Михайлов день (Записки очевидца)
Шрифт:
Воспитывает она внуков так, как воспитывала некогда её дворянка-мама и как воспитывали детей в императорской семье. Ранний подъём, молитва, гимнастика. Зимой — каток, а летом — теннис и плавание. По воскресеньям все обязательно идут в храм, а по будням усердно трудятся. Однажды я увидела, как крёстная учит внука зашивать порванную рубашку, рассказывая о том, что государь Николай II сам чинил свою одежду и был скромен в быту.
Внуки твёрдо убеждены — у них самая лучшая необыкновенная бабушка. Однажды я услышала, как внук-первоклассник рассказывает сверстникам, что его бабушка может прокрутить тройное сальто и водит машину, как гонщик.
Разумеется, внук прихвастнул. И всё же была такая история. Поздним вечером крёстная возвращалась на машине домой и вдруг увидела, как пятеро отморозков схватили на улице девочку-под- ростка и стали силком заталкивать её в свой джип. Девчонка отчаянно звала на помощь, но прохожие испуганно шарахались от бандитов, а молоденький милиционер на углу прикинулся звездочётом, изучающим небо над головой.
— Люди вы или нет? — крикнула крёстная. — Ну всё, иду на таран!
И она до отказа вдавила в пол педаль газа, тараня джип бандитов.
— Сумасшедшая! — закричали громилы, удирая на джипе от грозной гонщицы.
И началась та бешеная гонка по Москве, когда оробевший было милиционер вдруг вскочил в свою машину и тоже бросился в погоню за бандитами, передавая по рации всем постам, что похищена девочка и надо задержать преступников. В гонку включились патрульные машины. С каким же удовольствием милиционеры выволакивали потом из джипа этих уже обнаглевших от безнаказанности преступников. И все так радовались освобождению девочки, что вдруг почувствовали себя какими-то родными людьми.
Трудно жить при виде наглого торжествующего зла. И всё-таки бывают моменты той особенной радости, когда мужество одного человека вдохновляет и объединяет людей. И тогда, как это было в истории с крёстной, торжествует правда, а люди без слов понимают — мы многое можем, когда мы вместе. И чего нам бояться, если с нами Бог?
ИСТОРИИ, РАССКАЗАННЫЕ У КОСТРА
Сидим мы летним вечером у костра, печём картошку, а капитан второго ранга, приехавший в Оптину пустынь из Владивостока, рассказывает свою историю:
— Каждый отпуск мы с женой ездили в Крым, но сначала заезжали в Псково-Печерский монастырь к своему духовному отцу архимандриту Иоанну (Крестьянкину). Приезжаем однажды в монастырь, а там с грузовика гуманитарную помощь раздают — большие такие коробки, тяжёлые. Взял и я для себя коробку. Иду с ней по монастырю, а батюшка Иоанн увидел меня в окно и машет рукой, приглашая зайти к нему.
Захожу к нему в келью с коробкой в руках. А батюшка спрашивает:
— Ты что, нищий?
— Нет, батюшка, хорошо зарабатываю. Машину новую недавно купил.
— Так почему ты берёшь чужое — то, что предназначено больным и нищим? Открой коробку.
Открыл я коробку и ахнул — там одни булыжники.
— А теперь, — говорит батюшка, — иди и отдай эту коробку первому встречному нищему.
Вышел капитан от батюшки, и первой ему встретилась нищенка Шурочка. А Шурочка — дитя разумом, на голове вмятина, один глаз вылез из-под век, и глазное яблоко как шишка торчит. Но более бесстрашного человека я ещё не встречала. Шурочка не боится в мороз и зной жить под открытым небом, хотя её приглашают к себе домой православные, уговаривая пожить у них. А Шурочка поживёт у них день-другой и убегает. Почему-то ей надо сидеть у церкви и просить милостыню — хотя какая милостыня, если Шурочка ничего не понимает в деньгах и ценит лишь фантики от конфет? Мальчишки отберут у неё, бывало, деньги, а Шурочка лишь равнодушно посмотрит вслед. Но стоит кому-то посягнуть на её фантики, как Шурочка хватает камень и бросается на обидчика.
Отдал капитан коробку Шурочке и на всякий случай отбежал подальше: вдруг запустит в него булыжником? С неё станется. А Шурочка открыла коробку и заулыбалась от счастья: в коробке сыр, сервелат, сгущёнка, а главное — конфеты в нарядных фантиках.
— Никогда бы не поверил, если бы не увидел всё своими глазами, — закончил свой рассказ капитан.
— Для Бога невозможного нет, — сказал послушник из N-ского монастыря, приехавший в Оптину на совет к старцу. — Помните, что сказано в притчах: «Благотворящий нищему даёт взаймы Господу». Вот у нас в монастыре был любопытный случай.
И послушник стал рассказывать свою историю.
К сожалению, в этой истории всё легко узнаваемо. А потому, избегая соблазна хвалить или хулить кого-то, передам рассказ послушника в обобщённом виде. В некотором царстве, в некотором государстве, в одном старинном монастыре отправили в отпуск отца эконома. А тот на время своего отсутствия поставил управлять монастырским хозяйством своего заместителя, молодого послушника, получившего блестящее экономическое образование в Англии. Сам отец эконом был из практиков — всё знал, всё умел, а получить образование не случилось. Правда, всю жизнь он тянулся к знаниям и буквально благоговел перед своим учёным помощником. Просматривает тот, бывало, по Интернету биржевые новости, изрекая нечто мудрёное о падении индекса Доу-Джонса, а отец-эконом интересуется:
— А своими словами это как?
— А своими словами, батюшка, нам за электричество уже нечем платить, а вы разбазариваете всё на прихлебателей. Знаете, сколько стоит прокормить одного нахлебника? Вот, пожалуйста, у меня всё подсчитано. А сколько таких нахлебников в монастыре?
Нахлебников действительно было много. Бомжи и нищие облепили паперти храмов, а ведь в обед потянутся в трапезную, чтобы получить свою тарелку супа. А ещё помогали немощным старицам, работавшим прежде в монастыре. От юности они безвозмездно служили святой обители — пекли просфоры, мыли полы, готовили в трапезной, а потом состарились и стали болеть. И отец эконом старался помочь им дровами, выписывал к празднику продукты со склада, а в трапезной сажал на самое почётное место.
Были, наконец, в обители и такие хитрованы-паломники, что умудрялись подолгу жить в монастыре, отлынивая при этом от работы. А порядок в монастыре простой — три дня ты гость, а потом иди работать на послушании. А они поработают день-другой и идут жаловаться монастырскому врачу — здесь болит, там колет. А потом начиналось общее расслабление организма с широко известным диагнозом: лень перешла в грипп. Что поделаешь? В любом обществе есть немощные, хворые люди, но и их питает Господь.
Монастырь всегда кормил болящих и нищих, и обитель не зря называли святой, ибо в годину бедствий монахи сами голодали, но делились последним куском хлеба с обездоленными. А теперь эти древние заветы святости вступили в неодолимое противоречие с рыночной экономикой. Как теперь прокормить нахлебников, если цены на продукты запредельные, налоги грабительские, а за электричество действительно задолжали?