Между никогда и навечно
Шрифт:
— До завтра.
Я иду к грузовику и забираюсь на переднее сиденье. Бринн уже пристегнута ремнем безопасности к заднему. Обернувшись, я тянусь к ней, дергая ремень, чтобы убедиться, что он надежно закреплен. Она закатывает глаза и громко вздыхает, так что я щекочу ее бок, прежде чем отвернуться.
— Готова, Босс?
— Готова.
Я выруливаю с парковки на главную дорогу, которая выведет нас из города на шоссе. Киностудия находится в сорока минутах езды по побережью, и дорога спокойная. Минимальная загруженность и ясное небо.
— Думаешь, она там? —
— Вероятно, нет, — предполагаю я скорее с надеждой, чем с уверенностью. — Съемки не начнутся еще несколько дней.
Я смотрю в зеркало заднего вида и вижу, как Бринн хмуро глядит в окно, выстукивая указательным пальцем по бедру.
— Я все же встречусь с ней, да?
Я делаю паузу, прежде чем ответить, обдумывая, как лучше всего это сказать.
— Не знаю, Бринн. Она будет работать.
— Но ты можешь спросить?
Я снова смотрю на нее. Ее палец постукивает быстрее, хмурый взгляд становится более выраженным.
— Да, Босс. Я могу спросить.
Ее плечи заметно расслабляются, она перестает хмуриться, и в этот момент я снова смотрю на дорогу. Все напряжение, которое она чувствовала несколько мгновений назад, покинуло ее и вошло в меня. Я сознательно расслабляю руки на руле, затем включаю музыку. Проходит всего десять минут, прежде чем начинает играть песня «Бессердечного города», и Бринн громко подпевает с заднего сиденья. Я же пытаюсь сосредоточиться на ее голосе, а не на том, что звучит по радио.
Я — абсолютная развалина. Сон дается мне с трудом, а когда я засыпаю, мне снится Саванна. Саванна из прошлого и Саванна из настоящего.
Я изо всех сил стараюсь не обращать внимания на шумиху вокруг «Бессердечного города», но новости о них буквально повсюду. На телевидении. На радио. Черт, их обсуждали даже в моем любимом подкасте.
С тех пор, как группа объявила о «перерыве», слухи только множились. Ранние заголовки называли причиной распада употребление наркотиков и бурные отношения между Сав Лавлесс и бас-гитаристом группы, Торреном Кингом. При каждом упоминании Торрена Кинга я скрежещу зубами. Наша с ним последняя встреча выдалась неудачной. Я до сих пор вижу, как он, обдолбанный, барахтается в песке после того, как я оторвал его брата от Саванны. С того случая я его не выношу.
Тем труднее переварить новые заголовки.
Группа выпустила совместное заявление, опровергающее слухи о распаде и говорящее, что отношения внутри группы крепки как никогда.
«Мы берем перерыв для работы над сольными проектами, но по-прежнему очень любим и уважаем друг друга», — говорится в заявлении.
Затем, на прошлой неделе, Сав Лавлесс была замечена в Лос-Анджелесе с гигантским изумрудным кольцом на безымянном пальце левой руки. Слухи о помолвке не подтвердили и не опровергли, но я чувствую это нутром. Мое лицемерие настолько громкое, что почти оглушает, впервые за многие годы мой безымянный палец зудит и испытывает дискомфорт. Обычно я не обращаю внимания на силиконовое обручальное кольцо. Я его почти не чувствую, и на стройке с ним
— Папа, — зовет Бринн, вырывая меня из мыслей.
По разочарованию в ее тоне я могу сказать, что она звала меня не раз. Я тянусь к радио и убавляю звук.
— Да, Босс? — Я встречаюсь с ней взглядом в зеркале заднего вида.
— После «Пенн и Пейдж» мы можем купить смузи? — Я киваю, и она улыбается. — Спасибо!
Я снова прибавляю звук, и оставшуюся часть пути мы слушаем радио. К счастью, ни одной песни «Бессердечного города» больше не прозвучало до того, как мы подъехали к воротам службы безопасности киностудии. Я опускаю стекло и беру с приборной панели пропуск. Это скорее формальность.
— Полагаю, в следующие несколько месяцев со многими из вас мы будем видеться чаще, — говорит Такер, отмечая меня в списке.
— На время съемок моя команда должна быть здесь.
Такер ухмыляется, затем переводит взгляд на заднее сиденье и машет Бринн, после чего открывает ворота и пропускает нас.
— Хорошего дня, Леви.
Я киваю и без слов заезжаю на территорию.
Пока я паркую грузовик на стоянке за пределами съемочной зоны, Бринн уже отстегивается и готова выскочить из машины. Она подбегает ко мне, осматривая стоянку в поисках… я даже не знаю чего.
— Думаешь, она приехала бы на большой шикарной машине? Вряд ли это был бы концертный автобус, — бормочет себе под нос Бринн, прыгая рядом со мной, пока мы идем к зданию. — Держу пари, ей пришлось лететь на самолете. Как думаешь, у нее есть личный самолет? Надеюсь, нет. Загрязнение воздуха вредно для окружающей среды. Слишком большой выброс углерода. Она бы не полетела частным самолетом, ведь так? Может, прилетела на обычном, а потом взяла лимузин. Но лимузина я не вижу.
Я глажу Бринн по волосам и веду ее через уже открытую дверь.
— Не думаю, что она уже здесь, Босс.
Она смотрит на меня и открывает рот, чтобы ответить, но когда замечает построенные нами декорации, ее глаза округляются.
Две съемочные площадки были объединены, чтобы создать территорию в 40 000 квадратных футов. Квартиры полностью меблированы, краска высохла, добавлены декоративные детали, и, должен признать, смотрелось все чертовски круто. А со светом, звуком и съемочной группой все казалось гораздо более живым и реальным, чем две недели назад.
— Вау, — выдыхает она, осматриваясь по сторонам. — И это все построили вы?
— Мы.
Моя грудь выпячивается от благоговения на ее лице, и когда мы проходим мимо построенных нами декораций, я пытаюсь увидеть съемочную площадку ее глазами. Мы воссоздали несколько модных нью-йоркских офисов, уютную квартиру-студию, лофт кофейни, художественную студию, тюремную камеру, несколько комнат, напоминающих итальянскую виллу, и бальный зал, который мог бы располагаться в особняке мультимиллиардера. Когда мы останавливаемся перед другим строением, у Бринн отвисает челюсть. Она поворачивает голову ко мне, затем обратно к съемочной площадке.