Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 2. 1941–1984 гг.
Шрифт:
Михаил Кузьмич поправил очки в тонкой изящной оправе, бегло окинул цепким взглядом присутствующих:
– Мы с вами собрались, товарищи, для того, чтобы поговорить о том, как идет подготовка к постановке спектакля по роману Михаила Александровича Шолохова «Поднятая целина».
Фоменко сделал небольшую паузу, посмотрел на Шолохова, потом на главного режиссера театра Энвера Бейбутова:
– Мы собрались, чтобы выслушать, как театр намерен реализовать свои замыслы, выслушать и учесть замечания и пожелания Михаила Александровича…
Михаил Александрович глянул на Фоменко, потом неожиданно обратился к участникам встречи:
– Мы с моим другом Юрием Андреевичем Ждановым тут вот обменялись мнением… Вот ведь «беда», когда вопросы идеологической работы попадают в железные руки Михаила Кузьмича: берется он, конечно, цепко, с этакой, знаете, хваткой… И вот эту нашу беседу сразу хочет поставить на официальную ногу. Даже президиум есть!
– Можно и без президиума, – подхватывает Фоменко. – Ничего не помешает разговору неофициальному.
– Вот-вот! – еще больше разряжает напряженность Шолохов. – Мне кажется, нам надо попроще поговорить. Мы иногда принимаем сугубую принципиальность… Я вообще официоз в творчестве не принимаю всерьез… Давайте попроще, уважительно и требовательно..
Михаил Александрович с первых мгновений сумел придать беседе действительно дружеский разговор и так просто себя повел, что создавалось такое впечатление, что он пришел в театр не говорить и обсуждать, а слушать других.
Главный режиссер Энвер Бейбутов за эти полторы-две минуты совсем «пришел в себя» и спокойно начал:
– Собственно, я долго говорить не буду. Работу над пьесой мы начали. Весь коллектив одобрил инсценировку. Но нас очень волнует и тревожит то, как посмотрит на пьесу Михаил Александрович… Над пьесой мы пока работаем за столом, имея под руками два тома романа. Коллектив настроен творчески… Нам хочется услышать ваше мнение, Михаил Александрович, о композиции сценического варианта «Поднятой целины», ваши соображения о главных действующих лицах…
Писатель Александр Бахарев поинтересовался, распределены ли роли, известно ли, кто и кого из героев играет…
Ведущий предоставил слово А. Суичмезову как драматургу, тесно связанному с театром Горького, на сцене которого уже шли его пьесы.
– Я очень внимательно прочитал инсценировку Петра Демина. – Суичмезов достал из коричневой папки несколько страничек, положил на стол, потом отодвинул их чуть в сторону. – Конечно, невозможно воплотить на сцене роман в том виде, как он создан автором, но похвально настойчивое стремление коллектива театра поставить «Поднятую целину» на этой сцене. У театра свои законы. Особенности такого жанра, как пьеса, требуют своеобразного построения сцен и событий. Общее впечатление от пьесы хорошее. Драматург сумел бережно сохранить суть романа. Большая ответственность ложится на актеров, режиссера и художника, ведь вторая книга романа впервые в стране появляется на сцене.
– Химики могут анализировать то или иное явление с использованием едких химических реактивов, – начал издалека профессор, ректор МГУ Юрий Жданов – сын А.А. Жданова, которого Шолохов хорошо знал, и зять Сталина, которого Шолохов знал еще лучше! – Думаю, что это смелая и ответственная задача – инсценировать «Поднятую целину»… В целом это удалось. Тем не менее чувство некоторого сомнения у меня существует. Какого оно рода? Мне представляется, что инсценировка напрасно ограничена лишь второй частью романа. Создается впечатление некоторого разрыва судеб героев… От чего хотелось бы предостеречь театр? Условия инсценировки ограничены рамками. Это привело к тому, что произведение получает характер бытовой драмы, а это – трагедия!
Главные действующие лица гибнут. Мы знаем, за что гибнут. При оптимистическом характере произведения эти трагические моменты нужно положить в основу…
Шолохов внимательно слушал ораторов, раза два перекинулся с Фоменко краткими фразами, которые зал не мог слышать… При всем уважении к Суичмезову и Жданову присутствующие потихоньку переговаривались, отпускали реплики… хотя все было в рамках приличия.
Только Михаил Александрович произнес первую фразу: «Мне не хотелось бы, чтобы наш разговор носил сугубо официальный характер», участники встречи мгновенно притихли и стали с неподдельным интересом прислушиваться к каждому слову Шолохова.
– Давайте говорить об искусстве. – Писатель уже завладел залом. – Я инсценировку всю не читал и замечаний по ней делать не собираюсь… Прочитал восемнадцать страниц, подумал, что нет надобности читать. Здесь не чувство авторской ревности, а закономерность чувства автора…
Михаил Александрович на несколько мгновений смолк, словно перебирая в памяти тяжкие годы рождения, гибели и возрождения «Поднятой целины», любимых до боли в сердце героев романа, слегка побарабанил пальцами правой руки по столу, чуть прищурил большие серо-голубые глаза… Далее он так повел беседу, словно рассуждал сам с собой, сверяя каждое слово с внутренним движением души. Шолохов не критиковал, не спешил дать советы, указания: он именно рассуждал:
– Тот или иной эпизод я мог бы создать по-своему… Я мог бы сделать его не так… Я необъективен здесь…
Мне почему-то показалось в этот миг, что Шолохов внутренне не очень-то рад, что герои его романа станут ходить по сцене, говорить в зал то, что уже сказано в книгах… Хотя ведь десятки писателей не только в России, но и на Западе часто становятся звездами именно благодаря экранам кино и сценам театров… При этом критики взахлеб глаголят о второй жизни произведений: рассказов, повестей, новелл, романов… Внешнее состояние всего поведения писателя: спокойного, без высоких эмоций и улыбчивой радости, стало (по крайней мере, для меня!) логическим продолжением его откровенных размышлений:
– Я всегда уклонялся от перевода моих произведений на экраны и остаюсь при мнении, что прозаические произведения, как бы они ни были известны, не поддаются инсценировке или экранизации. Вспомните судьбу повести Фурманова. Фильм «Чапаев» задавил повесть. Происходит два процесса: либо фильм давит прозаическое произведение, либо вообще фильм выходит сам по себе… Я считаю, что книга «Тихий Дон» значительно лучше фильма. То же самое и с «Поднятой целиной». Другое дело – «Судьба человека»! Это – сценарий, это живая ткань для создания фильма, для экранизации… Нужны только хорошие артисты.