Мгновение - вечность
Шрифт:
– К моему возвращению техсостав на взводе, - говорил Раздаев.
– В темпе производит дозаправку. Тот, кто со мной вернется, в обед полетит с майором Егошиным. Таким же макаром провернем вечерний вылет...
"Решился лично возглавить группу - и все. Испекся, - думал Егошин.
– На большее не тянет. Обеспечение массированных действий нашему Федору Тарасовичу не по зубам..."
– Товарищ полковник, вас!
– Кулев, подтягивая за собой телефонный шнур, подал Раздаеву трубку.
– Изменений быть не может!
– властно, на подъеме осадил кого-то Раздаев. Возможны отдельные уточнения... Слушаю!..
Молча слушал, молча положил трубку.
Поднял на Егошина злой, исполненный сострадания к себе, затравленный взгляд:
– "Группу номер пять" Баранов прикрывать не будет... Егошин виновато потупился
"Да, прикрытие Баранова дорогого стоит..." - думал Егошин.
Вслух он сказал:
– Товарищ полковник, вы не закончили... Вечерний вылет... Командиром пойдет Авдыш?
– Капитан Авдыш разнес машину на взлете как скрытый дезертир и уклонился от боевого задания, - ответствовал Федор Тарасович с твердостью, почерпнутой в решении лично повести "Группу No 5". Между давешним запросом Хрюкина ("Дайте ваш позывной...") и персональным делом капитана Раздаев улавливал какую-то связь. Да, отношения, сложившиеся до войны, как ни странно, сохраняют свою силу, что-то предопределяют, но главное, понимал Федор Тарасович, жизнь и смерть решают сейчас отношения, связывающие людей здесь, на Волге... Мысленно выказывая командующему свою приверженность и преданность, отводя нависавшую над его, Раздаева, головой беду, он поднялся, взял перчатки, но не стал натягивать их, как обычно, с несколько картинной тщательностью насаживая палец за пальцем всю пятерню.
– Авдыш будет отвечать за преступление согласно приказу двести двадцать семь! По всей строгости!
С этими словами он покинул КП.
За час до рассвета Кулева разбудил зуммер телефонного ящика, на котором он прикорнул. Лейтенант отозвался в своей манере, коротко и властно: "Говорите!.." Звонила дивизия:
"Почему не подтверждаете готовность?" - "Работал с "Початком", - ответил Кулев, не моргнув глазом. "Нет порядка, надо докладывать... Даю режим сопровождения..."
Майор Егошин извещался, что он получает истребителей прикрытия на тех же аэродромах, что и вчера. Время... высоты...
Опасаясь сказать что-то лишнее или сделать не так, Кулев произнес в ответ: "Хорошо..." - но попал впросак.
Майор, узнав о его разговоре, обрушился на лейтенанта:
– Так дело не пойдет!.. Отбой!.. Сейчас же звони в дивизию!.. Если стрелки из ШМАСа будут решать вопросы прикрытия, все в Волгу булькнем!.. Все!.. Дал согласие - давай отбой!.. Пока по трем аэродромам пройдешь, собирая прикрытие, всех своих ведомых растеряешь! Звони, звони, - подгонял он Кулева, - и не слезай с них, пока не добьешься, чтобы отменили круг для сбора над колхозом Кирова!.. Категорически!.. Мы там кружим, ожидая, пока "ЯКи" поднимутся, а "мессера" являются по-зрячему, у "мессеров" засада рядом. Они нас видят и являются, а наши "ЯКи", как мыши...
Наказав лейтенанту срочно вычертить схему боевых порядков, принятых для "Группы No 5", Егошин куда-то отбыл и вернулся минут через сорок.
– Красиво, - говорил он, разглядывая исполненный и надписанный Кулевым чертежик.
– Старшенькая моя тоже так-то вот, буковку к буковке, кладет, жена писала: учителя не нахвалятся... Рисовать можешь, это у тебя получается... Да. Теперь, лейтенант, я тебе свою картинку покажу, - он покрыл чертежик картой-пятикилометровкой, разгладил ее тяжелой ладонью.
– Момент таков: о подбитых немецких танках не все доложим - судить не станут. А в собственных потерях не отчитаемся - вздрючат. Правильно, каждый самолет дорог, после Тингуты вообще неизвестно что останется. Поэтому так: вот карта, тут обозначено, где примерно садились наши побитые. Их надо подсобрать, безногих. Какие вернем в строй, какие оформим актом. Дело рисковое, на рожон не лезь, все по-быстрому, день-два - и домой. Возьмешь помощником Шебельниченко, с ним двух бойцов, Шебельниченко - и механик тебе, и шофер первого класса, а кашевар - пальчики оближешь... а прижмет - как на Северном Донце... Слыхал про Северный Донец? Ну... Немцы днем наскочили на стоянку наших ночников. Летный состав где-то за три версты, на хуторе, отсыпается после ночи... Шебельниченко дает технарям команду: "По самолетам! Запускай моторы!.." - и - на взлет, за Северный Донец, кто как... Одни улепетнули, другие расшиблись, боевую технику врагу не дали...
"Одно слово невпопад, - думал Кулев, - и все пошло прахом..."
– Вот здесь, - майор надавил на карту ногтем, - самолет капитана Авдыша... Согласно его рапорту. Будто бы поврежден в бою мотор, произвел посадку на колеса. Такую подал версию. Не знаю... При случае опроси жителей, составь протокол. Авдыша знаешь?
– Фамилия встречалась... Баянист?
– Играет... И скрипочку с собой возит...
– У нас в полку на финском фронте был летчик Авдыш, баянист...
– Тот еще музыкант!.. Как на задание идти, так фортель. Теперь разнес в дымину исправный "ИЛ". Полковник Раздаев при тебе сформулировал? Будет отвечать согласно приказу двести двадцать семь... Все с Авдышем! Все! Он из себя обиженного строит, так ты данные о нем подсобери... чтобы была картина... В этом районе.
– Он постучал по карте ногтем, задумчиво в нее глядя.
"Одно слово", - сокрушался Кулев.
– Не вешай носа, лейтенант!.. "Держись за ношу, какую тянешь", - говаривал Василий Михайлович.
– Печальная улыбка прошла по лицу Егошина.
– И я тебе, товарищ лейтенант, скажу на дорогу: держись за ношу, какую тянешь...
Старшина Шебельниченко, узнав о предстоящей поездке в степь,заартачился:
– Только ноги оттуда унесли - и обратно немцу в пасть...
– Разговорчики, старшина! Вы назначены моим помощником.
– Кто назначил?
– Командир полка!
Педантичность майора техсоставу известна, - не сядет в самолет, прежде чем не пройдется по кабине белой тряпочкой, проверяя, хорошо ли снята пыль... Не раз страдая от майора, Шебельниченко в спорах о нем держал сторону командира и повиновался ему безропотно.
– Нижне-Чирскую увидим?
– спросил старшина.
– Нет.
– А Котлубань?
– Котлубань не исключена.
На пути к Волге табор егошинского полка свертывал и разбивал свои шатры семь раз, трижды - под бомбежкой. Казенные грузы растрясались, заплечные мешки тощали, Шебельниченко, случалось, исчезал, растворялся в степной пыли, чтобы в каком-нибудь хуторе возникнуть облаченным в неотразимый реглан квартирмейстером или назваться полковым врачом и приступить к медицинскому осмотру молоденьких казачек, пожелавших работать официантками... Спасало старшину умение появляться как из-под земли по первому требованию начальника штаба Василия Михайловича, - с ключиками дефицитных размеров, с набором прокладочек, дюритов, ниппелей... Личное оружие, пистолет "ТТ" в руках механика авиационного, каковым по должности и призванию был старшина, также превращалось в слесарный инструмент: мушкой пистолета механик открывал самолетные замочки типа "дзус", а нарезным каналом ствола - тамбур железнодорожного вагона, если представлялся авиаторам случай ехать железкой... Бензозаправщиков в степи не было. Самолеты заправляли горючим вручную, ведрами и подойниками, и контакт с местным населением, по части которого денно и нощно трудился старшина, был важен.
Шебельниченко имел основания не спешить на встречу с Котлубанью и, напротив, горячо желать свидания с Нижне-Чирской.
– Гранат надо взять, - сказал старшина, поразмыслив: сопряженный с опасностью рейд сулил определенные промысловые выгоды.
– Запас патронов к карабинам...
Загрузили "ЗИС".
Шебельниченко сел за руль рядом с Кулевым, помедлил, чего-то выжидая, припал к баранке, гикнул - рванул машину с места в карьер.
Приволжская степь, безлюдная и тревожная, лежала под звездами. В кромешной тьме то здесь, то там взлетали ракеты - беззвучные, яркие, призывные прочерки по черному своду. "Как бесы под покровом тьмы", - думал Кулев; зная умение немцев оглушать внезапностью, он ждал подвоха от каждого куста, от каждой балки. На развилках ночной дороги лейтенант оставлял кабину, уходил с картой вперед. Вдыхал, не замечая остроты и свежести, полевые ароматы, вслушивался, не дыша, в ночь, ехал дальше по степи, частично оставленной нашими войсками, но врагом еще не занятой.