Михайлов или Михась?
Шрифт:
– Спасибо, у меня больше нет вопросов к свидетелю, – сообщил Сергей Михайлов.
Во время перерыва Игорь был оживлен, делился с коллегами подробностями. Он рассказал, что полицейские, которые явились к нему в дом, пытались его убедить в том, что его жизни угрожает реальная опасность и если он сделает соответствующее заявление, то к нему немедленно приставят вооруженную охрану.
– Я им тоже сказал, что ни о какой угрозе мне ничего не ведомо, если что-то узнаю, то сообщу непременно. Вот что на самом деле я им сказал. А не то, что утверждает Кроше, будто я хотел подумать, прежде чем сделать официальное заявление, – рассказывал Седых.
Закончился
* * *
Документы уголовного дела № Р9980\96
Женева Дворец правосудия 16 марта 1998 года
ПОСТАНОВЛЕНИЕ О ПРОВЕДЕНИИ ОБЫСКА И ИЗЪЯТИЯ
Рассмотрев уголовное дело № Р1297\98, на основании заявлений и собранных на сегодняшний день признаков по делу, в связи с тем, что были приняты значительные меры для того, чтобы средствами, противоречащими праву, сорвать следственные действия, предпринятые судебным следователем по делу № Р9980\96 в отношении господина Сергея Михайлова,
что выражается, в частности, в том, что из места содержания под стражей в Женеве господин Сергей Михайлов продолжает руководить своей организацией и вмешивается с тем, чтобы изменить доказанные признаки путем отдачи словесных приказов, а именно письменных распоряжений, адресованных членам своей организации,
что также, находясь в тюрьме Шан-Долон, господин Михайлов даже получает письменную информацию и сообщения,
что установлено, что эти передачи происходят, в частности, через господина Ральфа Освальда Изенеггера, родившегося 17 февраля 1967 года, одного из женевских адвокатов, осуществляющих защиту господина Сергея Михайлова по делу № Р9980\96,
что необходимо расследовать всю информацию, не относящуюся в строгом смысле к деятельности защитника по делу № Р9980\96, переданную через господина Ральфа Освальда Изенеггера, которая может быть, в частности, представлена в виде рукописных документов господина Сергея Михайлова, записок господина Ральфа Освальда Изенеггера или третьих лиц или любой другой поддержки, которая может содержать эти сведения.
Жорж Зекшен, судебный следователь.
* * *
Еще совсем недавно его история не сходила с первых страниц швейцарских да и не только швейцарских газет. Адвоката Изенеггера обвинили в том, что он, передавая письма заключенного Михайлова, стал чуть ли не участником русской преступной группировки, своими действиями активно мешал проведению следствия. Единодушные прогнозы газетчиков были безрадостными – адвоката Изенеггера, по их мнению, ждали лишение лицензии, тюремное заключение и полное забвение. Потом газеты так же дружно, как начали эту кампанию, ее и прекратили. И дело было вовсе не в том, что исчерпали тему. Просто-напросто Ральфа Освальда Изенеггера выпустили на свободу, он, правда, предпочел уйти из адвокатского бюро «Шмидт», но открыл свой собственный офис. А это уже было никому не интересно. И вот теперь Изенеггер, в элегантном светлосером костюме, явившись в зал с портфелем, туго набитым бумагами, предстал перед судом в качестве свидетеля.
С ходу в бой на сей раз устремился прокурор Кроше, спросив для начала Изенеггера, знаком ли он с московским адвокатом Пограмковым.
– Знаком, – ответил Ральф сдержанно.
– А у вас не вызвало никаких подозрений,
– Нет, это не вызвало у меня никаких подозрений, тем более что я был хорошо осведомлен, что господин Пограмков на протяжении всех двух лет ходатайствовал, чтобы ему разрешили встречи с его подзащитным.
– Знакомы ли вам господа Аверин и Тамм?
– Да, мне знакомы эти бизнесмены.
– У них есть счета в Швейцарии?
– Насколько я знаю, на их счетах в Швейцарии находятся деньги, заработанные ими бизнесом.
– А почему они вмешивались в дело Михайлова?
– Будучи его близкими друзьями, они переживали за его судьбу, вместе с семьей хотели помочь.
– А теперь, свидетель, ответьте мне, почему вы, адвокат, юрист, передавали письма Михайлова, будучи прекрасно осведомленным, что это нарушение закона? – резко спросил прокурор Кроше.
– Я не считаю, что нарушал закон, – возразил адвокат Изенеггер. – Когда Михайлов попросил меня передать его письмо родственникам первый раз, я ему отказал, отказал и во второй раз. А на третий раз я согласился. Он мне сказал: «Ральф, ты видишься со мной почти каждый день и ты знаешь, что я невиновен». Я считал, что он невиновен и что его изоляция слишком сурова. Михайлов находился в тюрьме на другом положении, чем другие заключенные, даже убийцы, и это было несправедливо.
– Михайлов заставил вас выносить его письма из тюрьмы под угрозой, он оказывал на вас давление?
– Нет, ничего такого не было. Я действовал так из чисто человеческих побуждений, и никаких угроз или давления не было.
Прокурор Кроше попытался подойти к этому вопросу, что называется, с другой стороны:
– А у вас не сложилось впечатления, что вы протянули Михайлову палец, а он ухватил всю руку?
– Нет, такого впечатления у меня не сложилось, – последовал ответ. – Я ведь уже сказал, что помогал господину Михайлову от души, других мотивов не было. И еще я хочу добавить, что я ничего такого не делал, что могло бы повредить следствию, и никогда бы ничего подобного себе не позволил. Все письма, которые я передавал, носили сугубо личный характер, в них не было никакой деловой информации.
– У нас есть запись разговора Аверина с Кандовым. Это очень грубый разговор…
– Я веду несколько дел, связанных с русскими бизнесменами, общаюсь с ними и поэтому хочу сказать, что русские бизнесмены – вообще довольно грубые люди…
– Разве, господин Изенеггер? – перебила Ральфа президент суда. – А господин Михайлов? О нем никто не может сказать, что он грубый.
– Вы сами, господин прокурор, вы и ваши следователи спровоцировали необходимость этих писем! – не выдержав, воскликнул со своего места адвокат Ксавье Манье. – Вы содержали Михайлова в слишком строгой изоляции, нарушая его права. Человек беспокоился о своих родных и близких.
– Я хотел бы продолжить свои вопросы, – произнес прокурор, обращаясь к судье. И, получив ее молчаливое согласие, продолжил: – Вы знакомы с журналистом Олегом Якубовым?
– Да, – ответил Ральф, и все находившиеся в зале репортеры мигом обернулись в мою сторону.
– Что вы можете сказать об этом человеке? Он единственный из журналистов всего мира, кто вот уже два года защищает Михайлова. Вы считаете, что ему за это заплатили?
– Я не очень-то симпатизирую господину Якубову, потому что он вечно пристает со своими вопросами. Я не знаю, заплатили ли ему за статьи. Но мне кажется, что он достаточно свободный и независимый человек, чтобы писать о том, о чем он хочет.