Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 1. Часть 1. Крупицы прошлого. Часть 2. В плавильном котле Америки
Шрифт:
На самом деле Южная Корея в 1960-е годы лишь приступила к экономической модернизации, причем в условиях военной диктатуры генерала Пак Чжон Хи. Советская пропаганда называла Южную Корею отсталым сателлитом США, но мы пропаганде уже не верили.
Я, в свою очередь, корпел над китайской грамотой. В письме родителям в Сочи уже 4 сентября 1964 года сетовал: «Я не предполагал, что китайский язык такой трудный. Прихожу из института и по 5 часов учу иероглифы. В 6 утра встаю – и сразу за иероглифы. А о произношении говорить нечего – кошмар!».
9 сентября жалуюсь опять: «С утра до вечера занимаюсь китайским языком. Написанием, произношением и переводом иероглифов, а также фонетикой и грамматикой».
Кроме языка были еще, естественно, многочисленные дисциплины. Их изучение, с одной стороны, вызывало восторг, а с другой, – требовало больших временных и нервных затрат. Вот как описывал я свои первые впечатления от учебы в письме родным в Сочи 4 сентября 1964 года:
«В первый день (1 сентября) у нас были высшая математика, китайский язык, история народного хозяйства.
Высшая математика нам безумно понравилась. Лектор читал как артист, и то, что он читал, было очень интересно. История народного хозяйства вообще колоссальная дисциплина. Будут курсовые работы по самым различным темам, от нефтяных запасов стран Ближнего Востока до истории меркантилизма в Англии. А пока получили задание законспектировать работу Энгельса «О возникновении семьи, частной собственности и государства». …На второй день была политэкономия. Снова было очень интересно. Нам велели законспектировать I-й том «Капитала» К. Маркса. Было, кстати, объявлено, что ни в одном другом вузе СССР, а значит, и мира не изучают марксистскую политэкономию и историю партии, как в МИМО.
3 сентября состоялось занятие по товароведению. Всем нам дисциплина показалась особенно увлекательной. Но и самой трудной, включающей элементы физики, химии, геологии, техники. Нас должны научить разбираться в качестве любого товара, к какой бы категории он ни относился – от двигателей внутреннего сгорания до пшеницы. …Читают лекции профессора и так здорово это делают!»
А вот письмо от 9 сентября:
«Учиться очень трудно: математика, вычислительная техника, политическая экономия, история КПСС, спецдисциплины (какие – в письме упоминать нельзя). И на все обращается огромное внимание. Политэкономия – очень сложная дисциплина.
Массу времени отнимают общественные мероприятия (уборка института, всякие торжественные собрания, субботники, установочные лекции). Ну, и спортом мы обязаны заниматься. Я выбрал баскетбол…»
…Конечно, Наташа очень нервничала по поводу своего «кандидатства» и поэтому штудировала преподаваемые науки с особой тщательностью. Исправно посещала лекции и аккуратно их записывала. Я же, увы, тоже намеревался быть прилежным студентом, но выдерживал положенный ритм недолго. На первую лекцию (по математике) явился загодя и занял место в первом ряду. Лектор, профессор Винецкий, сразу увлек рассказом, я стремился отразить на бумаге каждое его слово, но вскоре облил свой белый костюм чернилами из пузырька (предусмотрительно принесенного на лекцию, вдруг чернила в авторучке кончатся). Облил и так загоревал, что больше профессора не слушал. В дальнейшем лекции почти не записывал, некоторые из них прогуливал. При этом не волновался, исходил из того, что у Наташи Корсаковой все лекции законспектированы и она всегда конспектами поделится. Так оно и происходило.
Не обходилось, конечно, в жизни Наташеньки без проблем. Так, 23 января 1965 года у нее в магазине на Арбате украли профсоюзный билет и пропуск в институт. Натуля плакала, терзалась. А вечером того же дня Наташа была на свадьбе школьной подруги Нади Мериновой, где получила замечание за «неудачный» подарок – восточные сладости. Легко ранимое юное создание расстроилось еще больше.
Родители тем временем подключили все свои связи, чтобы уладить вопрос с пропуском. Знакомая с кафедры мировой экономики Хава Ахметовна провела переговоры с проректором по учебной части Пучковым. Звонил ему еще один знакомый родителей, некто Ситников. Пучков принял Наташеньку, но был строг – заявил, что факт утери билета «очень плохой». От Пучкова Натуля поехала в милицию. Вечером Евгений Павлович, как записано в его дневнике, «разговаривал с Наташей о ее разбросанности, неаккуратности».
На следующее утро, 26 января, Натуля с подругой Таней Михайловой уехала в дом отдыха Комитета по труду и заработной плате «Лесные поляны», любимое место Корсаковых. А уже 27 января днем к родителям явился молодой человек с украденной сумочкой Наташи. Сказал, что нашел сумочку в столовой на Арбате. Пропуск в МГИМО был цел, профбилет разорван, листы выдернуты. Но исчезла 41 копейка и авторучки.
Наташенька, конечно, порадовалась возвращению сумки с пропуском и продолжала отдыхать в «Лесных полянах». Ходила на лыжах, гуляла на свежем воздухе, смотрела кинофильмы, общалась с интересными людьми. Познакомилась, в частности, со знаменитым артистом Михаилом Ульяновым, который тоже проводил отпуск в этом доме отдыха.
А 31 января новая неприятность. Пришла по почте открытка из библиотеки с требованием к Наташе сдать книги. В противном случае авторы письма угрожали репрессиями: сообщение по месту учебы, товарищеский суд, штраф по исполнительному листу. Евгений Павлович инцидент урегулировал – позвонил в библиотеку и договорился, что книги будут возвращены после окончания 8 февраля Наташиного отдыха в «Лесных полянах».
Не успела Натуля вернуться в Москву, как стала участником домашних споров. Папа купил билеты в два театра, мама возмутилась – денег нет на чулки, а тут такие расходы на театр! Наташа выдвинула предложение: посещать театр не чаще одного раза в два месяца.
Через пару дней дочь, не оставив записки, ушла в Дом кино с парнем, с которым сдружилась в «Лесных полянах». Родители допытывались у бабушки, где их дочь, но Антонина Тихоновна хранила молчание. Вернулась девочка около 12 часов ночи, причем, несмотря на сильный мороз, ходила в туфельках. Родители распекали и ее, и бабушку. Уже на следующий день новая «провинность» Наташеньки. Как сказано в дневнике Евгения Павловича: «Наташа сама съела весь оставшийся торт. В этом эгоизм и наплевательское отношение к другим. Сделал ей замечание».
Позднее в том же 1965 году случались трения между Евгением Павловичем и доченькой из-за того, что она без разрешения пользовалась его вешалкой, авторучкой, разбрасывала вещи. Евгений Павлович тогда же сетовал в дневнике на то, что супруга не ухаживает за его одеждой, критикует мужа в беседах со знакомыми. Высказывались очередные претензии к Наташе: то мусор не выносит, то забывает обрезать пуговицы на пиджаке отца, предназначенном для сдачи в химчистку.
Семейные ссоры случались чаще всего из-за тещи, Антонины Тихоновны, нараставшей конфронтации между ней и Евгением Павловичем. Теща говорила: «Я человек властный и хочу, чтобы они все мне подчинялись». Евгению Павловичу такая позиция категорически не нравилась. Конфликтовали Корсаковы также по поводу нехватки денег, беспорядка в квартире, желания Нины Антоновны переехать в трехкомнатную квартиру, ее увлеченности нарядами, подарков родственникам и знакомым.