Мифы северных народов России
Шрифт:
Первые сообщения о мифах и обрядах коренных народов Севера оставили путешественники и ученые XVIII века. Запорожский казак Григорий Новицкий (ум. ок. 1720), в 1712–1715 годах участвовавший в поездках по Оби к хантам и манси, по итогам экспедиций написал книгу «Краткое описание о народе остяцком». В 1721 году сочинение Новицкого в переводе на немецкий язык напечатал под своим именем участник тех же поездок Иоганн Бернгард Мюллер (эта работа стала одной из первых в мире этнографических монографий), а на русском языке книга Новицкого появилась лишь в 1884 году.
В 1730–1740-х годах состоялась Великая Северная экспедиция Витуса Беринга (1681–1741). Ее целью было комплексное исследование северных пределов Российского государства — от Архангельска на западе до Аляски на востоке. Несколько участников Великой Северной экспедиции — Герард Миллер, Якоб Линденау, Степан Крашенинников, Георг Стеллер, Иоганн Эбергард Фишер — оставили описания народов Сибири, их материальной культуры, быта и нравов, верований и обычаев. Так, в 1756 году был издан главный труд Степана Петровича Крашенинникова (1711–1755) — «Описание земли Камчатки», включивший собранные им сведения по этнографии коряков, ительменов, айнов (в 1760–1770-е
5
В тех случаях, когда в тексте упоминаются издания XVIII–XIX веков, приведены ссылки на современные переиздания.
В 1768–1774 годах состоялась Физическая академическая экспедиция под руководством Петра Палласа (1741–1811). В числе ее участников был четырнадцатилетний выпускник Академической гимназии Санкт-Петербурга Василий Зуев (1754–1794), ставший впоследствии академиком [24], а также этнограф Иоганн Готлиб Георги (1729–1802), автор многотомного труда «Описание всех в Российском государстве обитающих народов, также их житейских обрядов, вер, обыкновений, жилищ, одежд и прочих достопамятностей» — это первое сводное иллюстрированное этнографическое описание народов России. В своем сочинении Готлиб весьма подробно описал народы Сибири и их шаманов.
Титульная страница кн.: Георги И. Г. Описание всех в Российском государстве обитающих народов. Часть третья.
Георги И. Г. Описание всех в Российском государстве обитающих народов. СПб., 1799
Четырехтомник был впервые опубликован на немецком языке в Санкт-Петербурге в 1776–1780 годах [12]. Работу Георги высоко оценила Екатерина II.
Комплексные исследования Сибири и Севера, включавшие изучение географии, геологии, ботаники, зоологии, этнографии, продолжились и в XIX веке. Александр Миддендорф (1815–1894), совершивший в 1842–1845 годах экспедицию в Сибирь, в своем многотомном труде «Путешествие на север и восток Сибири» (1860–1878) уделил внимание всем этим направлениям науки. Опубликованный в 1878 году шестой том «Коренные жители Сибири» содержал в том числе записи якутских мифов и эпических сказаний. Отдельно упомянем лингвистов, исследовавших языки народов Севера. Матиас Кастрен (1813–1852) в 1845–1849 годах путешествовал по Сибири, где изучал финно-угорские и самодийские языки и фольклор. Василий Радлов (1837–1918) в 1859 году переехал из Санкт-Петербурга в Барнаул, чтобы исследовать языки и культуры тюркских народов Алтая. Серафим Патканов (1861–1918) в 1880-е годы прожил несколько лет в Западной Сибири, где изучал язык и фольклор хантов.
В 1845 году в Санкт-Петербурге императорским повелением было основано Русское географическое общество, при котором начало работать Отделение этнографии, что способствовало усилению исследовательской активности именно в этом направлении. С тех пор изучение народов и их культур стало самостоятельной областью. Другим важным обстоятельством, повлиявшим на развитие этнографического североведения, стало то, что в Российской империи Сибирь была местом ссылки, в том числе для осужденных по политическим мотивам. Политические ссыльные, многие из которых были людьми весьма образованными, интересовались жизнью местного населения, собирали фольклор и оставляли замечательные этнографические описания. Заметим, что Григория Новицкого, создавшего первую книгу о хантах, также сослали в Сибирь по политическим причинам — он был соратником гетмана Мазепы. Во второй половине XIX века из-за развития революционного движения в Российской империи политических ссыльных в Сибири стало особенно много. Так, Иван Худяков (1842–1876), фольклорист, сосланный в Якутию в 1867 году за революционную деятельность, был первым крупным собирателем и переводчиком якутских преданий, сказок, песен, пословиц и загадок [74]. Вацлав Серошевский (1858–1945), участник польского освободительного движения, провел в ссылке в Якутии 12 лет (с 1880 по 1892 год) — все эти годы он вел исследовательскую работу и написал монографию о традиционном быте и культуре народа саха [59]. Эдуард Пекарский (1858–1934) был сослан в Якутию в 1881 году, он прожил там более 20 лет и создал прекрасные труды в области языка, фольклора, обрядов якутов и эвенков. Сергей Ястремский (1857–1941), оказавшийся в Якутии в 1886 году, изучал язык, фольклор и верования народа саха. Владимир Иохельсон (1855–1937), в том же году попавший в якутскую ссылку, жил среди юкагиров, изучал их язык и культуру. Владимир Богораз (1865–1936), сосланный на Колыму в 1889 году, исследовал язык, культуру, мифологию чукчей, написал о них несколько статей и книг, в том числе художественных, например «Чукотские рассказы» и роман «Восемь племен» [9]. Лев Штернберг (1861–1927), в 1889 году высланный на Сахалин, изучал социальную организацию, мифологию, шаманские обряды нивхов и айнов [76].
Владимир Иохельсон с супругой Диной Иохельсон-Бродской. Ок. 1900.
Государственный музей истории российской литературы им. В. И. Даля
Конечно, этими именами список ученых из числа политических ссыльных не исчерпывается. Но важно подчеркнуть, что планомерное изучение фольклора и мифологии народов Севера началось именно благодаря этим людям. Они изменили сам формат исследования других культур: это были уже не комплексные экспедиции, которые не предполагали длительного проживания среди «инородцев» и были сосредоточены скорее на естественно-научном описании Севера, чем на обрядах и сказках. Теперь это было настоящее погружение, хотя и вынужденное, в чужую культуру, длительное проживание бок о бок с местным населением, изучение его языка и обычаев в ходе ежедневного общения. Все это заложило основу стационарных полевых исследований — базу научного североведения, в полной мере развитого уже в XX веке.
Ученых, исследовавших мифологию и обряды северных народов в советские годы и изучающих ныне, очень много, поэтому назовем лишь отдельные имена и работы. Прежде всего отметим блестящую плеяду учеников В. В. Радлова (Б. Э. Петри, С. М. Широкогоров), Л. Я. Штернберга и В. Г. Богораза (Г. Н. и Е. Д. Прокофьевы, Г. М. Василевич, С. В. Иванов, Н. П. Дыренкова, А. А. Попов, Л. П. Потапов, С. Н. Стебницкий, И. С. Вдовин, Г. Д. Вербов, В. В. Антропова, А. Ф. Анисимов). В 1910–1930-е годы эти выдающиеся ученые проводили полевые исследования среди разных народов Севера. В последующие годы исследовательскую работу продолжили их ученики и ученики их учеников: они развивали идеи учителей, организовывали кафедры и научные центры, воспитывали новые поколения североведов. Перечислить всех невозможно, поэтому назовем лишь некоторых специалистов XX века, занимавшихся исследованием фольклора и мифологии северных народов, их верований, ритуалов и шаманских традиций. Н. Ф. Прыткова, В. Н. Чернецов, В. М. Кулемзин, Н. В. Лукина, И. Н. Гемуев, З. П. Соколова изучали хантов и манси; Г. И. Пелих, Н. А. Тучкова, О. Б. Степанова — селькупов; Л. В. Хомич, В. И. Васильев, А. В. Головнёв, Е. Т. Пушкарева, Г. П. Харючи — ненцев; Б. О. Долгих (также был знатоком энецкого, долганского и эвенкийского фольклора), Г. Н. Грачева, Ю. Б. Симченко, О. Э. Добжанская — нганасан; П. Е. Ефремов изучал долган; Г. В. Ксенофонтов, И. В. Пухов, Г. У. Эргис, И. С. Гурвич — якутов; С. И. Вайнштейн, В. П. Дьяконова, А. М. Сагалаев, Д. А. Функ — народы Алтая и Тувы; В. А. Туголуков, В. И. Цинциус, М. Г. Воскобойников, А. В. Смоляк, Ю. А. Сем, Е. А. Гаер, А. А. Бурыкин, С. В. Березницкий, И. В. Кормушин — эвенков, эвенов и тунгусо-маньчжурские народы Дальнего Востока; А. П. Дульзон, Н. К. Каргер, Е. А. Алексеенко — кетов; Е. А. Крейнович (также знаток культуры кетов и юкагиров), Ч. М. Таксами, А. Б. Островский — нивхов; Е. П. Батьянова — чукчей и коряков; Г. А. Меновщиков, Е. С. Рубцова, С. А. Арутюнов — эскимосов. Ссылки на работы этих замечательных исследователей вы увидите в книге, а более подробную информацию найдете в разделах «Библиография» и «Рекомендуемое чтение».
Отдельно отметим сводные труды по шаманским традициям народов Севера: книгу Е. С. Новик о шаманских обрядах и фольклоре [43], исследование С. В. Иванова об изобразительном искусстве и духовной культуре народов Сибири [25], книгу Е. Д. Прокофьевой о шаманских костюмах [55], работу Ю. И. Шейкина о музыкальном искусстве сибирских шаманов [75].
Конечно, нужно упомянуть и публикации фольклора народов Севера. В этой области была проделана огромная работа: в XX веке выходили в свет и книги, посвященные конкретным традициям, и серийные издания — например, «Сказки и мифы народов Востока» (1964–2004), а также многотомная серия «Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока» (первый том вышел в 1990 году, в планах выпуск 60 томов, пока издано 34). К томам этой серии, каждый из которых посвящен фольклору того или иного народа, прилагаются грампластинки или компакт-диски с записями исполнения мифов, преданий, эпоса и песен. В 2016 году книги этой серии вместе с аудиоприложениями были оцифрованы и теперь доступны в электронной библиотеке Новосибирской государственной областной научной библиотеки [80].
Если спросить любого из нас, какие жанры фольклора мы можем назвать, что мы ответим? Сказки, былины, песни, загадки, пословицы, частушки… Да, эти жанры характерны для русского фольклора, очень похож на него и фольклор других славянских народов. А какие фольклорные жанры известны на Севере? Есть ли там частушки или, например, колыбельные? Для ответа на этот вопрос важно понимать, что фольклор в значительной степени зависит от ландшафтно-климатической зоны, в которой живут люди, а также от их типа хозяйства и социальной организации. Дело не только в том, что в мифах чукчей будут фигурировать кит и белый медведь, у нанайцев Амура — тигр, а где-нибудь в Полинезии — кокосовый краб. Дело еще и в том, что у народов с присваивающей экономикой и семейно-родовой организацией сами жанры фольклора будут иными, чем у плужных земледельцев, у которых уже появилось государство и сформировалась письменность. Фольклор первых принято называть архаическим, фольклор вторых — классическим. Наверное, вы удивитесь, но в архаическом фольклоре нет многих привычных для нас жанров, например: пословиц, анекдотов и волшебных сказок. Зато гораздо больше распространены этиологические мифы, повествующие о происхождении мира и всего сущего, а также запреты и предписания — короткие тексты, в которых «упакованы» правила поведения в мире и социуме. Конечно, есть и общее жанровое пространство архаического и классического фольклора: загадки, обрядовые формулы (благопожелания, заговоры), лирические песни, предания, мифологические рассказы о недавних событиях (по-русски такие тексты называются быличками, это повествования о встречах с необычным, как сказали бы сейчас — мистические истории). Эпос и сказка в архаике тоже встречаются, но они не совсем похожи на привычные нам былины и волшебные сказки. В архаическом фольклоре эти жанры еще не отделены от мифа, близки к нему и потому не считаются вымыслом, а их исполнение часто имеет магическое значение. Так, кеты верили, что, рассказывая «Теплую сказку», похожую по сюжету на «Морозко» или «Госпожу Метелицу», можно ослабить мороз; негидальцы историями у вечернего костра развлекали лесных духов, чтобы привлечь удачу на охоте; долганский шаман с помощью исполнения эпоса олонхо выманивал духа болезни из тела больного.
Эпические песни в архаическом фольклоре (кроме уже упомянутых якутских и долганских олонхо, это нивхские настунд, нанайские нингман, эвенкийские нимнгакан, ненецкие ярабц и сюдбабц) повествовали о божествах и духах и часто исполнялись от их имени либо считались внушенными божествами и пелись в состоянии, подобном трансу (поэтому сказители имели статус, близкий к шаманам). Эти произведения были теснее связаны с мифом, с правдивой историей, чем русские былины об Илье Муромце и Соловье-разбойнике. Былина — это, скорее, богатырская сказка, а не историческое предание.