Михайлов или Михась?
Шрифт:
– Меня в аэропорту встретил полицейский. Он сказал, что в телефонном разговоре с Москвой ему меня отрекомендовали как человека, хорошо знающего «Солнцевскую» ОПГ. Полицейский спросил, так ли это. Я подтвердил, что уже много лет занимаюсь расследованием преступлений «Солнцевской» ОПГ и готов рассказать все, что знаю, чтобы помочь швейцарскому правосудию. И тогда полицейский спросил меня, согласен ли я все это рассказать в качестве официального свидетеля. Я ответил согласием. После этого меня отвезли к следователю, который представился как Жорж Зекшен.
– Из ваших слов я поняла, что женевская
– Да.
На протяжении двух лет появление майора московского РУОПа Николая Упорова было покрыто тайной. Ни адвокаты, ни сам Сергей Михайлов не могли добиться ни от следователя, ни от прокурора внятного ответа, когда, как, по чьему заданию и в качестве кого прибыл в Женеву человек, ставший официальным свидетелем. Конечно, защита предполагала, что Упоров вступил в некий сговор со следствием, однако это были лишь предположения. И вот только теперь, на суде, отвечая на методичные вопросы, Упоров вынужден был пролить свет истины на свое загадочное появление и не менее завуалированную миссию.
– Итак, господин Упоров, – снова обратился к свидетелю адвокат Реймон, – вы приехали в Женеву, не имея никаких официальных полномочий, и только здесь приняли решение стать свидетелем обвинения – официальным свидетелем.
– Я не знаю всех тонкостей процедуры. В Женеву я приехал один, со мной не было никакого начальства, так что все решения я принимал самостоятельно, посоветоваться мне было не с кем. Я считаю, что я вправе был принимать любые решения, так как указание выехать в Швейцарию я получил от своего начальника.
– Письменно?
– Устно.
– Как же все-таки это происходило, кто финансировал поездку, кто оформлял визы в швейцарском посольстве и авиабилеты?
– Не знаю. Накануне моего отъезда мне на работе вручили билет до Женевы, виза в паспорте уже была проставлена.
– Господин Упоров, в следственном досье нет ни одного документа, подтверждающего, что вы являетесь сотрудником РУОПа. Как это могло получиться?
– Не знаю, могу лишь повторить, что у меня при себе было удостоверение личности, которое я при знакомстве с полицейскими предъявил.
– Чем вы можете объяснить, что в досье нет также ни одного документа, который мог бы подтвердить все вами рассказанное. В досье отсутствуют также какие-либо рапорты полицейских или их отчеты о «Солнцевской» группировке.
– Я помню точно, что готовил подробный рапорт о «Солнцевской» ОПГ. Этот рапорт я передал своему начальнику. Что было дальше с этим документом, мне неизвестно. Начальник мне не докладывал.
– Да, но у вас наверняка сохранилась копия этого документа. И раз вы приехали в Женеву с инициативой помочь, то почему вы не взяли этот рапорт с собой?
– Я привозил какие-то документы, но не помню точно, передал ли я их Зекшену. – Упоров после этой фразы умолк и продолжил лишь спустя несколько минут: – Да, теперь я вспомнил точно, я передавал Зекшену документы, а почему они отсутствуют в досье, я не знаю.
– Вернувшись в Россию, вы составили письменный отчет о своем пребывании в Женеве?
– А у меня его никто и не требовал.
– Вы сказали сегодня, что участвовали в задержании членов
«Солнцевской» преступной группировки. Их было, по вашим словам, 30—50
– Да, были возбуждены уголовные дела, потом суды выносили обвинительные приговоры.
– Тогда тем более непонятно, почему все эти документы российские власти не передали швейцарскому правосудию.
– Я уже объяснил, что в России очень сильна коррупция.
– Коррумпирован весь правоохранительный аппарат? – изумился Реймон.
– Не весь, но многие, в том числе и руководители.
– Вы сказали, что прокурор развалил дело Михайлова по кооперативу «Фонд». Заместитель прокурора Москвы тоже коррумпирован?
– Я не уверен в этом на все сто процентов.
– Но подозреваете его в этом?
– Это мое сугубо личное мнение, я на нем не настаиваю.
– После возвращения из Женевы вы дали интервью газете
«Коммерсант». Какая в этом была необходимость, ведь полицейские стараются как можно реже встречаться с прессой для сохранения тайны следствия?
– Журналисты обратились к Климкину и сказали, что у них есть копия протокола моего допроса в Женеве. Я не знаю, как попала к ним эта копия, но она была или умышленно искажена, или допущены ошибки во время перевода. Я считал своим долгом встретиться с журналистами и рассказать им всю правду.
– Вы поставили в известность об этом свое руководство? Может быть, после встречи сообщили об ее итогах, как это делается полицейскими всего мира.
– Я не считал себя обязанным докладывать о своих встречах с прессой, тем более что я всегда говорил правду.
Было уже восемь часов вечера, когда судья объявила очередной короткий перерыв. Обычно репортеры первым делом бросались к своим телефонам, потом атаковали автоматы, наливающие кофе и чай. Сейчас я обратил внимание, что у автоматов с напитками почти не было очереди – кое-кто из журналистов покинул Дворец правосудия. После перерыва в зале вообще не было ни одного представителя российской прессы. Им не нужен был свидетель, не столько обвиняющий, сколько оправдывающийся. А за дело взялся адвокат Паскаль Маурер. Невысокого роста, кудрявый и очень подвижный, он внешне никак не походит на почтенного адвоката, тем более воз-главляющего коллегию адвокатов Женевы. Сидеть на одном месте для Маурера – сущая мука. Он бегает по залу, без всякого смущения здоровается с многочисленными знакомыми, но при этом ни малейшая деталь не ускользает от его внимания. Всякий раз, когда Маурер замечает какое-либо несоответствие или несуразицу, он резко отбрасывает отороченный мехом горностая конец своей адвокатской мантии и морщится, как от острой зубной боли. Если Реймон в своем допросе свидетеля походил на танк, угрюмо продвигающийся вперед и ломающий все препятствия, то Маурер брал с наскока.
– Был ли осужден Виктор Аверин? – задал он вопрос Упорову.
– За какое преступление? – попытался уточнить свидетель.
– Я вас спрашиваю? – не поддался на уловку адвокат.
– Да, Аверин ранее был судим.
– За что?
– Не помню точно, но, по-моему, за убийство.
– Господин Упоров, вы сказали, что имеете юридическое образование. Вы знаете, что такое ложные свидетельские показания?
– Да.
– Хорошо, тогда продолжим. У вас новая семья?
– Да.