Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 2. 1941–1984 гг.

Петелин Виктор Васильевич

Не от любви ли ведется отсчет времени, не это ли мгновение начала жизни? Живет ли вообще человек, лишенный любви?

Как синонимично похожи понятия «любить» и «верить».

В душе Григория – противоречия, враждующие между собой смертельно. В третьей книге повержены, разбиты, в крови две толстовские добродетели – любовь к ближнему и умиротворенность.

От «Тихого Дона» исходит сияние человечности, свободы, красоты, правды. Все здесь ново: и мысль, и форма. И от всего этого входит в душу спокойная радость, начинаешь верить в силу искусства.

Это – «вечное произведение», наполненное гулом грозной поступи истории.

Для Гёте борьба с демоном была смыслом его жизни. Он одержал победу. Одержал победу и Шолохов, исповедуя одно – правду…

«Тихий Дон» – лицо времени или разрушение времени?

Роман этот находится в дальней родственной связи с великими эпопеями – «Илиадой» Гомера и «Войной и миром» Толстого.

Живописец: «Я должен видеть».

Музыкант: «Я должен слышать».

Писатель: «Я должен видеть, слышать, знать». Шолохов многое видел, слышал, многое знает.

Наверное, высота мудрости – это спокойное самообладание, отсутствие страха и надежды.

«Тихий Дон» – не кряж, не горная цепь, а одинокая гора, вершина которой пока недосягаема.

Искусство этого романа – взгляд, проникающий в самую душу человека на изломе истории.

Вспомнил чью-то фразу: «Сентиментальность во время войны – лишь преступная глупость». Где здесь правда и где непростительная бесчеловечность? Жизнь героев «Тихого Дона», исполненная мук и скорби, – жизнь людская.

В иные исторические периоды насилие – горькая необходимость. Можно ли с этим согласиться?

Есть ли отчужденность между высокой философской мыслью и простым человеком? У Шолохова – мудрые герои.

Согласие со своей совестью – нравственность. Сделка с самим собой, со своей совестью – предательство.

Для истинного прогресса средства важнее, чем цель.

Иные, сами ничего не создавая, со сладострастным злорадством подвергают сомнению работу талантов.

Почти каждый художник соткан из противоречий.

Гении тоже огорчаются из-за мелочей повседневности, в то время как их жизнь не проходит, она бесконечна. Не сомневаюсь, что слава Шолохова перейдет в бессмертие.

Говорят: прославлен за счет всех классиков и современных писателей, так бывает с модными писателями. Шолохов прославлен за счет самого себя. Он выше всякой моды, выше жалких критериев одного дня.

Утонченные эстеты возмущались грубостью, изнеженные поборники монастырской морали и ханжи негодовали, ужасались и предавали одновременно анафеме, а роман жил, продолжает жить.

В реализме эпоха, личность автора, идеи времени, роман – предмет исследования традиционного критика. Современного западного структуралиста интересует рождение на свет и развитие только текста, ибо он есть мозаика среди родственных мозаик, или трансформация другого текста. Они, структуралисты, убеждены, что литература делается из литературы, написание романа – результат насыщенности чужим текстом, чужими романами. В тексте возможен «плагиат», «общее место», «стереотип», тогда значит – автор не «изобретатель» текста, а имитатор, механизм-коллекционер чужих текстов. Западные структуралисты говорят: «Текст повинуется только своим внутренним законам, все остальное – идеология». Однако структурный метод критика выявляет один лишь скелет романа.

Шолохов нов во всем, он не поддается анализу западных структуралистов, так как нельзя разъять великое ради заданной «литературной игры».

Революция – это не миссия перераспределения свободы и свобод, а акт воздействия на действительность с попыткой изменить ее.

Роман отражает отношения между людьми, и если он, роман, изменив своему назначению, извратив свою натуру, поворачивается к обществу спиной, он совершает самоубийство. «Тихий Дон» повернут лицом к народу.

Литература пытается дать ответ на главный вопрос: как жить человеку в обществе?

Думаю, что понятия «реализм» и «эксперимент» совместимые, что найденные новые формы приведут к открытию и успеху, и все-таки я возвращаюсь к изначальному главному вопросу: реализм – это система мышления и метод анализа, лишенный библейского смирения. Всякий литературный терроризм страшен, страшна и нетерпимость.

Литература народа, от имени народа и во имя народа не имеет права черпать материал на задворках бытия. Шолохов – это воссоздание жизни народа.

Ю.А, Жданов, председатель Совета Северо-Кавказского научного центра высшей школы, ректор РГУ, член-корреспондент Академии наук СССР

Художник, мыслитель

Среди длинной вереницы героев «Тихого Дона», других произведений Шолохова нет фигуры работника науки. И проблемы научной истины не обсуждаются на страницах его романов. Это как бы подтверждает правоту следующей сентенции, высказанной Эдгаром По: «Нужно быть неудержимым теоретиком, чтобы все-таки попытаться смешать масло и воду, примирить поэзию и науку». Но жизнь и анализ произведений Шолохова говорят совсем об ином, что бы ни показало нам первое и внешнее впечатление. Его труды, его произведения прямо направлены научной интеллигенции, как и интеллигенции в целом, обращены к ней.

В свое время Гегель утверждал, что искусство доводит истину до сознания в виде чувственного образа. Марксистско-ленинская эстетика показала, вскрыла высокое значение искусства как средство познания окружающего мира, познания действительности.

Творчество М.А. Шолохова дает великие уроки всей интеллигенции и научной интеллигенции в том числе. В чем эти уроки?

Объективное положение интеллигенции, ее условия труда и быта, подчас кабинетные, подчас лабораторные, таят в себе реальные возможности отрыва, замкнутости, самоизоляции от трудящихся, от их борьбы. Это подтверждают исторические судьбы интеллигенции и опыт ее существования в рамках капитализма. Сложность, противоречивость и трагизм существования интеллигенции в условиях буржуазного общества в том, что оно, это буржуазное общество, противопоставляет интеллигенцию трудящимся, превращает труд интеллигента в труд, направленный не на создание жизни, а на ее разрушение, ее гибель.