Мгновения любви
Шрифт:
Оксана устало прикрыла глаза. Боже, почему это не случилось раньше, почему проклятому Ковальчуку понадобилось четыре года, чтобы, наконец, ответить ей на чувства, которые она, как последняя дура, питала к нему с первого курса?
Такой шанс упускать было нельзя, поэтому Зябликова разорвала молчание, ответив коротко и быстро:
— Хорошо, я поеду. — Только бы он не заметил, как быстро она согласилась. А то ещё возгордится, и тогда всё пропало. — Когда вас ждать? — Она сделала мягкое, ненавязчивое ударение на обращение. Главное, не показать сейчас волнения.
— В следующий четверг после десяти утра я заеду за тобой, — как он ни пытался скрыть, в его
— До свидания, — тихо ответила Оксана, когда картинка вызова уже исчезла с экрана. Она была растеряна, в сомнениях, но… счастлива. — Я поеду с вами, Алексей Викторович, — прошептала Зябликова, глубоко вздохнув, чтобы успокоить рвущееся из души торжество, которое покалывало и как будто делало её легче, поднимая на невиданные высоты блаженства. — Сейчас или никогда!
***
В конце августа темнело резко и стремительно: в половине девятого ещё было светло, а без пятнадцати десять густые тени уже залегали в придорожных кустах и деревьях, окружавших домики стационара. Постепенно становилось холодно и сыро, а изо рта начинали вырываться облачка пара.
Оксана, пользуясь последним часом включенного электричества, сидела с ногами в глубоком кресле в маленькой прихожей своего домика и, кутаясь в одеяло, читала сборник ранних рассказов Толстого, найденный в лежащих на полу книгах в доме сторожа дяди Паши. Время от времени Зябликова откладывала книгу и растирала начинавшие замерзать ладони. Решив, наконец, что без большой кружки чая ей не обойтись, Оксана встала, с сожалением оставив на кресле одеяло, ещё хранившее тепло, и вышла из домика, направившись к большой крытой кухне, где её ждали газовая плиточка и полный чайник кипятка.
Пока Зябликова, шлёпая обутыми в резиновые сапоги ногами, шла на кухню, из дома дяди Паши показался знакомый силуэт Ковальчука. Оксана чуть замедлила шаг в надежде, что мужчина обратит на неё внимание, но он даже не повернулся к ней и, засунув руки в карманы брюк и наклонив голову, направился в сторону жилых домиков.
Оксана передёрнула плечами и грустно вздохнула. Её развели как последнюю дурочку. А она ещё надеялась, что по приезду в «Тайгу» Ковальчук упадёт на колени и признается ей в любви. Все её робкие надежды пошли прахом ещё в пути, когда, трясясь по разбитой лесной дороге, Зябликова наблюдала за сосредоточенным орлиным профилем мужчины, который изо всех сил старался не уронить УАЗик в колею. Ещё при посадке в машину он выглядел хмуро, буркнув что-то на приветствие Оксаны. Тогда её словно обдало холодом, но Зябликова проглотила обиду и устроилась на пассажирском сидении в кабине, решив надоесть Ковальчуку как можно сильней. Но он с успехом проигнорировал Оксану, обидев тем самым ещё сильней. По прибытии на стационар она забрала свои вещи, которые Ковальчук даже не предложил помочь донести. Это расстроило Зябликову окончательно, уничтожив последние крохи радости от поездки.
Заново переживая прошедший день и рефлексируя, Оксана, сидя при свете карманного фонарика на кухне, подождала, пока вскипит чайник, а затем, ловко подхватив его сложенным полотенцем, налила себе в кружку кипяток. Побултыхав туда-сюда пакетик с заваркой, Зябликова аккуратно взяла кружку и, осторожно ступая, чтобы не расплескать чай, отправилась обратно.
Подходя к домику, она с удивлением увидела сквозь незанавешенное окно, что Ковальчук, уже успевший переодеться, сидит в её кресле, завернувшись в её одеяло. Состроив гримасу удивления, Оксана потянула на себя дверь и зашла в домик. Поставив кружку с чаем на стол, она, наклонив голову, выжидающе посмотрела на Ковальчука, который, чуть улыбаясь, упорно делал вид, что не замечает её.
– Алексей Викторович, - нарушила тишину Оксана.
– Зачем вы завернулись в моё одеяло?
– Вся эта ситуация была одновременно смешной и нелепой. Зябликову начал распирать смех.
– Чтобы оно не остыло, - выразительно глядя на Оксану своими пронзительными чёрными глазами в оправе длинных ресниц, которым Зябликова отчаянно завидовала, ответил Ковальчук.
– Ну… спасибо, что ли, - неуверенно поблагодарила она, подходя ближе.
– Теперь можете его вернуть?
– Оксана протянула руку и выжидающе посмотрела на мужчину.
Ковальчук нехотя, с демонстративным вздохом, поднялся из кресла и протянул Зябликовой нагретое одеяло. При передаче их руки соприкоснулись, и по всему телу Оксаны словно пробежал электрический ток. Он был холодный, но странно горячил. Зябликова даже почувствовала, как у неё зарделись щёки. Ковальчук же остался неизменно спокойным, только его глаза на загорелом лице улыбались.
Оксана молча устроилась в кресле и вновь взяла книгу, однако чтение не шло. Она или читала раз за разом одну и ту же строчку, или совершенно не понимала смысл написанного, прислушиваясь и наблюдая боковым зрением за мужчиной, который подвинул к себе стул и расположился на нём, взяв со стола журнал учёта. Он делал вид, что читает, но Оксана буквально всей кожей ощущала на себе его взгляд.
Когда накал безмолвного разглядывания друг друга достиг своего пика, и даже воздух, казалось, разогрелся вокруг них, Оксана решительно и громко захлопнула книгу. Она уже хотела открыть рот, чтобы спросить, что Ковальчуку, собственно, от неё надо, но в этот момент лампочка тихо щёлкнула, и свет погас на всём стационаре, - дядя Паша отключил генератор.
– Вот чёрт!
– ругнулась Оксана.
Она уже хотела бросить всё и отправиться спать, но в этот момент в темноте заскрипел стул Ковальчука, и Зябликова почувствовала на своём лице тёплое дыхание мужчины, а на своих плечах - его руки. От него пахло мятной зубной пастой и пеной для бритья, видимо, он успел побывать в бане. Когда он оказался так близко от Оксаны, у неё перехватило дыхание, а сердце начало гулко и быстро биться.
– Зачем ты покрасила волосы?
– мягко спросил Ковальчук, пропуская сквозь пальцы тёмно-красные локоны Зябликовой.
– В чём причина?
Его ладонь переместилась на шею Оксаны, а подушечки пальцев нежно поглаживали её кожу и тонкие волоски на загривке. От этих прикосновений Зябликову бросило в жар, а в груди разлилось странное возбуждение.
– Просто захотелось, - хрипло ответила она, и сама поразилась своему голосу.
– А что? Вам не нравится?
– Тебе очень идёт.
– Дыхание Ковальчука стало ближе, глаза Зябликовой, постепенно привыкшие к темноте, различили контуры его лица.
– Ты очень красивая девушка.
– Спасибо, - негромко ответила Оксана, чуть отодвигаясь назад.
– Может, я принесу свечу?
– Она решила разрядить обстановку, хотя и понимала, что всё происходящее нелепо, но так желанно.
– Неси, - произнёс Ковальчук, нехотя отодвигаясь от неё, но не убирая одну руку с её плеча и слегка сжимая его.
Зябликова осторожно встала и мягко коснулась прохладными пальцами руки мужчины.
– Как же я пойду за свечкой, если вы меня держите, Алексей Викторович?
– Зови меня на «ты», - было понятно, что он улыбается, - мы же одни.