Мифы северных народов России
Шрифт:
У волшебной сказки собственный хронотоп, пространственно-временная приуроченность: события в сказке происходят неизвестно когда (давным-давно), неизвестно где (в тридевятом царстве, тридесятом государстве), неизвестно с кем (жил-был царь, и было у него три сына). Время, пространство и герои волшебной сказки не имеют ничего общего с нашим миром — мы не встретим в своем дворе, окрестном лесу или на реке Василису Премудрую или Ивана-царевича верхом на Сером Волке. А те существа, которых мы можем там встретить, — домовой, банник, леший, водяной, русалка — это не сказочные герои, а персонажи быличек. Все, что происходит в быличке, считается достоверным, случившимся в определенном месте, в определенное время и с конкретным человеком.
Быличка, или мифологический рассказ, — один из жанров несказочной прозы. Другие жанры несказочной прозы — миф и предание — также воспринимаются как полностью достоверные, их содержание не подвергается сомнению (а в случае мифа даже считается священным). Все, о чем говорится в этих текстах, действительно происходило: либо очень давно, когда создавался мир (в мифах), либо во времена предков (в преданиях), либо недавно — в наши дни или в ближайшем прошлом (в мифологических рассказах). Такое разделение мы встречаем и в фольклоре народов Севера. Так, у чукчей несказочная проза разделяется на три жанра: тоттомгаткан пынылты («времен творения вести»), акалылэткэн пынылты («времен раздоров вести» — имеются в виду войны с соседними народами и с русскими в XVII–XVIII веках), лые пыныл («правдивые вести» о современности). Все вместе эти жанры противопоставлялись лымныл — сказочным историям, в которых речь шла о недостоверных событиях. Нивхи отличали мифы тылгунд (от тыланд — «далекий, старинный») от кераинд, рассказов о событиях более позднего времени. В сказаниях и преданиях эвенков различались периоды: нимнакан — очень древний, «когда земля начинала становиться», булэмэкит — период войн и расселения оленеводов; улгур — рассказы о случаях, сохранившихся в памяти живущих [42].
Мы сейчас не рассматриваем другие жанры фольклора народов Севера — песни, запреты, предписания, приметы, загадки, — но и в них, конечно, содержится ценная информация о мифах. Например, загадки принято считать «свернутой мифологией» — это своего рода «конспект», который знатоки традиции могут «развернуть» в большой нарратив о происхождении мира и его элементов.
Любопытно, что обряды (ритуалы), в отличие от жанров вербального фольклора, гораздо более единообразны. Несмотря на богатство символики и атрибутов — а это поистине красочная палитра, — все обряды народов мира можно свести к трем типам. Во-первых, это календарные ритуалы, совершаемые в определенные точки годового цикла — природного и хозяйственного: выход солнца после полярной ночи, летнее солнцестояние, первый снег, регулярный день почитания какого-либо божества или исторического события, начало нового периода деятельности — сева, охоты на перелетную птицу, подледной рыбалки и т. д., включая наш любимый Новый год.
Во-вторых, ритуалы жизненного цикла: родильные, отмечающие приход нового человека в мир; инициации и свадьба, знаменующие вступление во взрослость; погребально-поминальные, передающие душу умершего в загробный мир. К этим обрядам относятся также профессиональные инициации — шаманское посвящение, воинская присяга, монашеский постриг, защита диссертации. А вот такие праздники, как день рождения, появившиеся в европейской и российской культуре относительно недавно, представляют собой синкретическое образование, «смесь» двух типов ритуалов — календарного и жизненного цикла. Календарного — потому, что предшественником дня рождения были именины, ежегодный день памяти святого, в честь которого назван человек; при этом именины не обязательно совпадали с днем рождения. А жизненного цикла — потому, что, отмечая день рождения, мы как бы фиксируем подъем на очередную ступеньку своей жизни, подводим итоги прошедшего года (чего мы достигли), желаем имениннику новых побед («расти большой, не будь лапшой») и тянем его вверх за уши (не только детей, между прочим, но и взрослых). Взрослых мы тянем за уши как будто в шутку (куда же еще расти взрослому человеку?), но на самом деле в этом есть глубокий, хотя и не всегда осознаваемый нами смысл: все ритуалы жизненного цикла означают повышение статуса человека. Даже похороны знаменуют переход в сонм предков (по-русски — «родителей»), а предки во многих культурах мира, в том числе у народов Севера, наделялись способностью помогать своим потомкам в их повседневных делах и решении проблем (об этом мы поговорим во второй части книги).
В-третьих, это ритуалы «по случаю», или, как их называют ученые, окказиональные. К этому типу относится все, что не входит в первые два типа: прежде всего это ритуалы «ликвидации несчастий» (болезней, засухи, неудач в охоте, сложностей в семейной жизни и т. д.). Такие обряды могут быть двух подтипов: просьбы к божествам и духам о помощи и выражение благодарности за оказанную помощь. Например, в православии молебны к Богу, Богородице и святым могут быть и просительными, и благодарственными. А у народов Севера за этот тип ритуалов отвечали шаманы — они не только лечили людей, что было, пожалуй, их основным занятием, но и помогали в других несчастьях, были своего рода «ликвидаторами проблем».
Шаман совершает обряд призыва весны.
Shutterstock
Вопрос о том, что считать ритуалом/обрядом, до сих пор вызывает споры ученых. Является ли ритуалом только то, что имеет отношение к верованиям в богов, духов, загробный мир? Или в понятие ритуала входят также упорядоченные неутилитарные действия людей, не имеющие вроде бы никакого метафизического оттенка? Например, венчание в церкви — это, безусловно, обряд, но является ли обрядом заключение брака в ЗАГСе? Такие действа принято называть обрядами, или ритуалами, но светскими, секулярными, или обрядами «гражданской религии». Возникает и другой вопрос: считать ли обрядами простые действия — постучать по дереву, чтобы не сглазить; кинуть через левое плечо щепотку рассыпанной соли, чтобы не поссориться; посмотреться в зеркало, если что-то забыл и пришлось вернуться? Подобные действия, призванные предотвратить несчастье или, наоборот, привлечь удачу, называются ритуализованным поведением. В отличие от ритуалов, сложных символических комплексов, такое поведение вписано в повседневность, в быт и включает в себя всего один-два символа.
Итак, мы подошли к еще одной проблеме: что считать религией? Поскольку эта тема чрезвычайно объемная и обсуждение ее потребовало бы отдельной книги (ответ на этот вопрос читатель может найти в недавно вышедшей монографии [77]), сформулируем вопрос более узко: являются ли шаманистские верования и ритуалы, характерные для коренных народов Сибири и Дальнего Востока, религией? Именно так воспринимали шаманство первые путешественники на Север, хотя и не всегда произносили слово «религия» применительно к культу духов. Будучи христианами, русские и европейские землепроходцы считали туземцев язычниками и либо старались насадить среди них истинную веру (если перед ними стояли миссионерские задачи), либо просто с ужасом наблюдали, как «беснуется» у костра шаман, «поклоняясь дьяволу и принося ему жертвы». Советские этнографы также причисляли шаманизм к религиям, но уже на иной основе — в соответствии с «марксистско-ленинской методологией». С точки зрения советских ученых, шаман — это такой же священнослужитель, как православный поп, мусульманский имам или буддистский лама, а шаманизм — такой же «опиум народа» (по выражению Карла Маркса), как и другие религии. Советская власть полагала, что шаманы — это обманщики и эксплуататоры бедных невежественных людей, поэтому они должны быть истреблены, а ученые предоставляли для этого идеологическое обоснование.
Однако если понимать под религией вполне определенный социально-культурный институт, существующий среди других институтов (таких как здравоохранение, школьное образование, судебно-следственная система, административное управление и т. д.), то, безусловно, верования и ритуалы народов Севера, которые принято называть шаманизмом или шаманством, считать религией было бы неверно. Дело в том, что религия как институт характерна для сложных обществ, индустриальных и некоторых доиндустриальных, в которых уже существует развитое производящее хозяйство (земледелие и скотоводство, ремёсла), люди живут оседло в больших поселениях, возникло государство (или предгосударственные образования), сформировалась письменность. Религия предполагает наличие канонических текстов и догматических практик, а также выделение особой страты жрецов, ответственных за толкование священных текстов и совершение ритуалов. Институт жречества появляется впервые в цивилизациях Древнего мира — шумеро-аккадской, древнеегипетской, иудейской, греко-римской, в государствах Индии, Китая и, позднее, Мезоамерики.
Значит ли это, что примерно до IV тысячелетия до н. э. у людей не было религии, они не молились богам и духам и не приносили им жертвы? Конечно, нет: люди молились и совершали жертвоприношения, но религии как отдельного института не было. Верования и практики охотников и собирателей, ранних земледельцев и скотоводов принято называть не религиями, а мифо-ритуальными системами. В отличие от религий, такие системы — это не часть культуры, а среда, в которой существуют культура, общество. Более того, именно эта «питательная» среда является обязательным условием существования социума и культурных практик. По словам британского антрополога Бронислава Малиновского (1884–1942), миф — это хартия институтов культуры, своего рода конституция: миф легитимирует все социальные институты, культурные установления, правила и законы, санкционирует деятельность людей, объясняет мир. Ритуал призван обеспечивать нормальную и правильную жизнь сообщества, предотвращать и устранять конфликты, беды и несчастья. Мифо-ритуальные системы пронизывают все стороны жизни людей — и хозяйственную, и семейную, и правовую, и медицинскую.
Тунгусский шаман при реке Аргун, вид сзади. Гравюра.
Георги И. Г. Описание всех в Российском государстве обитающих народов. СПб., 1799
Многие народы Сибири и Дальнего Востока до недавнего времени — в некоторых районах вплоть до середины XX века — сохраняли образ жизни охотников-собирателей и ранних скотоводов-оленеводов, кочевавших небольшими группами по бескрайним просторам тундры и тайги, не имевших письменности и чрезвычайно далеких от государственных учреждений и законов «цивилизованного мира». В их культурах мифо-ритуальные системы занимали — и во многом занимают до сих пор — столь же важное место, как и в жизни наших общих предков, людей эпохи верхнего палеолита, живших десятки тысяч лет назад.