Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 1. Часть 1. Крупицы прошлого. Часть 2. В плавильном котле Америки
Шрифт:
Теперь о Саше Михневиче. Он ничего здесь не делал, бездельничал. У него «хвосты» в МГИМО (даже курсовая за 4-й курс не сдана). Плюс к этому у него геморрой (неудобно об этом писать), он лежал здесь чуть ли не при смерти, требовалась операция. Все это причины того, почему он смог уехать. Но, в общем-то, посол получил информацию о Михневиче от торгпредских, прогнал его. Саша послу не был нужен, и он отпустил его на все четыре стороны.
К Михневичу вернусь чуть позже. Теперь о работе. Я мог, в принципе, устроить скандал, не появляться на работе – и уехал бы в 24 часа. Если такое необходимо, я могу еще сделать это. Но необходимо ли это? Не лучше ли помочь посольству, заслужить уважение, написать диплом, собрать материалы для диссертации (какие, Натуля, здесь для этого возможности, голова кругом даже идет!!), изучить языки – и вернуться домой человеком. Человеком, который умеет зарабатывать деньги, что-то знает и будет хорошим мужем для своей жены.
Но вот я получил твое письмо. Ждал почты, как никогда, не мог спать в ночь перед почтой (с прошлой почтой не было писем от тебя). Получил и… Пошел к послу, расплакался. Рассказал все, как есть. Он предложил мне успокоиться и зайти на следующий день. Зашел и беседовал час с послом и советником. Было очень неприятно, но я решил добиться своего – поехать.
Разговор, который состоялся в январе, повторился. Отпуск невозможен, я нужен здесь, послан на год. Советник тоже окончил МГИМО, и так же, как я здесь, учился в Таиланде 2 года, а жена была в Москве. И тоже хотел домой, но взялся за гуж…
И снова речь зашла о Михневиче. Посол сказал: «Зачем мне нужен бездельник?» (Михневич не ходил здесь даже на занятия по китайскому языку). И добавил, что будет думать о том, стоит ли его возвращать в Сингапур.
Итак, я опять не отпущен. Остается заниматься и заниматься, не теряя времени. Я, конечно, понимаю тебя. Ты всего этого не знаешь, а в письмах я, видимо, не смог объяснить так, как следовало. Ты видишь лишь результат: уезжали вместе, приехал один. Но, надеюсь, ты поняла меня теперь. Не так все просто. И доверяй мне. Я люблю тебя и никогда тебя не предам. И еще о Михневиче. Мне было неприятно узнать, что этот тип взял у тебя 10 рублей. Первое, он должен мне 110 сингапурских долларов, это 220 рублей, – можешь у него потребовать. Все или часть, если откажется отдать все. Постарайся взять все.
Второе, чтобы дорисовать облик Саши. Француженок здесь нет. Одна престрашная девица дважды присутствовала на наших занятиях по китайскому языку, но больше не появлялась. Это было в декабре. И потом, зачем ты мне такое написала? Это звучит обидно. Но, наверное, ты не имела в виду меня обидеть.
Потом, о подарках. Я не экономлю. Но лишние деньги не трачу, что делают все и что вполне логично, разве у нас с тобой все есть? И нам не нужны деньги? Но я не экономлю, а Михневич, я уже написал, он, действительно, очень болел. С подарками я перестарался. И чем-то обидел тебя, что-то не додумал. Но давай будем еще и друзьями – не скрывай от меня то, что думаешь. Тебе, наверное, обидно, что я послал кольца в Сочи и через тебя? Извини, Китя, я знаю – не до моих поручений.
О твоих расходах. Я напишу в Сочи, чтобы тебе присылали деньги, ты только не сердись ни на кого. К сожалению, не могу передать деньги отсюда, через Михневича это было бы бесполезно – деньги его слабое место. И он бы их не довез. Ну, и потом взыщи, постарайся, у него. Скажи так: «Женя просил в письме отдать деньги в Москве» и объясни, потому что у тебя нет денег (чтобы он не думал, что ему не доверяют).
И еще. Я ему дал на дорогу (такси) 5 рублей, и я не верю, чтобы он доплачивал за багаж. Врет! Ну, ладно, мне наука…
…Ведь просил же Михневича объяснить тебе, почему я не приехал! Натуля, ты ведь просто не знаешь, как мне было тяжело не приезжать, и тебе поэтому кажется, что я подлец и врун! Не обижайся. Я, наверное, смогу все толком объяснить, только когда вернусь.
А пока напиши мне: скучаешь ли ты по мне? Или совсем нет? И получаешь ли ты мои письма и открытки? С каждой почтой посылаю тебе 4 письма и 4 открытки. Может, половина не доходит? Китя, пойми меня правильно, не расстраивайся, не вини меня во всех смертных грехах, и жду от тебя добрых писем. Вот, все. Напиши, что ты обо всем этом думаешь? Очень хочется, чтобы ты со мной согласилась.
А об обратном билете – такой же билет, например, есть у посла, но он будет здесь 3 года, может быть, без перерыва. Это формальность: на год или на два.
Не смотри ты на этого гастролера Михневича. Какое до него дело нам? Он даже посла отказался поехать встречать, заявив: «Плевал я на вас всех!» (это послу передали, конечно). Я ехал на год – и через год буду дома. Китя, очень прошу, не обижайся на меня, попробуй понять меня. И верь мне. И напиши: хоть чуточку скучаешь? Целую тебя».
Март 1969 года: «Наташенька милая, родная Натуля! Я уже опустился до того, что беспрерывно плачу. У нас каникулы летом, я надеялся приехать – это как раз было бы замечательно: комната, твой последний студенческий отдых (я, между нами говоря, сюда дудки бы вернулся), но мне кажется, что нас не отпустят летом (опять разговоры о долге и сознании, а о том, можно ли ехать, – витиеватые фразы и…).
Я очень не хочу, чтобы ты на меня обижалась, понапрасну расстраивалась (черт его знает, как получилось, что Михневича отпустили на все четыре стороны, а меня…). Но иногда мне кажется, что это лучше. В то время у меня было такое настроение, что я, вернувшись в Москву, ни за что больше в Сингапур не поехал бы. И все испортил бы. Лучше было бы совсем не соглашаться на поездку. А потом, год выдержу – и хоть закалю свой характер. Не буду падать духом из-за каждой чепухи. Но это все так – мишура. Главное, чтобы ты меня не забывала и хоть немножко любила. Или просто скучала бы чуть-чуть.
Знаешь, никак не думал, что мое «признание» в том, что я знал об отъезде, и приезд Михневича будут так нелепо выглядеть. А теперь и самому очевидно – действительно, нелепо. Но ты постарайся поверить мне, очень прошу тебя. И напиши мне, что ты веришь, если это так.
Ну вот, не знаю, что же еще и как надо написать, чтобы ты могла поверить мне и в то, что я очень-очень люблю тебя и скучаю. Скоро уже год, как мы женаты. Из них я был с тобой 253 дня, с 16 марта по 23 ноября. В днях получается много, но все в прошлом, а сейчас мне предстоит 11 месяцев отслужить здесь, прежде чем я снова смогу увидеть тебя.
Китюля, милая, ну, напиши, скучаешь ли ты обо мне? У тебя все письма такие официальные и какие-то сухие. И потом в каждом из них столько досады, обиды. Я всегда, когда прочту от тебя письмо, очень расстраиваюсь, и мне становится очень и очень жалко тебя. Никто тебя не обижает? Может, что-нибудь не так? В отношении нашей комнаты или еще что-нибудь? Или это проклятая зима? Скорее бы у вас таял снег, появлялись листья на деревьях, и становилось совсем тепло. Мне в Москве больше всего нравятся июнь и сентябрь. Не знаю почему. Наверное, июнь из-за воздуха – он в июне особенный. А сентябрь – из-за того, что это начало учебного года и еще оттого, что падают листья.