Михайлов или Михась?
Шрифт:
В зале воцарилась гробовая тишина – большинство присутствующих сочли реплику Михайлова откровенной дерзостью, которая недопустима по отношению к суду и которая, несомненно, будет наказана. Но сама же Антуанетта Сталдер разрядила обстановку.
– Вы правы, господин Михайлов, – сказал она, улыбнувшись. – Мы не узнаем истины, если будем друг друга перебивать. И все же постарайтесь не быть многословным.
– Я постараюсь, госпожа президент суда, – ответил Сергей улыбкой на улыбку. – Ответьте, пожалуйста, господин Абрамович, какую сумму составила прибыль вашей фирмы за период в 1993– 1995 годы?
– Не могу сказать это, трудно припомнить так сразу.
– Может
– Нет, не помню.
– Удивительное дело, господин Абрамович. Вы не помните, сколько денег заработали, зато прекрасно помните, сколько отдали. Может быть, вы могли бы назвать хотя бы банки, в которые перечисляли деньги?
– Я действительно не помню, какова была прибыль фирмы, но помню, сколько отдал за «крышу», потому что отдавать-то мне приходилось из собственного кармана. И, конечно, за давностью событий я не могу припомнить, в какие именно банки я перечислял деньги.
– Вы легко подсчитали, что отдали мне или моим людям для меня два миллиона долларов за два года. Утверждая, что вас вынуждали отдавать пятьдесят процентов от оборота фирмы, можно сделать вывод, что ваша фирма за два года провела финансовых операций на четыре миллиона долларов. Так ли это?
– Я же сказал, что не помню.
Впервые за два дня заседаний вопрос последовал от присяжных:
– Господин Абрамович, вы утверждаете, что занимались производством. Следовательно, вы не должны были иметь отношения к бухгалтерии. Откуда же вы так хорошо помните суммы, которые отдали солнцевским?
– Но я же сказал, это были мои кровные деньги. Как же я мог не знать, сколько я отдал. А в бухгалтерию фирмы я действительно не вмешивался, поэтому не могу вспомнить, какую сумму составили наши обороты за эти два года.
– Вопросов больше нет, – провозгласила Антуанетта Сталдер и объявила перерыв.
* * *
Женева, площадь Бург де Фур, 1, Дворец правосудия. 2 декабря 1998 года. Вечер.
Документы уголовного дела № Р9980\96
Майами, США, 23 января 1997 года. 10 часов 20 минут Следователь: господин Жорж Зекшен
Секретарь: господин Рене Ваннер, давший присягу Протокол заседания
Закрытое расследование без предоставления информации Присутствуют: г-жа Диана Фернандес, помощник прокурора,
Южный Дистртикт, Флорида, США;
г-н Гарри Риццо, специальный агент ФБР, отделение Майами, Флорида, США;
г-жа Марла Санчес, переводчик с английского языка на французский, давшая присягу;
г-жа Ингрид А. Коллинз, переводчик с английского языка на немецкий, давшая присягу.
На основании судебного поручения слушаются:
г-н Майкл Шранц, 1963 г.р., проживает в ФБР, Форт Лодердейл, Флорида, США, свидетель, давший присягу.
Г-н Шранц, отвечая на вопросы г-на Зекшена:
Первый раз я увидел Михайлова и Аверина в конце 1992 года или в начале 1993 года, то есть приблизительно за шесть месяцев до их окончательного переезда в Австрию. Господин Азимов отправил меня в сопровождении Вернера Кегерле встречать этих двух людей на вокзал. Они прибывали поездом из Чехословакии. С ними был третий человек, которого я не знал и которого я больше не видел. Во время этого визита они проживали в гостинице «Мариотт» в Вене.
Тот факт, что они приехали на поезде, мне показался странным, так как обычно эти люди летают на самолете. Возможно, они
Переезд в Вену господина Аверина и господина Михайлова должен объясняться тем, как мне это сообщили, что они проиграли начавшуюся войну между преступными группировками в Москве и вынуждены были временно уехать из города.
Михайлов и Аверин, а также их семьи переехали в Вену летом 1993 года. Две семьи (8 человек) прилетели на самолете и привезли с собой огромное количество багажа. Понадобилось несколько машин, чтобы погрузить весь багаж. Я думаю, что я знаю, почему Михайлов и Аверин выбрали Австрию. Кажется, все преступные организации договорились не прибегать к враждебным действиям в Австрии, это было что-то вроде неприкосновенной территории.
Я подтверждаю о себе, что родился в Югославии 25 мая 1963 года.
Когда мне было три года, моя мама и я уехали из Югославии в Австрию, в Вену.
Я закончил среднюю школу в Австрии и выучился на слесаря.
С 1981-го по 1983 год я был в армии, затем я работал портье в общественных учреждениях. В дальнейшем я был служащим или работал сам на себя. Я был агентом службы безопасности и телохранителем, чем я занимался до моего отъезда из Австрии в США 14 августа 1996 года.
В перерыве репортеры вяло обсуждали только что прошедший допрос. Все ждали настоящего боя, а боя-то, по сути, и не было. Уже второй из основных свидетелей обвинения, по сути, признался в том, что ничего фактически сообщить суду не может. Игорь Седых, вынужденный коротать время в коридорах Дворца правосудия, ожидая своего вызова в качестве свидетеля обвинения, все же счел нужным высказать свое мнение.
– Плохи дела у Михайлова, – многозначительно заметил он. – С такими деньгами, как у него, мог бы нанять адвокатов и получше.
– А чем тебе эти не угодны? – поинтересовался кто-то из сидевших за нашим столиком в кафе коллег.
– Эти? – переспросил Игорь. – Да у них же нет никакой стратегии защиты, просто отбивают удары, и все. Поверьте, во время прений они станут легкой добычей Кроше. Вы что же думаете, прокурор молчит потому, что ему нечего сказать? Да ничего подобного. Мне известно точно, Кроше бережет свои козыри для решающего боя. А адвокаты наивно проглотили этот крючок для простаков и знай дуют свое – задают многозначительные вопросы и радуются, когда свидетели не могут на них ответить. Да прокурору только этого и надо. Вот увидите, что начнется, когда прокурор выступит с основной речью. Адвокаты окажутся загнанными в угол, но выбраться из него они уже не смогут. Я совершенно твердо в этом убежден и не понимаю, как этого не видят сами защитники. Кстати, старик, – обратился Игорь ко мне, – я видел, как ты треплешься в перерывах с этим толстым переводчиком. Как его фамилия-то? Так вот, ты бы не мог посодействовать, чтобы через этого Хазова получить у адвокатов заключительную речь Ми-хайлова?
– А с чего ты взял, что эта речь Михайловым уже написана, и почему думаешь, что она есть у Хазова?
– О святая простота! – усмехнулся Седых. – Да кто тебе сказал, что Михайлов будет писать заключительную речь? За него речь написал, насколько я знаю, Дрейфус, и речь эта рассчитана на полтора часа. Со своей стороны, могу пообещать, что моя газета напечатает эту речь без каких-либо искажений. Может быть, не полностью, но без искажений.
– А почему бы тебе самому не обратиться к Хазову, он милейший человек и тебя не слопает, ручаюсь.