Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 1. Часть 1. Крупицы прошлого. Часть 2. В плавильном котле Америки
Шрифт:
Очень трогательно говорит о Наташе В.В. Михеев:
«Я как будто разговариваю с Наташей, пишу ей письмо. Вспоминаю ее добрую улыбку. Литератор мог бы сказать: «И обволакивающий взгляд».
Пишу письмо Памяти.
Наташа, ты и Женя, наверное, этого не знаете, но наше заочное знакомство случилось задолго до того, как началось научное партнерство.
Говоря «наше», я имею в виду не только себя, но и всю нашу группу кореистов МГИМО.
Наши учителя, любимые учителя, любимые не только потому, что мы их любили, но и потому, что и они любили нас, Нина Петровна Семенова, Валентина Николаевна Дмитриева, много рассказывали нам, «совсем начинающим» тогда исследователям «Страны утренней свежести», о прекрасной паре Наташе и Жене Бажановых. Ученых и дипломатах. Талантливых специалистах по Востоку, по загадочной Корее и Китаю, но не только: а также экспертах по США, по стране, притягивавшей внимание практически всех студентов МГИМО моего поколения. Независимо от того, какой язык они изучали.
Для многих из нас ты и Женя стали примером. А ваша жизнь – ориентиром».
А. Мансуров признает:
«Наталья Евгеньевна была тем преподавателем, кто пробудил во мне интерес и привил любовь к Корее, когда я учился в МГИМО. Без ее жизнеутверждающего оптимизма, энтузиазма, любви к труду, любознательности и веры в успех учеников я, возможно, никогда бы не остался в корееведении. Именно Н.Е. Бажанова дала мне ключ к пониманию Кореи.
Я никогда не забуду радушия и тепла, которые излучал этот прекрасный человек. Уважительность, душевное соучастие, женская проницательность и доброта – вот те отличительные качества, которые притягивали людей к Наталье Евгеньевне.
Из мира ушел крупный ученый, замечательный учитель и удивительный человек. Ничто не возместит нашу безмерную потерю. Всегда говорят, что незаменимых людей нет. Это – неправда. Наталью Евгеньевну Бажанову заменить нельзя никем».
…Как и в школе, Наташенька училась в институте только на отлично. Прилежание, помноженное на высочайший интеллект, способствовало тому, что Наташа получала одну пятерку за другой, удостаивалась всяческих похвал и комплиментов со стороны преподавателей. При этом девочка перед каждым экзаменом заметно переживала, сетовала, что ничего не выучила. Вот характерная запись в дневнике Наташиного папы, Евгения Павловича: «2 июня 1965 года… Наташа очень нервничала, так как вроде бы допустила ошибку в письменной работе, но оказалось все в порядке. А устно ответила вообще блестяще, в итоге получила по корейскому языку 5».
Всякий раз, отвечая на вопрос билета, выпаливала факты, цифры и аргументы словно автомат. А выйдя из аудитории, оправдывалась: вдруг все вспомнила, даже не знаю как. Память у моей супруги, действительно, была и оставалась всю жизнь феноменальной. Помнила неимоверное количество имен, фамилий, телефонных номеров, дат рождения, событий, кто кому что сказал десятилетия назад. Знаю, что есть другие люди с феноменальной памятью, но таких, кто мог бы сравниться с Наташей, я лично не встречал.
За все пять лет обучения в МГИМО Наташенька получила только одну четверку, по валютно-финансовым отношениям. У психически неуравновешенного профессора Комиссарова, который пятерок вообще никому не ставил. На экзамене Комиссаров долго терзал Наташу вопросами, тщетно пытаясь поймать ее на незнании чего-либо. Никак не получалось. Тем не менее, будучи недоволен нашей группой в целом, поставил девочке четверку.
Запомнился нам преподаватель военной кафедры полковник Антонов, очень деликатный, мягкий человек, любивший вспоминать свое участие в гражданской войне в Испании. Тонким голосом, нараспев, полковник вспоминал: «Идем мы в танке. И вдруг противник. Тут капитан и спрашивает: «Ну что, Антонов, будем стрелять?». А я отвечаю: «Ты начальник, тебе и решать». Он тогда и скомандовал: «Огонь!». Дал я огонь, и ни хрена, товарищи студенты, от этого врага не осталось!».
Впоследствии у нас с Наташей появилась любимая забава. Один спрашивал у другого совета. Неизменно следовал ответ: «Ты начальник, тебе и решать!».
Были в МГИМО преподаватели и самой высшей пробы. Лекции по истории развития народного хозяйства читал профессор Кротков Иван Тихонович. Это был седовласый старец с аккуратной бородкой, выглядевший человеком из прошлой эпохи и отчасти таковым и являвшимся. Говорят, преподавал Иван Тихонович еще в Царском лицее, который до революции помещался в здании МГИМО (сейчас это здание принадлежит Дипломатической академии).
Кротков читал изумительные лекции, рассказывая о промышленной революции в Голландии и Англии столь живо, в таких красках и деталях, словно был современником и непосредственным участником этих процессов. О картинах Рембрандта – будто сам их писал или по крайней мере находился во время их рождения рядом с мастером. Лондон XVII века описывал, как это сделал бы человек, только что вернувшийся с прогулки по английской столице трехсотлетней давности. Периодически, совершенно этого не замечая, И.Т. Кротков переходил на английский, немецкий, французский или латинский языки. Потом спохватывался: «Я, кажется, сбился, извините». И возвращался к русскому, безукоризненно чистому, четкому, образному.
Зал завороженно его слушал. Если же пара разгильдяев начинала шушукаться, профессор прерывал лекцию и с неподражаемым тактом вопрошал: «Я слышу шум в зале. Надеюсь, что это движение умов. И тогда это очень хорошо». Многие высказанные профессором тезисы навсегда врезались в нашу память, сформировали методологию познания окружающего мира. И.Т. Кротков утверждал, что движущей силой всех событий в экономической истории человечества была «аура сакра фамез» – «проклятая жажда золота». Реалии современной России в очередной раз подтверждают правоту этого тезиса, о чем постоянного говорила Наташа.
Обладая энциклопедическими знаниями, профессор был чрезвычайно снисходителен к знаниям студентов. Если экзаменующемуся попадался вопрос о той же промышленной революции в Англии, профессор умоляющим голосом просил: «Молодой человек, не надо вспоминать годы, только столетие!». Но даже если и со столетием студент «промахивался», Иван Тихонович успокаивал: «Ну, ничего, вы ведь всего на один век ошиблись, это немного». Ниже «хорошо» И.Т. Кротков никому не ставил. Но любимица у него была одна – Наташа. Ее ответы на экзаменах и зачетах профессор комментировал возгласами: «Гениально! Вы – энциклопедистка. Вы – Вольтер ХХ века!». В дневнике Евгения Павловича есть такая запись от 17 января 1965 года: «Профессор Кротков заявил на экзамене, что Наташа навеки прославит МГИМО!».
Успехи Наташи в учебе были столь велики, что ее портрет вскоре появился на Доске почета института и оставался там на протяжении всех лет нашего пребывания в стенах МГИМО. Однокурсник Александр Алексеевич Авдеев [15] вспоминает в этой связи:
«Впервые я увидел Наташу Корсакову на общем собрании курса. Это был сентябрь 1964 года. Мы только что поступили в институт и находились в счастливом расположении духа. Почти всем вчерашним школьникам достались восточные языки. Запомнил, что очень красивой статной девушке (потом узнал, что ее зовут Наташа) дали корейский. Студенты в моей румынской группе почти все были взрослыми, после армии, у многих семьи. Нас, школьников, поначалу за равных не считали. А вот у «восточников» все было не так. Жили весело, часто собирались у кого-то дома, с ними всегда было интересно. «Корейцы» и «китайцы» на наших глазах быстро погружались в неведомый мир иероглифов. Во время скучных лекций они методично наносили на бумагу эти таинственные знаки, исписывая целые тетради.
15
Министр культуры Российской Федерации (2008–2012), первый заместитель министра иностранных дел РФ (1998–2002), ЧПП России в Болгарии (1992–1996), во Франции (2002–2008), в Ватикане (с 2013 по настоящее время).