Миллион в сигаретной пачке

Самбук Ростислав Феодосьевич

– Прошу расписаться, – сказал он сухо, – и сейчас введу вас в курс дела.

Чугаев поставил свою подпись – у него была паркеровская ручка, надел на нее колпачок и спрятал во внутренний карман пиджака.

Позвав из цеха двух рабочих, Хаблак взял в присутствии понятых отпечатки пальцев у Чугаева, потом подал ему папку с фотографиями.

– Прошу внимательно просмотреть и сообщить, если найдете знакомых, – сказал он.

– А зачем все это?

– В свое время я объясню.

Чугаев взял папку. Фотографии Бобыря и Хмыза были на третьей странице, и когда

Чугаев перевернул вторую, Хаблак уставился на него в упор. Но Владимир Алексеевич ничем не выдал себя: задержал взгляд на фотографиях не дольше, чем на остальных, и перевернул страницу. Просмотрев все снимки, отодвинул альбом.

– Никого не знаю. По крайней мере не припоминаю: в моем возрасте память уже не такая, мог кого-то и забыть. Нет, не припоминаю… – покачал он головой.

– Так и запишем, – согласился Хаблак.

Чугаев кивнул и сжал ладонью раздвоенный подбородок.

– Может быть, теперь все же объясните цель вашего посещения? – спросил он.

– Вам знакома фамилия Хмыз? – в свою очередь спросил Хаблак. – Хмыз Ярослав Михайлович?

Чугаев снова снял очки и даже подышал на них, прежде чем протереть.

«Все же он не ждал, что милиция выйдет на него, – злорадно подумал Хаблак. – Но вставные зубы могут быть у тысяч людей, и только экспертиза докажет, что именно Чугаев надкусил яблоко».

– Хмыз? – Чугаев задумался. – Хмыз? Кажется, я где-то слышал эту фамилию. Но точно утверждать не могу. Боюсь ошибиться.

– А Бобыря Анатолия Васильевича не знаете? Уголки губ Чугаева еле заметно вздрогнули, но ответил он сразу и уверенно:

– Не знаю. Кто он такой?

– Работал в Печерском райпромторге.

– И чем проштрафился?

– Ничем. Просто попал под поезд.

– А-а… – Как-то даже облегченно вздохнул Чугаев. – Несчастный случай… Но при чем тут я?

– Ваш телефон записан в блокноте Хмыза.

– Но ведь погиб этот… Бобырь?

– Хмыз – последний, кто видел Бобыря. И мы вынуждены были задержать его.

– Но ведь у Хмыза, думаю, много знакомых и, если ориентироваться на записные книжки… мой телефон известен сотням людей.

– Где вы были в субботу между девятью и одиннадцатью часами вечера? – спросил Хаблак. Как он и думал, безупречного алиби у Чугаева не было.

– В кино, – ответил он. – Мы с женой ходили на восьмичасовой сеанс.

– В какой кинотеатр?

– «Краков» на Русановской набережной. Мы там рядом живем.

– На какой фильм?

– «Сокровища Серебряного озера», жалеем, что пошли. Мальчишкам интересно – про индейцев…

– Чем можете доказать, что были в кино?

– Ну, знаете! – развел он руками. – Я там знакомых не встретил.

– Жаль.

Чугаев сунул руку в карман брюк, что-то поискал и лицо у него просветлело. Вытащил скомканные билеты.

– Вот, – протянул он. – Случайно сохранились. «Вовсе не случайно, – подумал Хаблак, и хранил бы ты их бог знает сколько!» Капитан ничем не проявил своих сомнений, взял билеты и спрятал в конверт.

– Чудесно, – сказал он. – Приобщим к делу. Извините, что вынужден был побеспокоить вас, но служба…

– Каждому

свое! – блеснул очками Чугаев и погладил свой голый череп. – Когда я еще понадоблюсь?

– Мы найдем вас, – ответил Хаблак, – но, надеюсь, обойдется.

Чугаев обогнул стол и открыл перед капитаном дверь. К выходу надо было пройти через весь цех, но Владимир Алексеевич не покидал Хаблака. Шел на полшага позади и охотно объяснял:

– Видите, какое производство. Современные машины, импортные и отечественные. Выпускаем продукцию отличного качества и имеем переходящее Красное знамя.

– И что же выпускаете? – полюбопытствовал Хаблак.

– В основном продукцию из шерсти. Детские костюмчики, женские кофточки, свитеры, джемперы, пуловеры.

Ассортимент большой. Скажу, не хвалясь: наши изделия пользуются большим спросом.

Хаблак с любопытством осматривался вокруг. Правда, современное предприятие. Неужели на этих машинах делают левую продукцию, которая шла в магазины Булавацкого и Хмыза? А в какие еще? Тут без Коренчука не разберешься…

Остановился возле какого-то станка, пропустив Чугаева вперед: совсем забыл посмотреть на его обувь. Скосил глаза – нет, самое большее сорок первый размер, даже сороковой – обыкновенные, немного стоптанные босоножки, которых полно во всех обувных магазинах…

Впрочем, он может и ошибаться. Интересно, что скажут дактилоскописты? Если попросить, обработают отпечатки пальцев Чугаева еще сегодня. Надо спешить…

Хаблак попрощался с Чугаевым, быстро дошел до проходной и вскочил в уже тронувшийся троллейбус. А через два часа ему уже было известно, что Владимир Алексеевич Чугаев напрасно отказывался от знакомства с Хмызом: на бутылке из-под коньяка, оставленной в кафе «Эней», были отпечатки и его пальцев. Следовательно, четвертым в этой компании, кроме Булавацкого, Бобыря и Хмыза, был он, начальник цеха трикотажной фабрики Владимир Алексеевич Чугаев.

– Доволен, вижу, что доволен, – сияешь, как новая копейка! – сказал Каштанов, увидев в дверях Хаблака. – Проходи, садись.

Вслед за капитаном в кабинет протиснулся и Коренчук. Действительно, протиснулся, потому что его портфель едва не застрял в дверях, и лейтенант повернулся боком, чтобы пройти.

Капитан сел возле стола Каштанова, положив на приставной столик папку, а Коренчук примостился на стуле у стенки, держа портфель на коленях.

– Доказательств и фактов, – Хаблак постучал кончиками пальцев по папке, – достаточно, и прокурор утвердит постановление об аресте Чугаева, не колеблясь.

– Ты прав, – согласился Каштанов, – но я уже советовался с прокурором, и мы несколько иного мнения.

– Но ведь вам же известно, что яблоко, найденное у рельсов, где погиб Бобырь, надкусил Чугаев. У нас есть заключение экспертизы, правда, не окончательное, для стопроцентной гарантии надо сделать слепок с челюсти этого пройдохи. Но ведь отпечатки пальцев…

– Согласен, – остудил его пыл Каштанов. – Я согласен с тобой, но, если хочешь, мы только подошли к кульминации дела. А у вас какое мнение, лейтенант?