Мифы и легенды народов мира. Том 10. Восточная и Центральная Азия

Кучерявенко В.

— Этот человек и не думает умирать и вот что поет.

Тогда хан опять отдает приказ:

— Изрубить его острыми мечами.

Принялись было колоть–рубить Гесер–хана, но он при помощи золотой палочки чудодейственно переломал все их вооружение. Не могут его умертвить; пошли к своему хану и жалуются:

— Что это за человек греха? Не остается теперь у нас никакого средства умертвить его. По крайней мере, мы не можем умертвить его. Ваше ханство, сами ведайте, как теперь быть!

Тогда хан решает:

—

Вот как его умертвить: соберите множество копий и повесьте его на острия их!

Гесер–хана уводят, а он, захватив с собой свою золотую мельницу, нарочно говорит:

— На это дело нет у меня больше средств! Теперь пришла моя смерть!

И ждет. Дочь Кюмэ–хана Кюнэ–гоа — сама хубилган — поняла.

— Плохо это! — молвит она. — Доколе же ты будешь терпеть эти муки?

Тогда Гесер–хан делает вид, что посылает попугая послом к себе домой. Привязав к ноге попугая тысячу златошелковых нитей, он держит в руках шнур, к которому они привязаны, и громким голосом приказывает своему попугаю, который сел на городской башне:

— Лети, лети, моя птица–попугай! Китайский Кюмэ–хан убил Гесер–хана, государя десяти стран. Позови трех моих богатырей, которые выше меня, позови трех моих богатырей, которые одинаковы со мной, позови трех моих богатырей, которые ниже меня! Пусть будут за ними вослед и тридцать моих богатырей. Пусть придут мои девять богатырей, пусть разрушат стольный город того хана и самого хана казнят лютейшею из казней. Пусть обратят в пепел все, что может видеть глаз, пусть обратят в черный уголь все, что можно окинуть оком! Пусть полонят весь народ его! Лети же, моя птица–попугай!

И полетела его птица–попугай, а Гесер–хан держит в руках конец шнура и ждет. Услыхали Кюмэ–хан и все его приближенные и воскликнули:

— Горе, что делать? Мы не смогли умертвить и одного–то Гесера. Ясно, что от нас и праха не останется, если теперь придут девять его богатырей!.. Ах, Гесер–хан, призови свою птицу — мы дадим тебе все, чего ты ни потребуешь!

— Птица моя улетела далеко, никак невозможно! — отвечает он.

— Каково б ни было твое пожелание — все мы исполним по твоему повеленью! — говорят они и все земно кланяются ему.

— Хорошо! — соглашается Гесер–хан. — Ты должен отдать мне свою дочь Кюнэ–гоа, тогда я попробую призвать свою птицу.

— Отдам! — говорит хан. — Разве для тебя пожалею чего?

— Сюда, мой попугай! — чудодейственно поманил Гесер и принял птицу на руки, потянув за шнур, к которому была привязана тысяча златошелковых нитей.

Пригласив Гесер–хана в свой дом, Кюмэ–хан устроил большой пир. Тихонько он спрашивает свою дочь Кюнэ–гоа:

— Милая Кюнэ–гоа, я собираюсь выдать тебя за Гесера. Если ты, чего доброго, не согласишься, то он, пожалуй, убьет меня, а тебя заберет силой.

— Беда, батюшка мой! — отвечает она. — Раз это нужно для Гесер–хана, государя десяти стран, то неужели

мне не соглашаться и ждать, пока он убьет моего батюшку?

— Справедливо, — сказал хан и выдал Кюнэ–гоа за Гесера, государя десяти стран.

Три года прожил Гесер–хан со своей женой Кюнэ–гоа. По прошествии же трех лет говорит он Кюнэ–гоа:

— Усладил я покоем твоего отца и вот около тебя жил, пока не исполнилось три года. Теперь я хочу возвратиться к себе и, навестив свое хозяйство, приехать обратно.

Отвечает ему Кюнэ–гоа:

— Что за речи изволишь говорить, государь мой Гесер–хан? Лучше бы жить здесь, а нет — так поехала б и я с тобой. Что мне жить здесь в одиночестве?

— Справедливо, поедем вдвоем! — соглашается Гесер. — Едем, не откладывая, за город.

И с этими словами Гесер садится на своего вещего гнедого коня, а Кюнэ–гоа — на своего сине–лысого мула; выехав вдвоем на ночлег за город, они уговариваются:

— Если справедливы твои слова и следует нам с тобой вдвоем жить здесь, — говорит Гесер, — то пусть мой вещий гнедой конь и твой мул оба после ночевки повернутся в сторону города. Если же твои слова несправедливы, а мои справедливы, то пусть мой вещий гнедой конь повернется в сторону моего дома!

Согласились и оба заночевали. Рано поутру встал Гесер–хан, государь десяти стран света, смотрит: и мул и конь оба стоят, повернувшись в сторону города.

— Что же это ты, мой вещий конь гнедой? — окликнул его Гесер. — Повернись в сторону моего дома! — Тогда повернулся вещий гнедой конь в сторону своего дома.

Будит Гесер Кюнэ–гоа:

— Рассвело уж, вставай! Загадали мы с тобой этой ночевкой по коню и мулу увидать, чья правда выходит, а чья — неправда!

Пошла Кюнэ–гоа, взглянула и говорит:

— Выходит твоя правда, а моя неправда: в своей поездке ты волен! Ехать — так поезжай, государь мой Гесер–хан!

И оба они сели верхами.

Проводив Кюнэ–гоа до города, так как она была одна, государь десяти стран света Гесер–хан изволил отбыть. По дороге, доехав до одной очень высокой горы, он присел и говорит:

— С того времени и до сей поры много я дел переделал: посижу–ка теперь в дияне–созерцании!

Спускается тогда к нему сестрица его Боа–Данцон–Гарбо, одна из трех его родимых побеждающих, и говорит:

— Милый мой соплячок! Верхняя часть твоего тела исполнена признаков Будд десяти стран света, средняя часть твоего тела исполнена признаков четырех великих тэнгриев, нижняя часть — четырех драконовых ханов. От гнева твоего — грехи спадают, от смертной твоей, кары — души спасаются. Разве ты не Гесер–хан, государь сего Джамбутиба? Или ты сидишь в созерцании, чтобы обрести перерождение какого–нибудь Будды, еще выше того?

— Справедливо наставление моей родимой сестрицы, но присел я оттого, что и конь и сам я утомились. Ворочусь же!