Мифы и легенды народов мира. Том 10. Восточная и Центральная Азия
Шрифт:
— Возвращайтесь, я приеду вслед за вами!
Когда два посла уехали, Гесер, пользуясь семью кабала как чашами, стал гнать из арьки [38] — арацзу, из арацзы — хуруцзу, из хуруцзы — ширацзу, из ширацзы — борацзу, из борацзы — такбатикба и марбамирба; изготовив семь хурцза с такими наименованиями, он пропустил их через цедило. Тогда стал он приносить семь напитков в жертву: послал возношение бабушке своей, Абса–Хурцэ, круговоротом ветра. Отведала бабушка его, Абса–Хурцэ, захмелела, взглянула, наклонясь вниз, и спрашивает:
38
Молочная
— Не придет ли сюда мой соплячок?
— Хочу проведать тебя, родимая, — отвечает Гесер. — Спусти мне лестницу!
— Ив самом деле, мой родимый! — говорит бабушка и спускает веревочную лестницу.
— Матушка моя! Зачем же ты спускаешь мне веревочную лестницу: ужели ты хочешь, чтобы я упал и разбился насмерть, я, твой единственный внук? Спусти железную лестницу.
Тогда она, спуская, подает ему железную лестницу, по которой Гесер–хан восходит проведать свою бабушку.
— Бабуся моя! — говорит он. — Твоя скверная невестка, а моя жена, Рогмогоа, сказывала, будто бы есть совершенно белая гора, на полуденной ее стороне сам собою блеет совершенно белый ягненок; золотая мельница, железная сине–бирюзовая корова, золотая палочка, медномордая собака, золотой овод, пригоршня сухожилий вшей, склянка крови из муравьиного носа, золотой аркан для поимки солнца, серебряный аркан для поимки луны, рожок крови из клюва черного орла, рожок молока из грудей черной орлицы, склянка слез из глаз черного орленка, морской сочный хрусталь–драгоценность.
— Все это, — замечает она, — есть сполна у отца моего, у моего отца Сенгеслу–хана!
— Эти ее россказни правда или выдумка?
— Родимый мой, откуда же могли оказаться у этого негодного столь многочисленные драгоценности? Пожалуй, они у меня, все полностью.
— Где же они, бабуся? Дай мне их все посмотреть.
— Неужели для тебя, своего родимого, поскуплюсь я? Бери, они находятся вот в том сундуке под замком!
Взял он у бабушки ключ, отпер замок, и, поворотясь к бабушке спиной, вынул все драгоценности и все до единой засунул себе за пазуху.
— Ну, бабуся моя, — говорит он, — проведал я тебя, теперь пора и домой!
И стал спускаться по железной лестнице. Но еще не успел он спуститься, как бабушка окликает его:
— Милый мой Цзуру! Что ты так торопишься уходить? Не лучше ли скушать с дороги свой суп–шилю, а потом бы и уходить?
— Бабуся моя, — отозвался он, сходя на землю по железной лестнице, — что за невидаль чай и шилю? С тобой–то, родимая, повидался, и того поди довольно с меня!
В то время было в обычае провожать уезжавших, бросая вслед им золу. И бабушка бросила вослед ему золу:
— Благополучного пути, мой родимый!
Говорят, что рассыпающиеся по небу белые облака и есть та самая зола, бросаемая ею на прощанье.
Спустившись в дольний мир, Гесер–хан разложил все драгоценности на разостланную полу свою и стал рассматривать. Почти все драгоценности налицо, недостает только четырех: крови из клюва черного орла, молока из грудей черной орлицы, слез из глаз черного орленка и морского сочного хрусталя.
— Эх, отца его! Второпях не сумел я захватить четырех драгоценностей из тех, что давала мне бабушка. Откуда же мне взять их теперь?
Государь
— Не видывал еще я подобного сна с тех пор, как возродился в этом своем теле. Снилось мне этой ночью, будто в истоках реки Найранцза лежит околевшая пестрая корова, тучная от восьмилетней яловости. И снилось мне, будто я прилетел туда и ем ее мясо; как прекрасен был мой сон!
А жена его говорит:
— Существам, ходящим по небу, не подобает, говорят, спускаться за падалью на златую землю; как не подобает существам, ходящим по златой земле, восходить на синее небо. В то же время, говорят, что возродился государь десяти стран света, Гесер–хан, и, возродившись, облекся в человеческую плоть. Говорят, что хубилганы его являются в десяти странах света. Так, может быть, употребляемая им пища и вкушаемое им питие бессмертия — расаяна, показаны в сновиденье твоем? Разве не сведущ в хитростях человек–хубилган? Остерегись, не ходи!
— Но ведь я, — отвечает орел, — я покружусь по небу — посмотрю, нет ли человека, и тогда только спущусь и буду есть. Если же там окажется человек, то я покружусь и вернусь. Мне хочется удостовериться, правдив или ложен мой сон?
И с этими словами он полетел, а жена осталась одна, не смогла удержать его.
Государь десяти стран света, Гесер–хан, у истоков реки Найранцза зарезал пеструю корову, тучную от восьмилетней яловости, и распростер ее тушу. В самую грудь ее он вдвинул свою девятиряднуто железную ловушку, а сам, выкопав яму, спрятался в ней со шнуром от ловушки в руках. Черный орел подлетает и, описывая в небе круги, смотрит.
— Человека нет! — говорит он, спускаясь; потом, принявшись за еду, он клюет мясо задней части. Но лишь только он проник в грудь и начал было есть, как Гесер потянул за шнур своей девятирядной железной ловушки и поймал птицу. Поймав орла и заставив его биться в ловушке, он набрал склянку крови из разбитого клюва и ждет. А в это время самка его, с плачем летая по небу, говорит своему самцу:
— Разве я не говорила тебе? Теперь, видно, пришла твоя смерть!
Чудесною силой своей постигая, что это с плачем летает самка орла, Гесер–хан говорит ей:
— Ах, черная орлица! Я не собираюсь убивать твоего самца. Ты, черная орлица, дай мне рожок молока из своих грудей, дай мне рожок слез из глаз черного орленка, дай мне тот сочный хрусталь–драгоценность с молотильный каток, что находится в пучине океана. Принеси мне эту тройню, а иначе я заставлю твоего самца метаться и биться в западне, пока не убью.
Отвечает ему черная орлица:
— Я попробую найти, государь десяти областей, грозный Гесер–хан, только не убивай! — и улетела с этими словами.
Не дала она грудей своему птенцу и набрала рожок своего молока; заставила плакать своего птенца и набрала рожок слез его. Раздобыла она и сочный хрусталь–драгоценность с молотильный каток, раздобыла из океана. Доставила она все это, вручила государю — хану десяти стран света и улетела вместе со своим самцом.
Как только со всеми этими драгоценностями Гесер–Мерген–хан отбыл к китайскому Кюмэ–хану, так тотчас и прибыл и уже входит в ханский дом, — а Кюмэ–хан, оказывается, продолжает и дневать и ночевать со своею ханшей в объятиях. Тогда говорит Гесер–хан: