Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 1. 1905–1941 гг.
Шрифт:
Шел 1932 год… Яровой сев несколько затянулся в основном из-за неблагополучной весны и плохого состояния рабочих волов – из зимовки они вышли худыми, слабыми. Сделала свое дело чесотка, поразившая почти все поголовье стада. Закончить сев нам удалось в конце мая. В это время местами прошли дожди, они повторились и в конце июня, так что урожай обещал быть не хуже, чем в предыдущие годы.
В начале лета я возвращался в Вешенскую из Ростова, где был пленум крайкома партии. Райкомовскую машину не вызвал, она была нужна в районе, и попросил автомобиль в Миллеровском райкоме партии.
Стоял прекрасный летний день, ярко светило солнце, на небе не было ни облачка, ничто не предвещало непогоды. Внезапно надвинулись тучи, пошел дождь. Вначале он шел стороной, справа от дороги, но скоро захватил и нас. В бал очках побежали ручьи. В одной такой балочке около хутора Поповка, на полпути до Вешенской, машина стала. Пока шофер возился с мотором, вода стала быстро прибывать, а затем хлынула обвалом, стеной. Там, где-то выше по балке, прошел ливень. Он прорвал два пруда, и вода из них хлынула на машину и залила ее чуть ли не до самого верха. В конце концов я решил раздеться и выйти из машины. Воды в балке оставалось еще мне по грудь, да к тому же она была холодная, ледяная. Пришлось брать в хуторе волов и волами вытаскивать автомобиль.
Шофер дальше ехать отказался. Я взял лошадей в местном колхозе и двинулся в отделение совхоза «Красная заря». Приехал ночью. После дождя, который тогда прошел повсеместно, стало холодно, я был одет по-летнему, все на мне промокло. В отделении пришлось ночевать. Утром я долго не мог выехать, так размякла почва, а когда мы выехали, машина буксовала, двигалась медленно. С трудом добрались до Вешенской.
Купание в холодной воде и поездка в мокрой одежде не прошли даром. Я заболел малярией. Здоровье у меня давно уже было плохим, еще со школьной скамьи я болел малярией. Не оставляла она меня и в Вешках. В 1924 году к ней присоединился туберкулез легких. Кроме того, я болел хроническим бескислотным гастритом желудка.
Все это вынудило меня просить райком партии перевести меня
На Кубань приезжал Л.М. Каганович, произносил погромные речи. Ряд кубанских станиц занесли на черную доску. Объявили им бойкот. Промтовары из магазинов были вывезены. Часть кубанских станиц подлежала выселению на север. На место выселенных прибывали крестьяне из центральных областей РСФСР.
В феврале 1933 года ко мне в Кавказскую приехали вешенцы Петр Акимович Красюков, работавший после меня заворгом и заместителем секретаря райкома КПСС, и Корешков, при мне заведовавший райзо. Они привезли письмо от Шолохова. Привожу его целым, без каких-либо изменений, поскольку оно имеет большое значение для обрисовки положения дел, сложившихся тогда в районе.
«Дорогой Петя!
Не писал, потому что не было времени писать. Завтра еду в Москву. События в Вешенской приняли чудовищный характер. Петра Красюкова, Корешкова и Плоткина исключили из партии, прямо на бюро обезоружили и посадили. Это 8-го, сегодня семьи их сняли с довольствия, тем самым и ребят и семьи обрекли на физическое истребление, купить ничего нельзя, не говоря уже о хлебе, но даже картошки достать невозможно. Израсходовали эти 600 ц на снабжение Вешенской, ты знаешь это дело. Кустари, учителя, ремесленники, служащие и прочие съели хлеб, а ребятам обещают высшую меру. Но дело даже не в этом: старое руководство обвиняют в преступно-небрежном севе, в гибели 20 ООО га, в том, что мы потакали расхищению хлеба, способствовали гибели скота. Обвиняют во всех смертных грехах, в том числе и в кашарской группировке. Людей сделали врагами народа. Дело столь серьезно, что, видимо (если возьмут широко), привлекут и тебя, и Лимарева. Короче, все мы оказываемся контрами. Я не могу снять с себя ответственности, если так ставить вопрос. Выходит, что вы разлагали колхозы, гробили скот, преступно сеяли, а я знал и молчал. И для тебя вопрос стоит уже не о моральной ответственности, а о политической. Все это настолько нелепо и чудовищно, я не подберу слов. Более тяжкого, более серьезного обвинения нельзя и предъявить. Нужно со всей лютостью, со всей беспощадностью бороться за то, чтобы снять с себя это незаслуженное черное пятно. Об этом я буду говорить в Москве – ты знаешь с кем. Дело ребят ведет Яковлев. Скрыпов на закрытом бюро предъявил обвинение в преступном севе 1932 г. Истоки идут от хлебофуражного баланса и весеннего сева. Надо сказать, что крайком соответствующим образом информировал уполномоченных по Вешенскому району и – по-моему, не знает истинного положения вещей, но после хлебофуражного баланса, разумеется, настроен по отношению к району весьма подозрительно. Упирается, все это в то, что район не выполнил плана хлебозаготовок, несмотря на 4-кратные скидки. Сдано 34 ООО тонн, надо сдать до плана еще несколько сот тонн. Семена не заготовили. Взято все, за исключением тех ям, которые не открыли. Из партии уже исключили около 300 человек. Это до чистки, а завтра приезжает комиссия. Район идет к катастрофе. Скот в ужасном состоянии. Что будет весной – не могу представить даже при наличии своей писательской фантазии. Знай одно: будет в тысячу раз хуже, чем в Верхне-Донском районе в 1931 г. Не говоря уже о концентратах, семян собрано только 3/10 % к плану. Выданный аванс на трудодни хлебом изъят до зерна. Большое количество людей пухлых. Это в феврале, а что будет в апреле, мае? Арестовано около 3000 колхозников, более 1200 хозяйств по району выкинуто из домов. У 3500 хозяйств изъят картофель и скот (коровы, овцы). Всего с начала кампании найдено хлеба в ямах и изъято из домов (тот, который держался открыто, натурчасть) 590 тонн. Исключено из колхозов более 2000 хозяйств. Вот тебе картина накала. На правой стороне не осталось ни одного старого секретаря ячейки. Все сидят. Многих уже шлепнули. Остальным, кому 10 лет, а кто еще ждет суда. Как получишь письмо – немедленно пиши в Москву, мне. Адрес: Москва, Большая Дмитровка, проезд Художественного театра, дом 7/5, кв. 13. Кудашову, для Шолохова. Шли спешным.
Как будто все. Очень спешу. Писать бросил, не до этого. События последнего времени меня несколько одурили. Жду твоего письма. Ты-то согласен, что мы вели контрреволюционную работу? Ах, разъети их мать! Как вспомню, сколько сил и крови и нервов все мы расходовали на эти проклятые посев, кампании, на все – и вот результат. Обидно до печеночек. Корешков плачет навзрыд как мальчишка. Петра убит, почернел весь. Черт знает что делается! Этакого еще не видывали. Пиши тотчас же. В Москве пробуду недолго. Очень важно, чтобы твое письмо застало меня там. Что будем предпринимать? Нельзя же жить с этим клеймом. Привет Лимареву. Жму руку. Посылаю решение о ребятах.
13.11.33 г.
Письмо, как видите, написано с предельной ясностью и остротой. Яснее не напишешь. И все же, как я узнал со слов товарищей, Шолохов еще всего не написал. Перегибы были еще страшнее, еще чернее. Над людьми жестоко издевались, наставляли наган при допросах и обысках, выгоняли из теплой хаты раздетыми на мороз, избивали и прочее, и прочее.
Судя по письму, Шолохов был взволнован, расстроен, выведен из себя, как он признавался, «события меня одурили». Говорить ему со Сталиным не пришлось, он написал в Кремль обстоятельное письмо примерно такого же содержания, как приведенное выше (у меня письмо Шолохова Сталину не сохранилось). Сталин обещал сделать «все, что требуется», и предложил Шолохову сообщить, сколько нужно продовольственной помощи.
Не ожидая ответа Шолохова, правительство отпустило Вешенскому району сорок тысяч пудов хлеба, исходя при этом из обстановки, описанной Шолоховым. ЦК партии слушал не информацию крайкома партии, а писателя. Из писателя Шолохов вырастал в государственного деятеля. Он самым тщательным образом собрал эти данные не только по Вешенскому району, но позаботился и о Верхнедонском районе. И сведения эти послал письмом, которое привожу полностью:
«Дорогой т. Сталин!
Т-му Вашу получил сегодня. Потребность в продовольственной помощи для двух районов (Вешенского и Верхне-Донского), насчитывающих 92 ООО населения, исчисляется минимально в 160 ООО пудов. Из них для Вешенского района – 120 ООО и для Верхне-Донского – 40 ООО. Это из расчета, что хлеба этого хватит до нови, т. е. на три месяца.
Разница в цифрах по районам объясняется тем, что Верхне-Донской район граничит с ЦЧО, откуда колхозники и добывают хлеб, имущие – меняя на барахло, неимущие – выпрашивая «Христа ради». Для верхнедонцов есть «отдушина», а Вешенский район ее не имеет. Пухлые и умирающие от голода есть и в Верхне-Донском районе, но все же там несравненно легче. Это я знаю и по личным наблюдениям, и со слов секретаря Верхне-Донского РК т. Савуша.
Савуш считает, что до нови его району будет достаточно и 20 ООО пудов. Но этот оптимистический подсчет не отвечает действительности уже по одному тому, что он построен на следующих основаниях: «появилась зеленка, народ вышел на подножный корм, в июне работы меньше, следовательно, как-нибудь дотянем до косовицы…». Слов нет, не все перемрут даже в том случае, если государство вовсе ничего не даст. Некоторые семьи живут же без хлеба на водяных орехах и на падали, и с самого декабря месяца. А таких «некоторых» как раз большинство. Теперь же по правобережью Дона появились суслики, и многие решительно «ожили»: едят сусликов, вареных и жареных, на скотомогильники за падалью не ходят, а не так давно пожирали не только свежую падешь, но и пристреленных сапных лошадей, и собак, и кошек, и даже вываренную на салотопке, лишенную всякой питательности падаль…
Сейчас на полевых работах колхозник, вырабатывающий норму, получает 400 гр. хлеба в сутки. Но те из его семьи, которые не работают (дети, старики), ничего не получают. А много ли найдется таких, с закаменевшими сердцами, которые сами съедали бы эти разнесчастные 400 гр., когда дома – пухлая семья. И вот этакий ударник половину хлеба отдает детишкам, а сам тощает, тощает… Слабеет изо дня в день, перестает выполнять норму, получает уже 200 гр. и под конец от истощения и всяческих переживаний ложится, как измученный бык, прямо на пахоте. Он уж не только работать, но и по земле ходить-то не может. Такие полутруны с полей отвозят в хутора. А дома чем его голодная семья отпечалует?
Поэтому я считаю 120 000 пудов минимальной цифрой для Вешенского района и для Верхнедонского – 40 000. В среднем на душу выйдет по два пуда с фунтами на три месяца. Подмешивая к муке всякие корешки, проживут и работать будут как черти. А сейчас с выработкой беда. План ярового сева по Вешенскому району 134 750 гек. Сеют с 9 апреля. По плану кончить сев колосовых должны к 27 апреля. Посеяно же всего только 18 349 гек. По району осталось еще 6,5 тыс. гек. зяби. Кончат зябь, упрутся в весновспашку, и поползет кривая вниз. Если в прошлом году, когда начался массовый сев, колхозы района засевали в день 5000–6000 гек., то в этом году больше 1000 гек. еще не засевали за день.
Верхне-Донской район по плану должен засеять 91 000 гек., а засеял только около 17 000. Уже сейчас совершенно очевидно, что эти районы к сроку планы сева не закончат.
Плохо с севом и по Миллеровскому району, где благодаря необеспеченности семенами простаивают не трактора, а целые МТС. 22 марта я послал в «Правду» телеграмму о переброске семян в Миллеровский район. «Правда» телеграмму напечатала, снабдив ее заголовком «Результат непродуманной работы», а также примечанием от редакции. Бюро райкома 27 марта выносит решение по поводу этой телеграммы. В решении говорится о том, что Вешенский и Верхне-Донской районы должны были перебросить по одной тысяче тонн пшеницы на Миллеровский элеватор еще за погоду, но благодаря тому, что районные работники проявили неповоротливость и нежелание организовать перевозку, своевременная доставка зерна была сорвана. В конце решения записано: «Отметить, что со стороны Шолохова сигнализации краевым организациям не было». Решение это несколько странное, и вот почему:
1. Дело не в том, что районы «не хотели возить» и проявили непонятную неповоротливость. О каком «нехотении» можно говорить, когда речь идет о приказе крайпосевкома? Было вот как: в начале марта Вешенский РК получает телеграмму за подписями Гарина (зам. ПП ОГПУ) и Олова (крайзаготзерно) о том, чтобы колхозы района, на основании решений крайпосевкома, в течение ПЯТИ ДНЕЙ перевезли на Миллеровский элеватор 1000 тонн пшеницы.
При тогдашнем состоянии дорог нужно было все тягло, имеющееся в районе бросить на перевозку. Причем колхозы должны были отправить подводы сначала на пристанские пункты (расстояние от 10 до 60 км), погрузить хлеб, а потом уже везти его на Миллерово (от пристанских пунктов до ст. Миллерово расстояние 165–190 км). РК послал телеграмму, прося об отмене решения о переброске, т. к. в противном случае район рисковал оставить все тягло по дорогам Миллеровского района. Спустя несколько дней была получена телеграмма, подписанная секретарем крайкома Зиминым, подтверждающая прежнее решение. За это время наступила оттепель. Дороги стали непроездны. Угроза массовой, чуть ли не поголовной, гибели скота встала во весь рост (по плохой дороге на волах везти груз за 165–190 км было нельзя потому, что требовалось на такой прогон не менее 12–15 суток; на этот срок завезти с собой корм скоту было невозможно, а добыть у миллеровцев, хронически страдающих от фуражной бескормицы, тоже нельзя). Все же к перевозке приступили. Стали возить до ближайших колхозов Миллеровского района. В просевах начали ломать ноги волам и лошадям. В это все время возили из Вешенского района и миллеровцы, сотнями терявшие скот. В двадцатых числах марта колхозы Вешенского района самовольно прекратили перевозку, т. к. возить стало абсолютно невозможно, а 28 [марта] от т. Зимина была получена т-ма, разрешавшая перевозку прекратить… Промедление с началом переброски по Вешенскому району объяснялось не тем, что районные работники оказались вдруг неповоротливыми и «не захотели» возить, а тем, что хотели получить от крайкома санкцию на уничтожение скота, чтобы потом самим не отвечать за гибель его.
Что касается того, что я не сигнализировал краевым организациям, то это просто-таки смешно. Кому же было сигнализировать, крайпосевкому, который обязывал возить? Но ведь крайпосевкому уж наверное было известно расстояние от пристанских пунктов Вешенского района до Миллерова точно так же, как известны были и состояние дорог и последствия для тягла, коему надлежало проделать от 350 до 400 кил. А расплачиваться за все это опять придется колхозникам. Вот уж воистину: «Кому-кому, а куцему всегда вдоль спины!»
Примерно в это же время, когда миллеровцы ехали за хлебом в Вешенскую, а вешенцы везли хлеб в Миллерово, произошел курьезный случай, до некоторой степени характеризующий нравы и повадки высоких людей из края: хлеб, как я уже сказал, «катают» по дорогам, и вдруг в это самое время на имя секретаря Вешенского РК поступает «молния» от члена бюро крайкома т. Филова (он же редактор «Молота», он же особоуполномоченный по севу в Миллеровском, Вешенском и Верхне-Донском районах). «Молния» такого содержания: «Молнируйте Миллерово мое имя состояние дороги тчк Можно ли проехать Вешенский район». Хлеб возить можно, а особоуполномоченному проехать порожнем нельзя… Из РК ответили, что дороги-де плоховаты, в просовах, но ехать можно. Однако Филов, как видно, убоялся дорожных лишений и прибыть не изволил…
Вы пишете, т. Сталин, «сделаем все, что требуется». А я боюсь одного: поручит крайком тому же Филову расследовать вешенские дела (ему уже однажды поручали такое), он и начнет расследовать, руководствуясь принципом: «сильного обходи, да не будешь сам бит». Ведь советовал же он однажды: «Овчинникова лучше не трогайте». Филов или подобный ему подхалим краевого масштаба ничего «не обнаружит» и не потому, что будет он от природы слеп, а потому, что из опаски не захочет всего видеть. И получится так, что к ответственности будут привлечены только низовые работники, а руководившие ими останутся безнаказанными. Филов, находящийся сейчас в Вешенском районе, так примерно и заявил секретарю Вешенского РК: «По делу об извращении линии партии в Вешенском районе будут привлечены многие работники, а дело об Овчинникове будет выделено ввиду его болезни».
Так же как и продовольственная помощь, необходима посылка в Вешенский и Верхне-Донской районы таких коммунистов, которые расследовали бы все и ПО-НАСТОЯЩЕМУ. Почему бюро крайкома сочло обязательным выносить решения по поводу моей телеграммы о переброске семян, а вот по докладным запискам ответственных инструкторов крайкома и крайКК тт. Давыдова и Минина, уехавших из Вешенского района, о грубейшем извращении линии партии, об избиениях и пытках, применявшихся к колхозникам, – до настоящего времени нет решения и крайком молчит?
Как-то все это неладно. Кроме этого, есть целый ряд вопросов, разрешать которые районные организации не берутся. А все эти вопросы требуют скорейшего разрешения.
2. Из колхозов исключали не только тех колхозников, у которых находили краденый хлеб, но и тех, кто не выполнил контрольного задания по сдаче хлеба. Задания же не выполнило ни одно хозяйство по району. Правильность исключения районными организациями не контролировалась. По колхозам свирепствовал произвол. Зачастую, пользуясь чисто формальным предлогом (невыполнение контрольного задания), исключали только потому, что необобществленный дом колхозника приглянулся правлению колхоза, или даже потому, что у того или иного колхозника было много картофеля. Исключали, а потом начинали «раскулачивать». Всего по району было исключено около 2000 хозяйств. Сейчас им не дают земли даже для посадки овощей. При таком положении вещей все эти семьи заведомо обречены на голодную смерть. Надо же с ними что-либо делать?
Точно так же и с конфискацией имущества и с частичными штрафами: выселяли из домов, забирали коров, овощи, имущество не только у изобличенных в краже колхозного хлеба, но и у тех, которые не выполнили контрольные задания по сдаче хлеба. Оштрафовано было более 25 % хозяйств (3350 на 24 января). Тысячами поступают жалобы, т. к. штрафовали и такие хозяйства, которые никогда не занимались сельским хозяйством и не были в поле (плотники, сапожники, портные, печники и пр.). Заявления, поступающие в районные учреждения, отсылаются в сельсоветы, а те взятое некогда имущество размытарили, продукты (овощи преимущественно) либо пораспределили, либо поморозили, перетаскивая из погребов. Разве же сельсоветы будут что-либо возвращать?
3. Нарсуды присуждали на 10 лет не только тех, кто воровал, но и тех, у кого находили хлеб с приусадебной земли, и тех, кто зарывал свой 15 % аванс, когда начались массовые обыски и изъятие всякого хлеба. Судьи присуждали, боясь, как бы им не пришили «потворство классовому врагу», а кассационная коллегия крайсуда второпях утверждала. По одному Вешенскому району осуждено за хлеб около 1700 человек. Теперь семьи их выселяют на север.
РО ОГПУ спешно разыскивало контрреволюционеров, для того чтобы стимулировать ход хлебозаготовок, и тоже понахватало немалое количество людей, абсолютно безобидных и в прошлом и в настоящем. Вешенский портной, извечный бедняк, иногородний Коломейцев, был арестован органами ОГПУ и просидел в заключении 4 месяца. Кто-то сообщил, что в 1916 г. Коломейцев пришел в отпуск в Вешенскую, будучи произведенным в офицеры; в доказательство доносивший сообщал, что самолично видел тогда на плечах Коломейцева офицерские погоны… Портной мужественно сидел 4 месяца и отрицал свое причастие к офицерству. Между прочим ссылался и на свою безграмотность, но это не помогало. И сидел, хотя вся станица знала, что офицером он никогда не был. Как-то допросили его более внимательно и только тут установили, что в 1916 г. служил он рядовым в гусарском полку, из этого полка и явился в отпуск в невиданной на Дону форме. Кто-то вспомнил это событие тринадцатилетней давности и, перепутав гусарские погоны с офицерскими, упек Коломейцева в каталажку…
Сейчас очень многое требует к себе более внимательного отношения. А его-то и нет. Ну, пожалуй, хватит утруждать Ваше внимание районными делами, да всего и не перескажешь. После Вашей телеграммы я ожил и воспрянул духом. До этого было очень плохо. Письмо к Вам – единственное, что написал с ноября прошлого года.
Для творческой работы последние полгода были вычеркнуты. Зато сейчас буду работать с удесятеренной энергией.
Если продовольственная помощь будет оказана Вешенскому и Верхне-Донскому районам, необходимо ускорить ее, т. к. в ближайшее же время хлеб с пристанских пунктов будет вывезен пароходами, и продовольствие придется возить за 165 км гужевым транспортом.
Крепко жму Вашу руку.
С приветом – М. Шолохов.
Ст. Вешенская СКК.
16 апреля 1933 г.»
После моего перевода из Вешенской крайком продолжительное время не посылал туда секретаря райкома партии. Это была большая ошибка. Заместителем секретаря остался заворг П.Т. Лимарев. У него не был нужного опыта и знаний секретарского дела. Предрика Карбовский также был новый и дела не знал. Нужно было представить крайкому партии хлебофуражный баланс для определения плана хлебозаготовок. Такой хлебофуражный баланс составлялся при мне. Но работали над ним тогда, когда хлеб еще был только посеян, а каким он родится, можно было только предполагать по некоторым весьма отдаленным данным. Перед уборкой урожая руководителей района вызвали на бюро крайкома по этому вопросу. Хлебофуражный баланс нужно было пересмотреть, уточнить. Крайком, исходя из своих соображений, наметил более завышенный план, райком и райисполком, исходя из своих данных, наметили план более реальный, близкий к жизни, хотя и он был завышен. Крайком отверг план района. Райкомовцы с этим не согласились, стали доказывать свою правоту. Крайком подверг Лимарева домашнему аресту в Ростове, в гостинице, а в район послал комиссию по определению урожайности, а стало быть, и по хлебофуражному балансу. Хлебофуражный баланс – это ход и расход хлеба в районе, стало быть, какая урожайность, таков и доход, по ней планировали размер хлебосдачи.
Определять урожайность крайком направил Овчинникова, секретаря Ростовского горкома партии, и Шарапова – директора завода «Красный Аксай», которые никакого представления о хлебе, об урожае не имели. Они написали то, что спланировало краевое земельное управление, т. е. завышенную урожайность.
Слухи о домашнем аресте Лимарева, а затем о его освобождении от работы, слухи о приезде комиссии, о расхождении мнений комиссии с мнением руководителей района распространились среди колхозников. Пошла молва, что план хлебозаготовок большой, что весь хлеб сдадут государству, а колхозникам ничего не останется.
С такими настроениями район вступил в уборку урожая и хлебосдачу. Приехав за семьей в сентябре в Вешенский район, я видел на полях неубранные копны хлеба, насквозь промоченные дождем. Хлеб гнил в копнах, зерно проросло, и по краям копен появились уже высокие всходы от проросшего зерна. Небольшой урожай 1932 года погибал в поле. Руководители же района вели дискуссию о хлебном балансе, о размерах плана хлебозаготовок, а организовать посевные работы не сумели. Колхозники видели, как гибнет хлеб. Уборка задерживалась, шла плохо. В итоге выполнить план нечем.