Межесвет
Шрифт:
— Если ты попадешь внутрь, уговори ее впустить меня. Ты не можешь быть настолько безжалостен. Таких людей не бывает.
Он вспомнил Кайна.
— Бывает.
— Я нарушила закон Гильдии. Неужели это так важно?
— Это единственное, во что я верю.
Шадрен жалел ее, но преступления, совершенные осознанно, казались ему тяжелее тех, виной которым был гнев. Он предал свою любовь и сохранил верность закону. Глупо держаться за свои принципы, они меняются в соответствии с обстоятельствами, и только гильдейский устав нерушим, как стальной обелиск.
— Тогда больше не попадайся мне на глаза, — сказала она.
По ее волосам пробежали электрические искры, и ведьма отвернулась. Шадрен приблизился к темной громаде города, над которым раскинулось ржаво-красное небо. Он обернулся: из-за гор вставало солнце, но его лучи не проникали сквозь незримую завесу, окружавшую Альдолис, и в городе царила вечная ночь. В стене, черным блестящим кольцом окружавшей город, не было врат. Входом служили четыре низких арки, к которым вели истоптанные тропинки. Сквозь арки можно было пролезть на четвереньках или на животе. Шадрен, ничуть не стыдясь, рухнул на колени перед стеной, как перед огромным божеством, у которого он собирался искать милосердия, пригнул голову и пополз. Его плечи едва втиснулись в узкий проход, а свободное пространство между его телом и стеной заполнила сила. Она забивалась ему в легкие, щекотала ноздри и как будто сдавливала его со всех сторон: с каждым пройденным метром это давление усиливалось.
Последний рывок — и Шадрен оказался на свободе, смог расправить плечи и вдохнуть полной грудью. По левую его руку размещалось озеро с угольной водой, оно пузырилось и шипело. Вокруг озера росли чахлые кусты со сморщенными темно-зелеными плодами, и Шадрен не решился бы их попробовать даже под страхом смерти. Справа в загоне, высоком, как для лошадей, металось несколько собак. Одна из них оперлась на ограду передними лапами и протяжно выла, запрокинув голову. Ее веки были стянуты металлическими скобами, из пасти капала кровавая пена, одно гнилое ухо судорожно дергалось, на левом плече недоставало солидного куска плоти. Другие псы выглядели не лучше: наполовину мертвецы, голодные и усталые. Шадрен собрался с духом и медленно пошел вперед, к высокой башне из камня, находившейся между озером и загоном. Он натянул невидимую нить, приведя в действие предупреждающий механизм: на шесте у подножия башни зазвенел колокольчик.
Шадрен остановился. Ведьма с демоненком сказала, что здесь есть привратница, и он решил подождать. Смотрительница появилась спустя минуту: прошла сквозь закрытую дверь, как призрак или наваждение. Алый плащ с тройной луной, знак отличия гильдейских колдуний, облегал ее силуэт. При виде хозяйки собаки зашлись радостным лаем. Излишне преданный пес совершил попытку перепрыгнуть ограду, напоролся брюхом на острые навершия и так и повис на них, болтая лапами.
— Ну что ж, здравствуй, — приязненно поздоровалась она.
Шадрен вздрогнул. Голос, мелодичный и грудной, стрелой ворвался в его сознание и завибрировал под стенками черепа. Он где-то его слышал, в месте, где ветки деревьев сплелись так тесно, что их нужно было рубить клинком, а воздух был отравлен чумой. Из его ушей текла кровь, он почти оглох, но она оставила ему жизнь. Черные локоны, обвивающие руку Ланна, словно змеи, боль в глазах Морвены, лжеведьмы из Блука, быстрый шепот, успеть бы рассказать да сообщить…
— Сканла-Кай, — произнес Шадрен.
Она кивнула.
— Ты пересек пустошь, экзалтор. Мои поздравления.
— Почему ты здесь?
— Я расплачиваюсь за свои грехи. — Сканла повернулась к нему спиной и указала рукой на широкую полосу ржавых шипов, тянущуюся от стены до стены. За ней начинался город. — Ты, если ответишь верно, можешь пересечь границу. Я не могу. Таково мое наказание. Я жива — и лишена плоти. Я человек — и чудовище. Я в городе — и в то же время вне города.
— Сколько это продлится?
— Тысячу лет.
— Это долго?
Она не ответила.
— Там, за стеной, ведьма и демоненок, ее сын.
— Я знаю, — сказала Сканла. — Они приходили.
— Ты не пустишь их?
— Мать умрет раньше. Я возьму ребенка. Он из редкой породы — линкетт, маленький кошмар. Мы заботимся о своих потомках. Где твой сокол?
Кровь отхлынула от его щек. Шадрен со страхом отшатнулся, словно Сканла могла заглянуть в его глаза и узнать, что на самом деле произошло. Он произнес заплетающимся, как у пьяного, языком:
— Фрей погиб.
— Очень жаль. Ты тоскуешь по нему?
— Да, — сознался Шадрен.
Она замолчала, подбирая слова.
— Как дела в Гильдии?
— Старая Вираго ушла на покой. Ее место заняла Черная Вдова.
— Рада это слышать. А что насчет экзалторов?
— Они по-прежнему существуют. — Шадрен подумал, что большого вреда не будет, если он расскажет ей все. Сканла-Кай стала узницей, она никуда не уйдет. — Но поговаривают, что новые маски и ружья не так хороши, как раньше. Они трескаются и гнутся, а ведьмина сила возрастает. Может, из-за волнения энергий, связанного с Гранью.
— Мы победили, — шепотом произнесла Сканла. И совсем тихо: — Лайя… — Она справилась с нахлынувшей было слабостью, сделалась выше ростом и как будто значительнее. — Ты будешь отвечать на вопрос? Иначе тебе не войти в Альдолис.
— Задавай.
Собаки никак не могли заткнуться, особенно та, что висела брюхом на заборе, и Сканла прикрикнула на них. Они мгновенно умолкли и послушно растянулись на земле, лишь раненый пес не перестал скулить. Ведьма звука пропела несколько нот, и незримая сила подняла пса за загривок и уложила рядом с собратьями. Сканла-Кай сложила руки на груди. Ее перчатки были ярко-красными, под стать накидке.
— Зачем ты хочешь войти в город?
Шадрен раскрыл рот, чтобы ответить, но Сканла предупреждающе вскинула руку.
— У тебя есть одна попытка. Верен лишь один ответ. Если ты скажешь правду, тебя утопят в кипящей смоле. Если ты соврешь, я скормлю тебя собакам.
Его уверенность как ветром сдуло.
— Что же я должен сказать? — растерянно произнес он.
Сканла передернула плечами.
— Ты знал, что людям сюда доступ закрыт.
— Здесь есть хоть один человек, кроме меня?