Михайлов день (Записки очевидца)
Шрифт:
— Пошлость и убожество атеизма, — говорил он, — заключаются в том, что им неведомо величие Божьего замысла о человеке. Ведь даже мозг используется лишь процентов на пять. Потенциал огромный, и человек сотворён Господом для воистину великих дел.
Вот об этой великой душе и плакал схимник, умоляя Господа послать Ангела, чтобы оборвал верёвку висельника или обезвредил смертное питьё.
А так бывает, это известно из рассказов людей, переживших попытку суицида. Одна художница рассказывала, как в угаре богемной жизни она дошла до такого опустошения, что решила покончить с собой. Набрала в шприц яду и уже приготовилась
Молитва схимника о мире была для меня таким откровением, что я попросила своего старца архимандрита Адриана (Кирсанова) благословить меня молиться по его тетрадке.
— А ты сможешь? — усмехнулся батюшка.
— Смогу.
— Ты сможешь?! — гневно переспросил он.
— Батюшка, да я дважды в день буду тетрадку читать. А вы, прошу, помолитесь, чтобы у меня молитва пошла.
— Уж я-то помолюсь! — пригрозил старец и, зная моё упрямство, нехотя благословил.
Два дня я молилась по тетрадке схимника, упиваясь красотою молитв. А потом начались ужасы. На молитве о самоубийцах в воздухе нарисовалась петля висельника, и кто-то мерзкий внушал: «Сунь голову в петлю!» Чего-чего, а помыслов о самоубийстве и каких-либо видений у меня никогда не было. А тут даже зубы застучали от страха.
Всю ночь я просыпалась от леденящего ужаса, а наутро не смогла встать. Каждая мышца дрожала, как кисель. Дыхание пресекалось, и краешком угасающего сознания угадывалось — это смерть. С тех пор я знаю силу бесовского приражения — паралич воли под наркозом помыслов: «смерть — это хорошо, отдых, покой». Меня спасла моя мама, а точнее, её рассказ, как она заблудилась в Сибири в пургу. Конь выбился из сил, а мама упала в сугроб. Она уже засыпала сладким смертным сном, как вдруг затрепетало материнское сердце: дома дочка маленькая, грудничок, совсем беспомощная ещё. И мама намертво вцепилась в поводья, посылая коня вперёд. Так конь и привёз домой уже бесчувственную маму, и она говорила потом:
— Ты меня, дочка, от смерти спасла.
Теперь настал мой черёд любви и памяти о
ближних, таких больных и беспомощных без меня. И я поволокла себя к монастырю. Падала, цеплялась за кусты и деревья и через силу двигалась вперёд. Возле монастыря мне стало дурно. Припала к стене универмага и перепугалась — из витрины магазина на меня смотрел упырь с зелёным лицом и налитыми кровью глазами. Я отшатнулась в испуге и догадалась — в витрине зеркало, а упырь — это я.
К старцу Адриану обычно трудно попасть, но тут он вышел меня встречать.
— Ну, что — помолилась? — спросил он невесело.
— Помолилась, — просипела я, ибо голоса уже не было.
— Поняла?
— Поняла.
— Дай сюда свой помянник.
Мой помянник в ту пору был чуть тоньше телефонной книги Москвы — друзья, знакомые, малознакомые. Словом, я жаждала спасать мир, не умея спасти себя. И теперь старец вычёркивал из помянника имена со словами:
— Не потянешь. Не потянешь. Не потянешь. А этого идола окамененного напрочь забудь и не смей поминать!
«Идол окамененный» был известным драматургом и слыл в нашей компании интеллектуалом. А недавно с достоинством интеллектуала он рассуждал с телеэкрана об ошибках Христа. Господи, как стыдно бывает за прошлое, а оно настигает нас.
После ревизии старца в помяннике остались лишь имена моих родных, крещёных по обычаю, но неверующих. Повздыхал батюшка над их именами и сказал:
— Вот твой крест — отмаливать родных. Жалко мне тебя, сестра. Тяжёлый крест у тебя.
Смысл этих слов открылся мне позже, когда мои родные приходили к Богу через великие скорби. Слёз тут было пролито немало. Но слава Богу за всё, а скорби — школа молитвы.
Похожий случай был с моей подругой Тамарой. Батюшка благословил её молиться за пьющего мужа по тому известному правилу, когда читают по главе из Евангелия и Псалтирь. А поскольку на их улице после получки добрые молодцы массово отдыхали в лужах, Тамара стала отмаливать и их. Однажды на молитве она упала в обморок, а через неделю её увезли на «скорой» в больницу.
После больницы батюшка устроил ей разбор полётов и выговаривал:
— Ты что это, мать, на себя берёшь — всех пьяниц решила отмолить? А пупок не развяжется, а?
Помянник Тамары теперь тоже похудел. А годы спустя она признавалась:
— Как же трудно молиться даже за родных! С мужем стало полегче, да с сыном беда. Как уехал в Америку, так перестал причащаться и годами не ходит в храм.
У Тамары больное сердце и давление скачет. Но она ночами стоит на коленях в слёзной материнской молитве за сына. Трудно молиться, а надо, надо. Такая острая боль — сын!
И ещё раз о тех, кто спасает мир
«Молиться, — говорят святые отцы, — это кровь проливать». Помню, как после землетрясения в Спитаке к старцу Адриану привезли двух армянских вдов, потерявших тогда мужей и детей. На приём к старцу с утра стояла толпа, и кто-то нервно следил, чтобы не лезли без очереди. Но перед вдовами толпа расступилась в молчании, и страшно было видеть эти обугленные горем лица и незрячие неживые глаза. Вдов вели под руки сопровождающие, а они ступали шажками роботов, не реагируя на людей.
— Жить не могут, — пояснил сопровождающий. — Душа умерла от горя, и всё!
У старца вдовы пробыли долго. Вышли от него порозовевшие, а потом хлопотали в трапезной, накрывая столы. Слава Богу, ожили! А старец после их ухода упал на пороге кельи и неделю умирал с температурой сорок.
У нас в России что старец, то мученик. И в каких же тяжких болезнях уходят от нас наши молитвенники. Но вот явление, обозначившееся с уходом старцев, — появилось такое множество младостарцев, что один батюшка даже сказал:
— Теперь на каждом пеньке по старцу или старице, разумеется, с приставкой «лже».
Однажды с друзьями из монастыря мы попытались вычислить родовые черты младостарцев. Получилось вот что. Во-первых, они, как правило, пророчествуют, предсказывая сроки прихода антихриста. Например, 6 декабря 2006 года некоторые ждали предсказанного «блаженной» прихода антихриста и, по-моему, обиделись, не дождавшись его.
Во-вторых, они постоянно анафематствуют кого-то или что-то: новые «антихристовы» паспорта, ИНН, мобильные телефоны, компьютеры, телевизоры, и совсем уже в духе большевиков вывешивают на своих сайтах в Интернете списки запрещённых к чтению книг. Дух большевизма здесь, кстати, чувствуется, и прежде всего в отрицании культуры — при очевидном незнакомстве с ней.