовой. Младших с порога как ветром сдуло. Я не решился бросить свой пост рядом с «великим грешником» и «добычей» через пару метров. Хотя, Такрин по прежнему, оставался полностью равнодушным ко всему происходящему. Он глубоко задумался, глядя в книгу у себя в руках.
– Ну что опять? – Отозвались из спальни, голос скорее усталый, чем сонный.
– Ты не помнишь, сколько пропавших по всем селениям?
– Больше трёх тысяч, точнее можно будет завтра узнать.
Ещё три дня назад я бы сам не поверил, что буду всерьёз обсуждать содержимое древней книги, как реальность.
– Вот в этом списке, что воевода передал, - Такрин присоединился к нам, придвинулся ближе, подал мне листок бумаги и пояснил: - копия доклада. Тут значится число людей в каждом селе и общее количество исчезнувших - три тысячи триста тридцать три человека вместе с детьми.
Отец, неслышно появившийся в дверях, видимо от изумления забыл разогнать девчонок,
– Не может быть?! – услышав наши рассуждения, он оторопел.
Впервые за шесть часов упорных поисков решения загадки, мы получили первую зацепку. Я держал список перед собой и пусть буквы были для меня не вполне понятны, но цифры! Оказалось, они написаны арабскими знаками, как принято и у нас.
– Реально – три тысячи триста тридцать три человека.
– Дай-ка мне, - попросил Паныч, не понятно что, то ли книгу, то ли список. Я протянул ему книгу.
– На кой она мне? Я руны не читаю. Дай список.
– У вас здесь школы есть? – спросил я Есению и Такрина. Он равнодушно повёл плечами, мол, «Кто его знает?», а Есения переспросила:
– Школы? Не слышала. А для чего они нужны?
– Детей учить. Ты вот где рунам училась?
– У ведающей Аглаи. Она из храма к нам жить перебралась.
– Паныч, а ты где учился?
– Иногда дома, иногда в поле, где отцу не лень было, там и учился.
Такрина, я спрашивать не стал, уверен, он по умнее многих, а значит, при его связях да при «желании» он сколько угодно мог бы узнать или выведать.
Кровинка в сенях завопила, какая-то из сестёр дёрнула её за косу, отдирая от двери, потому, что та закрыла вид на гостя двум другим. Мне послышалось, будто Дарья Кирилловна, перепирается с дочками, словно с ровесницами. Паныч скривился, в отражении свечей, мне показалось, что он позеленел.
– Михаил, пусть Есения сестёр уймёт?
«Почему он обратился к ней через меня? Наверное, пока я не сниму кольцо, меня так и будут считать её мужем». Я помог ей подняться
– Ты… такая…крошечная, - промямлил я, наконец. «Вот ишак!» и дальше ещё слюнявей, - … как игрушечная.
Она вспыхнула румянцем, уткнулась носом вниз, скрывая от всех счастливую улыбку, и как птичка выпорхнула из кладовки.
– Паныч, я же ей серёжки купил. Можно ей их подарить или может лучше ты как от себя?
– мне было неловко, за сцену с «нежным» прощанием.
Паныч принял увиденное по-своему, но сентиментальность поселилась в этом доме вместе с новым гостем,
– Что ж купил… сам и подари, – он вконец расстроился, что ему напомнили о моём временном тут пребывании.
В доме наступила тишина. Мы с Панычем стояли в прихожей, не найдя о чём бы нейтральном поговорить.
– Запри нас, и ключ от своих баб спрячь, – я предложил пойти спать.
– Уж и не знаю, что с ними происходит. Как с ума посходили.
– Они не виноваты. Это он на них так действует.
– На всех?
– Видимо да.
– И на Дарью? – прошептал он совсем тихо.
– Это тебе должно быть заметно, не мне.
– Батюшки, срам-то какой. Привили в дом… - он тряс кулаком, - ууу…рода.
Такрин впервые сменился в лице, он явно почувствовал, что-то похожее на смущение, желая стать незаметным, отодвинулся от входа и отвернулся.
Я лежал на матрасе, задевая, то головой, то ногами противоположенные стенки чулана. В груди щемила непонятная тревога. Она не могла быть вызвана тайной исчезновения трёх тысяч людей или страшным пророчеством о ещё большей гибели. Я надеялся, что до закрытия Пути уйду из Чуди; их проблемы останутся в памяти невероятной историей, которой можно поделится, разве что с любителями фантастики. Завтра я стану свободным, то есть перестану называться чьим-то мужем. Я начал понимать, что я не очень, то был притеснён последним обстоятельством. Какой она стала бы в моём мире? Есения умела адаптироваться к новым условиям, знала древние языки. Я пытался представить её идущей по лаборатории, в очках с ценными манускриптами в руках и коротком белом халате поверх такого же платья. Почему именно коротком? Я хотел бы увидеть её ноги. Эротические фантазии вторглись в мою голову, не спрашивая разрешения.
– Твоя жена девственница. Почему? – Такрин тоже не спал.
– Не твоё дело, - огрызнулся я в ответ.
Я ворочался, мучаясь сомнениями, а правильно ли я поступаю, оставляя её здесь. Пусть я сомневаюсь, нужна ли мне жена, но может всё-таки перевести её в Явь и помочь устроится в нашем мире.
– «Уведу её, а вдруг без волшебного кольца она тоже попадёт под чары Такрина и окажется его первой жертвой в новом мире?»
– Как ты догадался?
– О-о-о, - протянул он, - для меня это не догадка, всё гораздо проще. – Пауза доказывала, что он умеет привлекать внимание к своим словам, и я с возрастающим интересом ждал ответа.
– От женщины чувствуешь запах розы, а твоя жена пока пахнет васильком.