Миг власти московского князя [Михаил Хоробрит]

Панова Алла Георгиевна

— Здесь-то, как я думаю, дело простое: решил, что раз теперь власти в руках у посадника нет, можно его за старую обиду пнуть да, если повезет, за донос кусок пирога урвать, — усмехнулся князь. — Только все таки чем же Василий Алексич его обидел? Строиться ведь разрешил?

— Разрешить-то разрешил, но, как говорит боя­рин, место, где он свой нынешний дом поставил, не че­та прежнему. Хрущ-то хотел старое место занять. Еще он утверждает, что дом его, мол, до конца не сгорел, и нынешний его хозяин тем воспользовался, свои хоро­мы строя.

— Ишь ты! — поднял брови князь в недоумении.

— И видоки

у него якобы имеются, и они слова его могут подтвердить, — продолжал рассказчик невозмутимо.

— Запаслив сей Лука, — усмехнулся князь, понимая, что главное, о чем хотел поведать воевода, еще впереди. — Это ж надо: весь город, почитай, дотла выгорел, людей повырезали да в полон увели, а тут такая удача — и бревна, и видоки целы!

— Вот–вот! — кивнул воевода и продолжил рас сказ: — Он, говорит, мол, даже согласен на то, чтоб ему новый владелец убытки возместил, а вот за обиду от посадника полученную, хочет, чтоб ему землю дали под новую усадьбу. Он уж и место приглядел, — поспешно добавил рассказчик, опережая вопрос слушателя, и с показным равнодушием проговорил: — Но только опять не по его задумке вышло: оказалось, что ты, князь, на ней одному из наших людей строиться разрешил.

— Эхма! — только и сказал князь.

— Да–да! — подтвердил рассказчик. — И вот, как я разумею, теперь он и на тебя обижен. Лука-то в запальчивости сказал — а я не преминул запомнить, — что мол, не успел ты, Михаил Ярославич, в городе объявиться, как землями людей своих наделяешь, а вот тех, кто еще Всеволодовичам служил, забыл, к себе на пиры да на совет не зовешь, добрым словом не привеча­ешь. С обиды великой обмолвился невзначай боярин, что есть у таких, как он, защита: последний из гнезда большого — великий князь Святослав.

— Вот ведь как дело обернулось! — удивленно вос­кликнул князь и, помедлив немного, проговорил за­думчиво: — Что ж, видно, есть и в моем уделе у Свято­слава соглядатаи. Придется считаться с этим и впредь не забывать.

На некоторое время в горнице воцарилось тягост­ное молчание. Князь обдумывал неожиданную непри­ятную новость, и воевода, понимая его состояние, не хотел ему мешать. Неизвестно, сколько бы еще дли­лось молчание, если бы тихонько не скрипнула дверь.

Вздрогнув от этого едва слышного звука, князь мгновенно огляделся и лишь теперь обратил внимание на то, что в горнице давно сгустились сумерки и только суровое лицо воеводы, сидящего напротив окна, осве­щается последними отсветами догорающей вечерней зари.

— Макар! Огня! — крикнул князь и не узнал своего голоса, который был каким-то хриплым, будто вырвал­ся из сдавленного чем-то горла.

Макар тут же появился в горнице с зажженным шандалом, который осветил неярким светом сосредо­точенные лица собеседников.

— Там, княже, Демид к тебе, а с ним этот… Самоха, — сообщил он. — Прикажешь звать?

— Зови, — ответил тот и вдруг остановил Макара, направившегося в двери: — Давно ли они пришли?

— Только что, — ответил Макар и на этот раз не­много задержался на месте, чувствуя, что князь обяза­тельно скажет еще что-то, и не ошибся.

— Зови, — повторил тот, довольный тем, что при­шедшие даже случайно не могли слышать их с воево­дой беседы, а потом, глядя на слугу, спросил: — А по­добает ли гостей за пустой стол усаживать? А?

Макар

все понял и, пока Демид с Самохой усажива­лись на указанные князем места, поставил на стол кув­шины с питьем, чарки, а потом принес блюда, прикры­тые сверху расшитыми узорами полотенцами.

Самоха, впервые оказавшийся в княжеских пала­тах, кажется, не чувствовал никакой робости. Он лишь незаметно окинул быстрым взглядом горницу и не­спешно опустился на лавку у окна, положив большие ладони на колени, уставился на князя в ожидании его слова.

Кашлянув в кулак, будто боялся, что его голос сно­ва подведет, князь медленно заговорил, исподлобья по­сматривая на лица вошедших. Для начала он предло­жил им отведать выставленные на столе угощения, сам подал гостям пример и, только когда Самоха с Демидом немного насытились, стал расспрашивать их о де­ле. В первую очередь спросил о спрятанных Кузькиных сокровищах.

— Об этом, Михаил Ярославич, нам у ватажников не много выведать удалось, — начал как-то неуверенно Демид.

— Что так? — прервал его князь и спросил стро­го: — Неужто не смогли языки татям развязать? Мол­чальники нам попались али вы не старались?

— Не в том дело, что молчальники, — хриплым от волнения голосом ответил Демид, который не мог дога­даться, чем на самом деле вызвано неудовольствие князя, но тем не менее чувствовал, что надежд его не оправдал, — даже слишком разговорчивые!

— Так в чем же загвоздка? — опять прервал его князь. Он понимал, что зря так наседает на сотника, но ничего поделать с собой не мог. Досада, вызванная сообщением воеводы, захлестнула его, и от своего бес­силия он злился на себя и на всех.

— Дюже разговорчивых ватажников ты пле­нил, — с мягкой улыбкой заговорил воевода, подняв руку и остановив сотника, который уже открыл рот, чтобы ответить князю. Егор Тимофеевич один из всех знал, чем вызвано недовольство князя, еще утром бла­госклонно шутившего с ними и понимавшего, что вряд ли можно ждать скорых результатов от начавшегося дознания.

— Уж какие были, — ответил Михаил Ярославич, усмехнувшись уловке воеводы, который, как бывало порой в далеком детстве, шуткой намекает ему на то, что князь ведет себя не так, как подобает. — Других нет, так что не взыщите, — развел он руками и сказал деловито: — Пошутили — и будет. Пора и к делу пере­ходить. Хочу знать, что вам выведать удалось. Давай-ка, Демид, говори по порядку.

Отчет Демида занял немного времени. Князь вы­слушал его с вниманием и больше сотника не переби­вал. Выяснилось, что хоть и разговорчивы ватажники, и много чего порассказали без утайки, но никто из них о сокровищах не ведает.

— Может, и нет их вовсе, и зря вы теперь силы тратите, — задумчиво проговорил князь. — А? Что скажете?

— Попытка — не пытка, — заговорил молчавший до этого Самоха. — Может статься, нет богатств, а мо­жет, есть они и спрятаны где-то, только вот знает об этом тот, кто прятал. А с ним мы пока разговоры не разговаривали.

— Ты прав, — кивнул князь. — В самом деле, кто в порубе нынче сидит? Так — голь перекатная. С ва­ших слов, среди них настоящих злодеев раз–два, и об­челся, все больше калеки да несчастные, те, кого судь­бина горькая в ватагу загнала. Потому и живы оста­лись, что не хватило сил меч поднять. Так ведь? А?