Между небом и землёй
Шрифт:
Мне сказали подойти к столу, назвать своё полное имя и фамилию и вытянуть руку.
– Ну что за варварство!
– Возмущаясь, я протянул руку, чтобы мне порезали палец и, положив левую руку на развёрнутый манускрипт в центр орнаментального рисунка окруженного строчками написанных чернилами закорючек, стал ждать.
– Повторяй за мной, - услышал я приказ и трижды повторил слова похожие на клятву, но лишь отдалённо они напоминали русские.
Я всматривался в письмена и узоры, ожидая, когда они поплывут, складываясь в одобрение или зримое разрешение посвятить меня в тайну, но ничего
– «А где же чудо? Быстро же я стал охочь до паранормальных явлений!»
– Слушай, - призвал внимание староста, - факты, которые у нас есть, записаны рунами. Поверишь ли ты, если писарь тебе их прочтёт?
– А можно я их посмотрю? – Я не удержал своё любопытство, - «Надо же настоящие руны! Я о них только на уроках по древнейшей истории слышал, и вот теперь они в моих руках! Витька-историк от зависти бы позеленел», - я вертел в руках зарисованные прорезанными значками, тонкие беряные досточки и не представлял, как о таком рассказать своему другу, доценту исторического факультета. – «Только начну, он психушку вызовет». Если бы я не берёг батарею на сотовом, я бы накопил сегодня редкостных снимков.
– Почему рунами? Я у Сведищевых видел книги написанные чернилами на бумаге, из суда повестка тоже, и написана буквами, а не рунами.
– Чернила легко портятся от сырости, государственные документу должны храниться в Храмовой Пещере Памяти и окаменев, стать доступными для внуков даже после седьмого колена.
– Согласен, смысл в этом есть.
– Если у нас случиться какой-нибудь катаклизм и наши потомки возьмуться за топоры, добывая дичь, утратим всё что хранится на цифровых носителях.
Мне прочитали несколько докладов, два распоряжения и указ. Видимо из-за моего недоверия на краткий пересказ документов мне рассчитывать не приходилось и после прочтения документы ложились передо мной для личного ознакомления. Я их только что потрогать и мог, читать руны оказалось для меня делом невозможным. Но до сути я всё же докопался.
– То есть у него эти способности, или особенности проявились ещё в подростковом возрасте?
– Слушай, шо он читает, - велел мне воевода, разгневанный очередным моим уточняющим вопросом с непонятными ему словами.
Мне повторили строчку из доклада, я понял, что в одной из деревень мальчик созрел раньше времени и «попортил» за год небывалое число девушек, за что его и прогнали, как только открылся Путь. Доклады один за другим повторяли преступления Такрина, так звали мальчика-акселерата. С годами число «пострадавших» девиц приблизилось к нулю, так как он перешел на замужних дам. Меняя в год по городу он прожил вдали от семьи больше десяти лет пока однажды не остался в Царь Граде.
– А дети? – Услышав суть последнего преступления, я понял почему распутнику вынесен такой жёсткий приговор. Из опасения вызвать ещё большее раздражение у воеводы или того хуже, нарушить «пунктик из клятвенной писанины», словом во мне проснулась осторожность, я осмелился спросить только о возможных проблемах связанных
– Вероятно, подлец лишен такой возможности от природы, иначе было бы известно о столь нежелательных последствиях его преступлений.
– Непонятно почему его не вызвали в суд Лады?
– Сами удивляемся, но как видишь тема щепетильная. Ход и результаты слушания толмач объявляет на городской или сельской площади, где проживает осуждаемый. Семьям пострадавших молчание судей только на руку. Не то открытое клеймо на всю жизнь! А так, у некоторых всё же судьба сложилась. Замужних, тем более не стоило трогать. Ну а последнее...
– он вздохнул, недоговаривая о бесчестье дивьей царицы, - Честь рода и всё такое… - заметно, что обсуждать подобное ему не приятно и после того, как с перечислением фактов было покончено, он поспешил закончить: - Как выясняется, не в себе женщины были и раскаянием искупить грех готовы.
– Ты меня спрашивал, как в Яви дела обстоят. Так вот, по первому случаю, я тебе не советчик. У нас люди сёлами не пропадали, а вот относительно второго скажу, что несколько соблазнителей в историю вписаны, Джакомо Казанова например. И знаешь, его не приговаривали к смерти, он жил свободно и описывал свои «подвиги» в мемуарах. Стал легендой в конце концов, а вы своего «Казанову» спалить собираетесь.
– И шо предлагаешь?
– Да ничего. Только шкура сгорит, назад не пришьёшь. Подумай хорошенько, соизмерим ли его проступок с наказанием. Я сам сегодня видел - баб от него таращит, как от наркоты и он для этого пальцем не пошевелил.
Микушин ударил кулаком по столу, шелуха подсолнуха разлетелась в стороны, рассыпалась на полу,
– Шоб тебя с твоими мудрёными словами!
– У вас на каждом собрании принято семечки щелкать? – перевёл я его мысли в другое русло, - «Ещё день и я, кажется, всю жизнь шокать и гхакать буду!»
– А шо?
– Не культурно как-то, один говорит, остальные скорлупки сплёвывают.
– Да? А ты пробовал две сотни мужиков без драки в комнате по нескольку часов удержать и шоб все разом не лезли говорить?
– Правила установи.
– И каждый год тратить день на заучивание этих правил? Ведь старосты избираются каждый год. – Он принял задумчивый вид, постоял, потирая бритый подбородок, потом сказал: - Слушай…а если я предложу тебе услугу за услугу.
– Выкладывай уже, не интригуй. У тебя это «изящно», как у медведя получается.
Микушин не торопился. Ему нравилась роль мудрого полководца, тем более представилась для него возможность редкостная показывать свою значимость перед чужестранцем. Он улыбнулся, заговорщически, прищурил глаза и предложил:
– Ты поможешь нам с расследованием пропавших людей, а я отпущу Такрина с тобой в Явь.
– Ух, ты! Вот уж услужил?!
Микушин, не понимая моей неоднозначной реакции, завопил:
– Шо не так? Я ведь идеальное решение проблем предлагаю?
– Конечно! Двух твоих проблем - моими руками. Мне-то какая польза?
Он потёр затылок.
– А мы о твоей помощи в летописи напишем. Ты у нас не хуже Казанова легендой станешь, - поставил ударение на второй слог.
– Казано'вы, - поправил я.
– А мне оно надо?