Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 1. Часть 1. Крупицы прошлого. Часть 2. В плавильном котле Америки
Шрифт:
В квартире 137 в доме 26 по Кутузовскому проспекту гостей приветствовали широко улыбающаяся Наташенька и ее строгая бабушка. Родители предусмотрительно уехали за город, а бабушка осталась. Наташина тетя Тамара Григорьевна вспоминает:
«В те годы большой популярностью стали пользоваться молодежные «вечеринки». Как правило, их устраивали студент или студентка, способные предоставить на вечер свободную от родителей жилплощадь. Я бы сказала, что это была обычная практика для молодежи той поры. Для походов в рестораны у студентов не хватало денег. А недорогих кафешек было очень мало.
Как-то Наташа заявила бабушке, что теперь подошла ее очередь пригласить домой студенческую «армию». Бабушка, естественно, высказалась категорически против. Но Наташа в своей просьбе была непреклонна. Наконец решили, что Наташины родители пойдут в какой-нибудь театр. Однако Антонина Тихоновна поставила свое условие: она останется дома и, как следопыт, будет играть роль «всевидящего ока»».
Я, мальчик из провинциального Сочи, был восхищен и очарован величественным Кутузовским проспектом, огромным домом сталинской эпохи с колоннами и лепными украшениями, просторным двором, усаженным высоченными деревьями и яркими цветами. И квартирой – небольшой, но чрезвычайно уютной, чистой и заполненной старинной резной мебелью и экзотическими предметами: китайские фарфоровые божки, кофейный сервиз с ближневосточным орнаментом, морские раковины, чешские хрустальные вазы и т. п.
Мы сели за стол, уставленный яствами: от салата «Оливье» до баклажанной икры по-бакински. Рядом на тумбочке красовались бутылки с импортным спиртным. Чувствовалось, что хозяева сделали все, чтобы угодить гостям. Каждый из нас тоже кое-что принес с собой и сдал «дары» в руки хозяйки. Только один из китаистов, Лева Макаревич, не стал расставаться с собственным «подарком» – бутылкой рома. Поставил ее рядом с собой и лишь себя ромом угощал. В итоге парень быстро перебрал, стал орать и, качаясь, передвигаться по комнате. Остальные собравшиеся, насытившись, пустились в пляс. Какое-то время подвыпивший Лева болтался у танцоров под ногами, затем скрылся в ванной и заперся в ней. Из-за двери слышалось журчание водной струи. Потом журчание стихло, но Лева не выходил.
Мы пытались докричаться до парня, но в ответ лишь тишина. В конце концов пришлось взломать дверь. Нашли Леву принимающим ванную прямо в одежде и туфлях. Вылезать он не хотел. Уговорил Наташин двоюродный брат Володя Кленовский, педалируя тот аргумент, что «настоящие мужчины так не раскисают».
Другой инцидент, имевший место в этот вечер, касался меня. Танцуя, я с присущей мне неуклюжестью сбил рукой один из шариков хрустальной люстры. Испугался ответственности за нанесенный ущерб и спрятал шарик в пустом термосе на кухне. Пропажа шарика была замечена уже после ухода гостей, и по инициативе и под руководством бабушки развернулось настоящее расследование. Шарик был найден. Тамара Григорьевна до моего недавнего признания считала, что бабушка сама спрятала шарик, дабы убедить родителей Наташи никогда больше зеленых юнцов в дом не приглашать.
Родители, действительно, остались недовольны последствиями вечеринки. На следующий день, 3 октября, Евгений Павлович записал в дневнике: «Вернулись домой в 13 ч, квартира еще не убрана, все прокурено до тошноты, пропал шар от люстры, сделана глубокая царапина на полировке стола».
Для меня эта вечеринка оказалась знаменательной еще по одной причине. Я обычно тушевался в больших компаниях, особенно стеснялся старших, ранее незнакомых людей. А вот на сей раз вступил в длительный и подробный разговор с бабушкой. Вместе с ней рассматривал фотографию ее супруга, висевшую на стене в коридоре. Наташин дедушка был снят совсем молодым, в форме революционного матроса. Бабушка, которая, как выяснилось, не любила советскую власть, заявила, что в пору большевистской революции человека могли расстрелять на улице только за очки или приличную одежду как «буржуя». Думаю, разговор у меня с бабушкой получился продолжительным и теплым отчасти потому, что я разделял ее взгляды на советскую действительность. Впоследствии выяснилось, что и Наташа находилась с нами на схожей идеологической платформе.
Но это было потом. В тот же вечер все самозабвенно отплясывали модный тогда твист. Я же никогда не умел и не любил танцевать, предпочитал оставаться в сидячем положении и судачить.
У Наташи к тому времени уже, кажется, появился кавалер с параллельного курса факультета МО, Миша Калошин, и вроде бы он участвовал в вечеринке. Постепенно они стали общаться в здании МГИМО – вместе обедали и пили кофе в столовой, вместе ходили по коридорам. Миша стал захаживать и к Корсаковым.
21 ноября 1965 года Евгений Павлович сделал следующую запись в дневнике: «Наташа была во Дворце съездов. В 0:19 с мальчиком пришла, когда Нина была в постели, я душ принимал». В начале 1966 года Евгений Павлович фиксирует, что Наташа периодически поздно приходит домой. Миша Калошин все чаше появляется в доме Корсаковых. 12 апреля 1966 года Евгений Павлович отмечает: «Пришел домой в 23 ч 15 мин, приехал Миша, Наташа говорит, что пойдет погулять. Я говорю, что уже поздно, вовремя ложись спать. Заверила, что выйдет на 20 мин, вернулась в 0:30». А вот запись следующего дня (13 апреля 1966 года): «Приехал из НИИ труда в 21:30. Наташи нет, записки нет. Пришла поздно ночью. В 0:30. Я не мог уснуть, ее не было. Потом проснулся, закрыл дверь, она умывалась. Утром меня отчитала, почему я сказал, что уже поздно, Миша сразу стал собираться домой». В дальнейшем, в 1966 году и первой половине 1967 года, Миша практически регулярно фигурирует в жизни семьи Корсаковых.
Здесь я хотел бы несколько отойти в сторону от основной темы и вновь поговорить о Натулиных родных, семье.
Ее родители вели в те годы активнейший образ жизни. Из дневниковых записей Евгения Павловича следует, что Корсаковы регулярно посещают театр, кино, консерваторию, концерты. Так, в январе 1965 года Корсаковы присутствуют на спектаклях во МХАТе, в Театре Ермоловой, дважды на киносеансах и трижды (!) на концертах классической музыки в консерватории. И такая же активность наблюдается во все последующие месяцы и годы. Пожалуй, в столице нет учреждения культуры, где бы Корсаковы тогда не побывали.
Не скучали родители Наташи и в другие дни: они общались с друзьями, принимали их в своей квартире, ходили в гости, встречались в ресторанах по поводу юбилеев, защит диссертаций, получения государственных наград и без поводов, просто так. Бросается в глаза, что Корсаковы все время кому-то помогали: найти новую работу, продвинуться в карьерном росте, перевестись в Москву, устроить детей в институт, достать дефицитные продукты, ширпотреб и т. п. Это не говоря уже о врачебных услугах Нины Антоновны.
Круг знакомых Корсаковых в самом деле впечатляет. Они контактировали как со старыми друзьями по Баку, военным годам, так и уже с приобретенными в Москве. Очень тепло относились к бакинской семье Кирилловых. Старшая в этой семье, тетя Шура, с молодости дружила с Антониной Тихоновной и стала крестной Наташеньки. Их сын, Борис, ровесник Нины Антоновны, фронтовик, жена – Дуся. У них было двое детей, один утонул уже будучи молодым человеком.
Еще одна приятельская семья из Баку – Лыковы. Отец занимал высокий пост в Каспийском морпароходстве. Сын, работавший в системе МВД, не раз с женой приезжал в Москву. Позднее я встретился с ними в гостях у Натулиных родителей. Удивило, что сын, говоря с сильным азербайджанским акцентом, жаловался на притеснения русских в Баку. Я потихоньку поинтересовался у Евгения Павловича национальностью: «Он что, русский?». Евгений Павлович объяснил, что в Баку многие русские приобретают местный акцент. Кстати, Нина Антоновна тоже порой произносила фразы с азербайджанской интонацией, нараспев. У Лыковых-младших был сын, статный парень. Окончил вуз в Москве, а затем последовала трагическая смерть. Его убили московские знакомые.
Тепло общались Натулины родители с Агоевыми, обитавшими во Владивостоке. Я их запомнил как дядю Сашу и тетю Софу. Дядя Саша был капитаном дальнего плавания, по стопам отца пошел и Агоев-младший, Олег. Со всеми тремя Агоевыми мы встречались в доме Корсаковых, а гораздо позднее, в 1970-е годы, Натуля и я принимали Олега в Сан-Франциско. Посетили его судно, а потом показали капитану город, угощали в шикарных ресторанах. О тех встречах сохранился снятый мной любительский фильм («США-1979»). В фильме Наташа весело общается с капитаном – Олегом, и при этом она выглядит сногсшибательно красивой.