Микстура от косоглазия

Донцова Дарья

– Кто, я?

– Ты! И еще, – схамил Куприн, – мне до потери пульса обрыдло видеть Марину Степановну!

С этими словами он захлопнул перед моим носом дверь, и через секунду я услышала шум отъехавшего лифта.

Несколько минут мне понадобилось для того, чтобы прийти в себя. Нет, вы слышали?! Ему надоела Марина Степановна! Да я ее тоже видеть больше не могу! Вопрос в том, кто привел к нам в дом ее и Вована?! Потом гнев уступил место тревоге. Интересно, что за неприятность стряслась у Куприна на службе, если он

так обозлился на меня? Я давно знаю, когда Куприн начинает «строить» домашних, у него на работе форсмажор. Впрочем, следует отметить, что никогда до сих пор Олег не говорил, что я ему надоела! Так что же произошло?

– Ты сегодня дома? – спросила Томочка, выглядывая в прихожую.

– Да… а в чем дело?

– Будь добра, – попросила она, доставая с вешалки комбинезон Никитки, – нам, оказывается, сегодня к доктору, я день перепутала, думала, завтра идти, а заглянула в календарь и спохватилась.

– Тебе помочь в поликлинике надо?

– Нет, сама управлюсь. Лучше пожарь печенку, она лежит на кухне, на доске.

Я постаралась не измениться в лице. Вообще говоря, терпеть не могу готовить, а уж возиться со скользко-мягкой печенью вообще ненавижу, но не говорить же это Томусе, которая целыми днями скачет у плиты, вдохновенно варя на всю семью обеды.

– Хорошо, не волнуйся, – бодро ответила я, – пожарю в лучшем виде.

– Лук не забудь!

– Ладно.

– Сметану возьми свежую.

– Непременно.

– Обваляй кусочки в муке.

– Обязательно.

– Не пересоли.

– Не беспокойся.

– А главное, долго не жарь, если передержать на плите печенку, она делается твердой, словно подошва!

– Хорошо!!!

– Вилка, ты на меня рассердилась? – всплеснула руками Томочка. – Извини, я дала тебе кучу указаний.

– Все нормально, – я улыбнулась, – я умею готовить печень по-строгановски, пальчики оближете.

Когда Тома и Никитка отправились в поликлинику, я пошла на кухню и уставилась на кроваво-коричневый кусок, лежащий на доске. Да уж, выглядит омерзительно, даже издали видно, какой он противно-скользкий. Но делать нечего.

Тут откуда-то сбоку выскочил Лаврик и метнулся к столику. Вмиг котяра взлетел вверх и попытался на моих глазах нагло вонзить зубы в печенку. Я возмутилась до глубины души:

– А ну уходи прочь! Ты, между прочим, не единственная кошка в доме! Но никому, кроме тебя, не взбрело в голову разбойничать!

Лаврик спрыгнул на пол и сердито произнес:

– Мр!

– Вот тебе и «мр», – вздохнула я, вытаскивая муку, – кричи не кричи, не видать тебе печенки! Вам, сэр, на ужин приготовили «Вискас».

И тут ожил телефон. Я схватила трубку.

– Слышь, Вилка, – зачастила Кристя, – ты дома будешь?

– Пока да, а что?

– Нам восьмой урок добавили.

– Очень хорошо, – брякнула я, наблюдая, как Лаврик опять начинает подбираться к печенке.

– Вилка! –

возмутилась Кристя. – Что ты нашла хорошего в этой ситуации!

– Извини, дорогая, хотела сказать: очень плохо.

– Ко мне вот-вот придет Ангелина Григорьевна.

– Это кто такая?

– Учительница по русскому, у нас первое занятие. Ты ей дай пока чаю, ну и скажи про лишний урок.

– Ладно, – ответила я и, бросив трубку, кинулась на Лаврика с кухонным полотенцем.

Кот ловко увернулся, взлетел на буфет и разразился оттуда целой тирадой, состоящей из гневного мяуканья и нервного пофыркивания. Я вновь приступила к готовке. Но не успела порезать кусок на ломтики, как вновь раздался звонок, на этот раз в дверь. Чертыхаясь, я кое-как вытерла руки, пошла в прихожую и, забыв посмотреть в «глазок», распахнула дверь. На пороге возникла детская фигурка в дубленочке и вязаной шапочке.

– Здравствуйте, – пропищала она. – Кристина дома?

Я хотела уже сказать:

«Нет, приходи вечером, когда твоя подружка сделает уроки», – но тут нежданная гостья сказала:

– Я Ангелина Григорьевна, учительница.

– Да-да, – засуетилась я, – проходите, раздевайтесь.

Ангелина Григорьевна сняла шубку из овчины, вылезла из крохотных, каких-то кукольных сапожек, сунула ступни младенческого размера в принесенные с собой тапочки и стала методично причесываться у зеркала. Все это время, пока она не торопясь приводила себя в порядок, я с тревогой прислушивалась к звукам, доносящимся из кухни.

Сначала там что-то зашуршало, потом зазвякало, зачавкало. Похоже, Лаврентий добрался до печенки.

Преподавательница как ни в чем не бывало спокойно причесывала кудряшки.

– Вот здесь по коридору дверь, – не выдержала я, – подойдите ко мне, когда приведете себя в порядок.

– А вы куда? – подняла на меня огромные васильковые глаза Ангелина Григорьевна.

– Мне кота надо убить, – брякнула я и побежала в направлении кухни.

Влетев в нее, я сразу увидела разбойника. Лаврик сидел прямо на разделочной доске, вся его шерсть была покрыта кровью, а изо рта торчал кусок печенки. Издав крик команчей, я одним прыжком преодолела разделявшее нас пространство, схватила котяру за шею, прижала к деревяшке и стала рвать у него из зубов добычу, сердито вереща:

– Конечно, готовить это уже нельзя, но и тебе съесть не дам, иначе решишь, будто имеешь полное право на разбой!

Лаврик вертелся, словно флюгер под бурным ветром, в разные стороны летели капли крови, через пару секунд я стала похожа на вампира после охоты!

– Что вы делаете? – раздался писк.

Я подняла голову. Ангелина Григорьевна с выражением крайнего ужаса на лице наблюдала за мной. Я хотела было объяснить ситуацию, но Лаврик начал отчаянно рваться из рук. Я посильней придавила кота и прошипела: