Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 2. 1941–1984 гг.
Шрифт:
И позже, в 30-е годы, в трудах историков М. Корчина, Б. Лунина (Ростов-на-Дону), в I томе «Истории гражданской войны» (Москва, 1935) также односторонне казачество оценивалось как «исконное орудие русского империализма»– это был тезис И.В. Сталина (журн. «Революционный фронт», 1921, № 1), который активно пропагандировался всеми историками.
И вот молодой писатель, тогда еще беспартийный, Михаил Шолохов, не вступая в полемику ни с кем из названных авторов, но руководствуясь ленинской оценкой пролетарской революции и участия в ней народных крестьянских масс, дает в своем романе «Тихий Дон» образец философского исследования, художественного обобщения и эпически трагедийного воплощения всех
Чтобы это сделать, надо было быть не только гениальным художником, но и гениальной личностью, человеком, который смог смело противопоставить свой «Тихий Дон» уже общепринятым, но ошибочным взглядам в вопросах истории, в частности в оценке роли донского казачества в революции и гражданской войне.
В годы, когда Михаил Шолохов писал первые книги «Тихого Дона» (1926–1927), партия вела титаническую борьбу против троцкизма. Одним из важнейших вопросов, которые в то время теоретически ставились, защищались и практически решались Центральным Комитетом партии, был вопрос о союзе рабочего класса с трудовым крестьянством. Известно, что Троцкий, не признававший крестьянство как возможного союзника пролетариата еще с дореволюционных лет, в 1919 году свою «теорию» пытался было доказать на практике. Вместе с председателем Донбюро РКП(б) С. Сырцовым и другими Троцкий оказался организатором «расказачивания Дона», которое обернулось трагедией для казаков, открывших в январе 1919 года свой фронт и братавшихся с Красной Армией.
Суть трагедии заключалась в том, что казачьи полки открыли свой фронт навстречу Красной Армии в ответ на воззвания – листовку Донбюро РКП(б) (декабрь, 1918) и Воззвание Реввоенсовета Республики от 31 декабря 1918 года, в которых всем, кто сложит оружие, были гарантированы жизнь, мирный труд или вступление в ряды Красной Армии.
Не случайно Шолохов, как великий художник-реалист, в третьей книге «Тихого Дона», в X главе, высокохудожественно описывает этот момент истории:
«А по ночам, когда казаки бросали окопы и шли к жилью обогреваться, к окопам подходили разведчики-красноармейцы, валяли укрепы и цепляли на ржавые шипы проволоки воззвания к казакам. Казаки читали их с жадностью, словно письма от родимых».
Десятки казачьих полков – 50-тысячная армия! – открывают свой фронт, и VIII Красная армия проходит без боев до Вешенской и переходит Дон.
Меньше чем через месяц после этого события, 2 и 4 февраля 1919 года, Троцкий отдает приказы Реввоенсовету Южного фронта о создании ревтрибуналов во всех полках и начинает применять массовые репрессии по отношению ко всем казакам, открывшим стоверстный фронт.
Авантюра Троцкого с «расказачиванием Дона» на практике оказалась трагедией не только для донского казачества, но и для всей Советской Республики, ибо в связи с прорывом белых армий Деникина летом 1919 года на Верхний Дон, к повстанцам, а затем – к Воронежу и Орлу – возникла смертельная опасность Москве и революции в целом.
В 20-е – 30-е годы эти события в истории гражданской войны были затушеваны или просто вычеркнуты под давлением заинтересованных в этом лиц, сторонников Троцкого, которые явно оказывали влияние на историков и на создание исторической литературы.
Поэтому тот факт, что Михаил Шолохов в третьей книге «Тихого Дона» вернул эти события 1919 года в историю, поставил их в эпицентр романа, сказал всю правду о «вешенском восстании», – вот эта смелость Шолохова встретила яростное сопротивление.
Высказанный на читательских конференциях Шолоховым тезис «Я описываю борьбу белых с красными, а не борьбу красных с белыми» был превратно истолкован как сползание автора «Тихого Дона» на кулацко-белогвардейские позиции. Рапповцы стали распространять слухи о том, что третья книга романа вызовет ликование белой эмиграции, и поэтому в журнале «Октябрь» прекращается публикация третьей книги с апреля 1929 года.
Но этого было мало. И тогда недруги Шолохова оказывают воздействие на Сталина ложной информацией об изданной уже второй книге романа, называя ее «негодной вещью», неверно изобразившей Сырцова (еще бы! – быв. председателя Донбюро РКП(б), а в 1929–1930 гг. – председателя Совнаркома РСФСР).
Летом 1929 года И.В. Сталин пишет письмо Феликсу Кону, в котором подчеркивает мысль о том, что ценность и значимость произведения (речь шла о брошюре журналистки Микулиной) определяется не отдельными частностями, а его общим направлением. И не случайно от этого тезиса И.В. Сталин переходит к оценке «Тихого Дона»: «Знаменитый писатель нашего времени тов. Шолохов допустил в своем «Тихом Доне» ряд грубейших ошибок и прямо неверных сведений насчет Сырцова, Подтелкова, Кривошлыкова и др., но разве из этого следует, что «Тихий Дон» – никуда не годная вещь, заслуживающая изъятия из продажи?» (Сталин И.В., Соч., т. 12, с, 112).
27 июля 1967 года в беседе со мной в станице Вешенской М.А. Шолохов рассказал, что только в 1949 году из 12-го тома Сочинений И.В. Сталина впервые узнал о замечаниях в свой адрес. «Тогда же я написал ему письмо, – говорил Шолохов, – в котором просил его более конкретно назвать существо «моих грубейших ошибок» и «неверных сведений», но Сталин не ответил».
Следует также подчеркнуть, что С. Сырцов в романе «Тихий Дон» скромно был упомянут дважды: в VIII главе пятой части (кн. 2-я), как оратор, выступающий на заседании съезда казаков-фронтовиков. Каких-либо «грубейших ошибок и прямо неверных сведений насчет Сырцова» у Шолохова нет!
В чем же дело? Почему могло быть это написано Сталиным в письме к Ф. Кону? И кто мог столь тенденциозно дезинформировать Сталина – судить трудно. Но ясно одно – это делали те, кому было невыгодно правдивое освещение дел на Дону. И важно подчеркнуть, что Сталин в 1929 году, даже поверив в эти, приписываемые Шолохову, ошибки, высоко оценивал художественные достоинства «Тихого Дона» и решительно отклонял вопрос об изъятии романа из продажи.
И теперь, когда в новом издании «Истории КПСС» (М., 1968, т. III, кн. 2-я, с. 301, 357) осуждены ошибки и перегибы по отношению к казаку-середняку, вызвавшие «вешенское восстание», с высоты 70-х годов можно только представить себе, каким ударом и уроком кое для кого оказался тогда роман «Тихий Дон»!
Величие Михаила Шолохова проявилось еще и в том, что романом «Тихий Дон» он возродил, вернее, создал советский эпос, сравнимый разве только со «Словом о полку Игореве» и «Войной и миром» Льва Толстого. Вернув к жизни эпос, Шолохов в ярких монументальных фресках «Тихого Дона» демонстрирует нам новый художественный жанр – сплав эпоса-трагедии, несущий в себе притягательную силу эстетического очарования, колоссальный заряд исторического оптимизма и социалистического гуманизма.
Шолохов «Тихим Доном», как утверждает известный шолоховед В. Петелин, открыл для советской и мировой литературы новые возможности решения трагедийных проблем в эпоху социалистической революции. Новаторство Шолохова в «Тихом Доне» дает оптимистическое решение трагического, как казалось ранее, необратимого финала судьбы казака-труженика, правдоискателя Григория Мелехова. Это оптимистическое решение судьбы героя без его гибели (обязательной в трагедиях прошлых эпох) рождает сама социалистическая действительность, озаренная «мудростью ленинской политики, ее гуманизмом по отношению к крестьянству».