Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 1. 1905–1941 гг.
Шрифт:
В другой раз, сидя на копне сена, Шолохов спросил: «Петро, слышишь, какими ароматами пахнет луг и скошенное сено?» Я чувствовал обычный запах скошенного сена. Он же перечислял запахи самых различных трав и цветов. Неудивительно, что и в январе, при оттепели, он прекрасно чуял запах вишневого сада. Его «Поднятая целина» начинается словами:
«В конце января, овеянные первой оттепелью, хорошо пахнут вишневые сады. В полдень где-нибудь в затишке (если пригревает солнце) грустный, чуть внятный запах вишневой коры… <…>…тонкий, многоцветный аромат устойчиво держится над садами до голубых потемок. <…> А потом ветер нанесет в сады со степного гребня тончайшее дыхание опаленной морозами полыни…»
Прочитав эти строки, чувствуешь и видишь перед собой тот сад, и тот день, и яркое солнце, и тот горизонт, и бал очку, где расположен и сад, и хутор. В этом чувствуется могучая сила художественного таланта Михаила Шолохова.
Для поездок по колхозам, на охоту и рыбалку у Шолохова был вначале серый, а затем белый конь – орловские рысаки, был и конюх, но по хуторам писатель иногда ездил сам, без кучера. Как-то в разговоре я высказал мысль о том, что хорошо бы добыть машину для райкома партии, которой бы пользовался и он. «Вы бываете в Москве, встречаетесь с руководителями правительства и могли бы об этом поговорить», – сказал я. Шолохов охотно согласился. Я написал от имени райкома такую просьбу, и Михаил Александрович, будучи в Москве весной 1931 года, сказал М.И. Калинину, что райкомовцы бедствуют без машины. Калинин распорядился из гаража ВЦИКа отправить Вешенскому райкому партии легковую машину – импортный «форд». Эту машину погрузили на платформу, прицепили к пассажирскому поезду и отправили в Миллерово. Шолохов же прислал мне телеграмму: «Получи для райкома партии машину, она в Миллерово на вокзале». Так райком обзавелся машиной. Всегда, когда Шолохову нужно было куда-либо ехать, он безотказно пользовался этой машиной.
Но в скором времени мы убедились, что такая спаренная езда неудобна. Она мало удовлетворяла и райком, и Шолохова. Появилась мысль еще раз просить М.И. Калинина. Снова написали письмо, в котором сообщили, что товарищу Шолохову приходится часто ездить в Москву, часто бывать в колхозах и других поездках, а ездить ему не на чем, одна машина двоих хозяев не удовлетворяет. В ответ на письмо новая автомашина Шолохову была дана незамедлительно. Но шофера найти было негде. Водителем у нас работал Василий Яковлевич Попов – сын райкомовского конюха Якова Игнатьевича Попова. Он управлял обеими машинами – наладит их, а мы сами ездили. <…>
В разгар сева яровых 1931 года мы с Шолоховым поехали по колхозам района. Вначале побывали в варваринском колхозе, затем в верхнечирском. После этого решили заглянуть в колхозы соседнего Верхнедонского района, в станицы Мигулинскую, Казанскую и Шумилинскую. Заглянули в райзо, райисполком, райком партии, посетили множество бригад, разговаривали с председателями колхозов, бригадирами, заведующими животноводческими фермами, колхозниками, колхозницами.
Невольно напрашивалось сравнение, и оно было не в пользу соседнего района. Там сев затягивался, шел медленно и плохо. На полевых станах было уныло. В одном хозяйстве не хватало семян, в другом не из чего было готовить обед. Допускалось плохое качество полевых работ, сеяли по плохо разборонованной земле, небрежно заделывали семена.
На второй или третий день после этой поездки Шолохов зашел в райком и прочитал нам большую статью о весеннем севе в двух районах. Он дал суровую оценку руководству Верхнедонского района, коснулся крайкома, не принявшего мер для ликвидации недостатков, хотя и знавшего о них. Статью эту «Правда» не поместила. Она ее послала крайкому партии для принятия мер. Но не на это я хочу обратить внимание.
Встречаясь с людьми, беседуя с ними о ходе сева, о выполнении плана, о количестве скота на фермах, Шолохов ничего не записывал. Он все это запоминал в точности и все это воспроизвел в статье – какой план сева яровых и отдельно колосовых и пшеницы, как он выполнен в том или ином колхозе, в той или иной бригаде, в целом по району. Шолохов называл фамилии, имена, отчества людей, с которыми говорил, с которыми встречался во время поездки по колхозам, приводил многочисленные факты из трудовой жизни бригад, описывал лица людей, которых видел, лица девушек, платки, которыми они были покрыты, их цвет и качество. Память Михаила Шолохова меня тогда поразила.
В 1931 году начала работать Вешенская МТС, находившаяся в хуторе Базки. Ее директором был вначале Кузин и затем Иваненко – двадцатипятитысячник, хороший работник. Конечно, опыта руководить столь новым по тому времени делом, как МТС, у него не было. Не было и опытных механиков, агрономов. Но МТС пахала землю, сеяла хлеб, с работой справлялась. В МТС было несколько импортных «кейсов» (на лигроине) и несколько «путиловцев», «фордзонов». «Кейсы» – это нечто вроде «интера» или «СТЗ», довольно мощные 15-сильные тракторы. «Путиловцы» же – маломощные, но все же стоящие по тому времени машины. И «кейсы», и «фордзоны» сыграли свою положительную роль. Пахали они глубоко, работали четко, не ломались. «Кейсы» за сутки вспахивали 9—10 гектаров, а то и больше. МТС уже тогда начали играть выдающуюся роль в деле создания кадров механизаторов, технической интеллигенции. МТС явились ведущим началом в колхозном строительстве. Они помогали колхозам поднимать вековечную целину, сплачивать вокруг себя основные массы колхозников. Машинно-тракторные станции тогдашних лет – это начало создания крупного машинизированного колхозно-совхозного строя в деревне.
В один из осенних дней 1931 года мы с Шолоховым поехали в Меркуловский колхоз, побывали в тракторной бригаде Грачева. Бригада пахала зябь. Шолохов расспрашивал трактористов, сколько трактор пашет в день, сколько за сутки, сколько расходует на гектар горючего, сколько стоит горючее. Интересовался, хорошо ли кормят трактористов, где они отдыхают. Интересовался и многим другим.
7 ноября в газете «Большевистский Дон» появилась шолоховская статья «Бригадир Грачев», в которой писатель утверждал: «Грачев понял и крепко решил, что к старому, к единоличному нет возврата, так же как нет возврата от трактора к быку… Грачевых – этих подлинных героев нашего времени – миллионы. Будущее принадлежит им». <…>
В начале 30-х годов колхозники работали с большим подъемом и энтузиазмом. Случаи отлынивания от коллективного труда были редкими. Новизна колхозного дела захватывала всех – от мала до велика. Отстающих брали на буксир передовые бригады и колхозы. В дальнейшем эти методы были осуждены, как вносившие путаницу в работу колхозов. <…>
Осенью тридцать первого, когда прилетели вальдшнепы, Шолохов пригласил меня на охоту. Что это за охота! Одна прелесть. Вальдшнеп быстро подымается вверх и летит не по прямой линии, а делает вольты, петли, поэтому попасть в него очень трудно. Но Шолохов попадал, у него уже на это была набита рука, он прекрасно умел стрелять. Влет он бил почти без промаха. Я расстрелял весь свой припас, да еще Шолохов давал мне патроны, и все же мне достались только три птицы, а Шолохов израсходовал всего 10–12 патронов, а трофеев добыл семь или восемь.
Охотились мы и на куропаток с собакой, была у него хорошая собака по дичи. Она прекрасно делала стойку. Как только учует куропатку, становится и показывает направление, где птица. Шолохов говорит: «Пиль!» – и она стремглав бросается на дичь. Куропатки с шумом поднимаются из травы и быстро летят. Тут-то и нужно стрелять. Шолохов успевает попасть, бывало, в двух, а я то промахнусь, то подраню, и тогда Джек быстро находит птицу и тащит Шолохову: он знает своего хозяина.
Иногда мы выезжали на машине в степь охотиться на стрепета. Эта птица машину подпускала близко. Подъехав поближе к месту, где залег стрепет, Шолохов быстро соскакивал с подножки, птица поднималась вверх. Шолохов стрелял влет и почти всегда попадал.
Михаил Александрович страстно любил охоту, у него было много ружей для разной дичи, а к ним – всяких приспособлений, принадлежностей. Охотился он, пользуясь лошадью, машиной, а чаще всего пешком. Любил устраивать облавы на волков и лисиц.
Однажды мы приехали охотиться на Островное озеро. Петр Яковлевич Громославский запряг нам лошадь. Провожала нас в дорогу Светлана – дочь Шолохова, ей тогда было 5–8 лет, и кто-то из фотографов нас заснял. Фотокарточка у меня сохранилась, на ней – Шолохов, я, Светлана и Петр Яковлевич. На охоте Михаил Александрович подстрелил несколько диких уток, дикую курочку и бекаса. Ружья у меня тогда не было. Шолохов давал мне свое…