Михайлов или Михась?
Шрифт:
– Как же, как же, читал, – сказал он и протянул мне свою огромную ладонь. – Андрей Хазов. Могу вам быть чем-нибудь полезен?
– Можете, господин Хазов.
По его лицу пробежала тень неудовольствия. Замечательная писательница Виктория Токарева считает, что зануда – это человек, который на вопрос «как дела?» рассказывает, как его дела. Зануд не любит никто, даже такие добродушные толстяки, как Хазов.
– Так какой же вы ждете от меня помощи? – спросил он, все еще не торопясь возвращаться к своим такелажным обязанностям.
– Понимаете, Андрей, вы сегодня весь день находились рядом с Михайловым. А мне чрезвычайно важно знать его реакцию на все происходящее в зале суда. Я с Михайловым не знаком, а мне бы очень хотелось понять, что он за человек,
– Ну хорошо, загляну к вам попозже, как только освобожусь немного. В каком вы номере?..
Это попозже произошло лишь часов в двенадцать вечера. Андрей удобно расположился в кресле, закурил крепкие французские сигареты «жетан», от предложенных крепких напитков отказался, зато с удовольствием потягивал томатный сок.
– Вы, видимо, не очень давно живете в Швейцарии – говорите на русском совершенно без акцента, – начал я.
– Ну если учесть, что мне уже за пятьдесят, а родился я во Франции, учился в Цюрихе и уже больше двадцати лет живу в Швейцарии, то мне очень приятно слышать комплимент про мой русский без акцента.
Заметив мое удивление, Хазов рассказал историю своей жизни. Его родители бежали из большевистской России в Париж в 1918 году. Отец был крупным инженером, специалистом по строительству мостов, и сыну чуть ли не с первого года жизни внушал мысль о том, что это единственное стоящее дело. Молодой Хазов окончил цюрихскую Технологическую школу – один из престиж-нейших технических вузов Европы, много ездил, языки ему давались легко, и он достаточно свободно говорит на семи языках, хотя родными почитает русский и французский.
В середине 1970-х Хазов занялся бизнесом и довольно быстро преуспел на новом поприще. Он решил попробовать завязать деловые отношения и с Советским Союзом, отправил несколько контейнеров с продуктами, а затем и сам поехал в Москву. Ровно неделю он наслаждался жизнью в советской столице, вдыхая воздух неведомой ему доселе родины предков и поражаясь дешевизной такси, ресторанов и валютных проституток, атаковавших у дверей гостиницы каждого входящего и выходящего иностранца. Через неделю его арестовали и обвинили в шпионаже. На допросах Хазов угощал следователей КГБ американскими сигаретами, пил с ними водку и пытался логически доказать, что приехал в Москву только по делам своего бизнеса и к спецслужбам Запада никакого отношения не имеет. Освободили его так же внезапно, как и арестовали. Позже Андрей узнал, что Леонид Брежнев собирался ехать во Францию, изобличенный в шпионской деятельности французский гражданин мог бы стать неплохим аргументом в переговорах с неуступчивыми французами, но просто арестованный французский гражданин, чья вина не доказана, мог тем же самым переговорам только помешать. А поскольку до начала визита убедить Хазова в том, что он шпион, не удалось, его и отправили восвояси.
С адвокатом Сильвеном Дрейфусом Андрей Хазов познакомился, переехав в Цюрих, много лет они дружны. Начав работать по делу Михайлова, Дрейфус предложил Андрею Хазову стать переводчиком-консультантом.
– Сильвен считает, что ему может пригодиться не только мое знание русского языка, но и понимание русской психологии, что весьма немаловажно при защите, – поделился Андрей. – О Михайлове столько писали в прессе, что я почти без колебаний согласился. Мне было любопытно познакомиться с этим человеком, и после первого же его посещения в тюрьме я понял, что Сергей – на самом деле человек очень незаурядный.
– А что произошло сегодня на процессе? Многие журналисты считают, что это был просто тактический ход со стороны защиты. Но если это так, то не рисковали ли адвокаты? Что, если бы судья удовлетворила протест и перенесла слушание дела?
– Я припоминаю, что днем видел тебя вместе с другими газетчиками, когда вы пробовали взять интервью у адвокатов. Они же вам сказали, что до окончания процесса – никаких интервью. Прокурор фактически обвинил защитников в том, что они организовывают утечку информации
– Во-первых, ты не адвокат, а всего лишь переводчик, а вовторых, зачем повторять те отговорки, к которым прибегли защитники? Ну какая утечка информации, если досье теперь уже полностью открыто? И чем это, скажи на милость, может повредить Михайлову? Можно подумать, я у тебя какую-то секретную информацию выведываю. Выпей лучше еще томатного соку и просвети меня, неразумного…
Андрей заразительно рассмеялся.
– Убедил, убедил. И то правда – адвокаты могут не отвечать на вопросы журналистов, но меня же никто в моих разговорах не ограничивал. Что касается сегодняшнего выступления Маурера и Манье, то ваша братия все правильно поняла. Это был только тактический ход. Прокурор и судья, прокурор, конечно, в первую очередь, должны были понять, что адвокаты не настроены на так называемую пассивную защиту, а готовы к настоящему бою. Так сказать, произошла демонстрация силы. Что же касается риска, то не забывай, мадам Сталдер – одна из самых опытных судей Швейцарии, ее на такой мелкий крючок не поймаешь. – И Хазов опять от всей души расхохотался.
– Ты чего смеешься? – не понял я.
– А я сказал «крючок» и вспомнил прокурора. Его фамилия Кроше переводится на русский язык как «крючок». Так вот, Сталдер прекрасно все понимает и знает, что стоит за каждым ходом адвокатов. Но есть неписаные правила – процесс должен проходить по установленной процедуре. Адвокаты не могут подойти к судье во время перерыва и заявить: мы будем поступать так-то и так-то. Это недопустимо. Они выступают с различными заявлениями, про-тестами, как бы оговаривая свою тактику. Вот ты обратил внимание, что сегодня во время перерыва Маурер подошел к прокурору и оба весело смеялись над анекдотом, который рассказал Маурер. Ты что же думаешь, Мауреру делать больше нечего, как анекдоты Кроше рассказывать? Но это тоже своего рода демонстрация. Маурер показал Кроше, что лично против него он ничего не имеет. А потому в процессе каждый из них должен находиться, как бы точнее сказать, в рамках своих служебных обязанностей. Ладно, старик, время позднее, пойду-ка я вздремну, завтра легкого дня ждать не приходится, начнутся допросы свидетелей обвинения. Встретимся за завтраком, если хочешь.
От первого лица
Сергей МИХАЙЛОВ:
От первого дня суда я ничего не ждал – ни хорошего, ни плохого, а потому не волновался. Собственно, все произошло так, как я и предполагал. Протест по поводу отмены суда отклонили, я не сомневался, что и перенести суд Антуанетта Сталдер тоже откажется.
Меня неприятно поразило, что даже на суд мне пришлось ехать в наручниках и в сопровождении большого количества охраны. Когда мы приехали из тюрьмы Шан-Долон во Дворец правосудия, я увидел, что и здесь полно полицейских и вооруженных спецназовцев. В небе я услышал характерный звук вертолета – спектакль продолжался, швейцарцы хотели еще раз показать всему миру, что в их сети попалась самая крупная «рыба» преступного мира и поэтому все меры безопасности вызваны необходимостью. Я-то ко всему этому уже привык, но, наверное, на тех людей, которые собрались во Дворце правосудия, это произвело соответствующее впечатление – уж в этом-то я не сомневался.
Во время коротких перерывов меня запирали в какую-то клетку, где нельзя было даже повернуться, а когда объявили большой перерыв, то меня на обед повезли снова в тюрьму. Вернувшись, я попросил своих адвокатов обратиться к судье с ходатайством, чтобы во время перерывов мне разрешили оставаться во Дворце правосудия. Завтра, все основное начнется завтра – думал я, засыпая в ту ночь после первого дня суда.
Упор на упорова
Женева, площадь Бург де Фур, 1, Дворец правосудия. 1 декабря 1996 года. Утро – день – вечер.